– Будешь?
Юрген покачал головой.
– Молодец! Нечего травиться. Хотя с нашей работой нужны железные нервы, – дядя затянулся. – О работе-то я и собирался поговорить. Думаю, ты догадался, зачем приходил керр Эрмитлер?
– Познакомиться? – предположил Юрген.
Дядя кивнул.
– Я промолчал при Линде, что за месяц ты дважды умудрился угодить в неприятности. Не хотел лишний раз ее волновать. Думаю, во внутренней безопасности должно быть спокойнее.
– Следите за мной?
– Хенрик – мой старый армейский друг. Он держит в курсе.
– А я-то гадал, почему меня распределили в Апперфорт? – Юрген невесело хмыкнул. – Значит, пока тетушка устраивает мою личную жизнь, вы решили заняться карьерой?
– Злишься?
– Нет, – после заминки признал Юрген. Он действительно не злился, разве что был слегка разочарован: его по-прежнему считали нуждающимся в опеке ребенком. – Я понимаю, вы с тетушкой искренне печетесь о моем благополучии, но я вырос и способен сам отвечать за собственную жизнь. Мне нравится Апперфорт и его первый отдел, и я считаю, что там принесу настоящую пользу стране и людям.
– Хорошо, – после длительного молчания согласился Август. Затушил сигару. – Будь осторожен.
– Буду. Я уже обещал керр Дершефу не лезть на рожон.
Юрген неожиданно подумал об отце, который перед своей последней поездкой в Лаосс, вероятно, говорил то же самое. Судя по промелькнувшей на лице дяди тени, их мысли сходились, но до возвращения в дом Август не сказал больше ни слова.
Юрген и сам не подозревал, насколько сильно привязался к Апперфорту. За два месяца он успел полностью отвыкнуть от столичной суеты и гомона и теперь, выйдя на улицу, постоянно ощущал смутное, ничем не обоснованное беспокойство.
Тянущиеся к небу дома нависали над головой, давили, лишали воздуха. На дорогах и тротуарах в сравнении с провинцией было больше транспорта и людей, последних – даже слишком много. Молодой человек по привычке пытался отслеживать ситуацию, но вскоре сдался. Впрочем, карманника он заметил сразу, но арестовать того помешали держащиеся за локти кузины. Понимая, что пока он «освободится», воришка сто раз успеет скрыться, Юрген мысленно махнул рукой и даже не стал ничего говорить: зачем понапрасну тревожить девушек?
Обратный дилижанс отходил поздно вечером, и раз уж появилось свободное время, молодой человек решил навестить старшую из двоюродных сестер. Бьянка уже три года являлась счастливой женой и два месяца – счастливой матерью. До отъезда Юрген не видел племянника: тому было всего несколько дней, а показывать младенца посторонним, пусть и близким родственникам, до крещения по-прежнему считалось плохой приметой. Но Маргарет называла малыша не иначе как чудом, а Жизель язвительно добавляла эпитеты «орущее» и «краснощекое».
Дом, где после замужества жила Бьянка, располагался в двух кварталах от родительского, погода с утра выдалась замечательная – солнце и легкий морозец, и Юрген решил прогуляться пешком. Кузины, естественно, вызвались его сопровождать и теперь щебетали обо всем на свете, начиная от ураганного ветра, опрокинувшего елку на Петерской площади, до неизвестной Юргену прима-балерины, пуант которой удалось добыть Жизель.
– Как жаль, что мама, – слово кузина произнесла на фаракорский манер, растягивая гласные и с ударением на последний слог, – считает, будто в театре работают исключительно девушки легкого поведения. Боже! Какой позор, если посторонний мужчина увидит мои коленки!
– Мама права. Керляйн должна и одеваться, и вести себя пристойно.
– Фе, братик, надеюсь, ты не относишься к тем ретроградам, что придерживаются устаревшего мнения, будто предназначение женщины в этом мире сводится к роли прислуги и инкубатора?
Юрген споткнулся.
– Жизель, где ты нахваталась таких слов?!
– Какое из слов вам показалось непристойным, мой конфузливый братец? – маленькая бунтарка всегда была остра на язычок.
– Жизель! Следи за своей речью! – не выдержала Маргарет. – Я не хочу снова слушать твое нытье, что вы с Ю поссорились. – Средняя кузина пояснила для Юргена: – Как она переживала, когда ты уехал! Целый день слонялась из угла в угол, не находя себе места.
– Предательница! – насупилась Жизель. – Я же просила не рассказывать ему об этом!
Сестрица отвернулась, притворившись, что ее заинтересовали расписные тарелки с пейзажами городских достопримечательностей.
Путь от родительского дома к квартире Бьянки лежал через старый торговый центр. Кондитерские изделия, специи, одежда от именитых портных, ювелирные украшения и посуда с клеймом известных мастеров – предлагаемые товары отличались шиком и, соответственно, немалой ценой.
Дома здесь стояли трехэтажные. Второй и третий – деревянные этажи – традиционно были жилыми: там обитали владелец магазина, его семейство и иногда наемные работники. Первый, каменный, выдавался вперед.
В честь праздника каждый хозяин украсил витрины в меру своей фантазии и скупости. За цветными плафонами горели огоньки маналамп. Серебрились стеклянные сосульки. Зеленели пушистые елки. Наряженные куклы напоминали волшебных фейри и сказочных принцесс. А сделанные из безе и сладкой карамели замки было жалко есть.
За стеклом магазина, торговавшего игрушками, ездила по кругу миниатюрная модель манаката – совсем как настоящая. Неуклюже переваливался с ноги на ногу Щелкунчик – последний чем-то привлек внимание Маргарет и Жизель, и они добрую четверть часа проторчали у витрины, глазея на маленького уродца. Юрген же с тайным удовлетворением думал, что голем, которого он подарил кузинам, собран лучше.
Темп жизни здесь снижался: горожане приходили сюда наслаждаться прогулкой, глазеть на красочно оформленные витрины, каждая из которых вполне могла называться произведением искусства, да демонстрировать собственную состоятельность.
Юргену же было интереснее рассматривать людей и пытаться гадать, кто действительно владеет крупным капиталом, а кто – аферист или франт, пускающий пыль в глаза. На противоположной стороне, целеустремленно обгоняя прохожих, мелькнула керляйн в зеленом платье. Стажер пригляделся, попытался удостовериться, что Инджи ему не померещилась, но вид закрыла медленно катящаяся карета, а когда она проползла мимо, девицы на противоположной стороне уже не было.
– Что-то случилось? Кого-то увидел? – встревожилась Маргарет.
– Знакомую, – рассеянно отозвался Юрген. – Не важно, – он поморщился от неожиданного сходства между Жизель и керляйн Айланд. – Возможно, керр Дорф прав и обитель Божьих дочерей не такая уж плохая идея.
– Обитель? – теперь заинтересовались обе кузины.
– Неподалеку от Апперфорта есть закрытая женская школа, где девушки проводят время в работе, молитвах и размышлениях о благочестии. В традициях старых монастырей. Я подумал, кое-кому, – он выразительно посмотрел на Жизель, – было бы неплохо пожить там какое-то время. Вдали от мирской суеты и соблазнов. Поучиться тому, как должна вести себя настоящая женщина.
– Спасибо, что мы живем в мире, где женщину не называют ведьмой и не запирают в монастырь, если она умеет читать, писать, считать и не желает скакать вокруг мужчины визжащим от восторга щенком, – парировала Жизель. – Где нам даже разрешили посещать лекции университетов, правда в роли вольнослушательниц. Глядишь, через полвека нас допустят и в основные государственные структуры – судебную, законодательную, правоохранительную.
У дядюшки в кабинете хранилось много книг, а Жизель, несмотря на кукольное личико, всегда любила читать – и не только романтические побасенки, что было неудивительно для девушки ее возраста, но и классику, и, как оказалось, научные труды.
– Женщина-полицейский. А может, сразу Канцлер? – хмыкнул Юрген, скрывая за насмешкой удивление.
– Веселишься? – надула губки Жизель. – Глупо было ждать иного: в мире мужчин женщинам не придают должного значения! Вечно смотрите снисходительно: мол, замечталась девочка, лезет, куда не надо. А знаете почему? Вы боитесь! – уверенно заявила кузина. – Женщины – умнее и трудолюбивее, чем мужчины. Они более целеустремленные и гораздо выносливее на длительных дистанциях, когда приходится работать на отдаленный результат. Нам не хватает только сплоченности. А еще некоторые нюансы организма…
Юрген подумал, что тетушке будет трудно найти жениха вовсе не для Маргарет. Из домашних уютных девочек получаются прекрасные хранительницы очага, а вот Жизель горит желанием устроить революцию, хотя бы в отдельно взятой семье.
– Мир сошел с ума! Моя сестренка собирается переписать существующий политический строй только потому, что матушка не разрешила ей выступать в театре!
Жизель обиженно пихнула его кулачком в бок, поджала губы и отвернулась, делая вид, что не желает больше разговаривать. Юрген не переживал по этому поводу: кузина быстро вспыхивала, но и быстро успокаивалась – не пройдет получаса, и она снова будет щебетать об очередных глупостях. Это одна из причин, из-за которых он, пожалуй, не хотел бы жить в мире, где правят женщины.
Государство – корабль, который мужчины удерживают на верном курсе. Женское настроение переменчиво, как южные ветра. Можно простить им отдельные вольности – выступление в театре, да шут с ним, даже журналистику, – но допускать к штурвалу совершенно нельзя!
Зимние дороги – явление на редкость утомительное. Кони еле плетутся по тракту, и кучера не спешат их подгонять. За окном медленно проплывают заснеженные поля и скованные льдом реки – безымянные, неотличимые одна от другой. Деревеньки, попадающиеся на пути, сонные, безлюдные и неприветливые, кажутся вымершими.
Мир тонет в беспросветной серой хмари.
Единственное развлечение – короткие прогулки на пересадочных станциях, позволяющие размять ноги, перекинуться десятком слов с другими путешественниками (если путевой узел достаточно крупный) и выпить кружку горячего пунша, а то и пообедать, пока возницы меняют замученных лошадей.