– Керр Марен, придется вам проследовать с нами, – заключил Луцио. – Вы подозреваетесь в сокрытии улик, касающихся убийства одаренной Зельды Кракеншвестер.
– Я не могу! – возмутился врач. – У меня прием. Вечером я должен проведать больного с очень заразным штаммом легочной болезни. А еще два новорожденных младенца…
– Вашими пациентами займется другой доктор, из городских. У вас час, чтобы закончить со срочными делами и оставить ему инструкции. Попытка покинуть дом будет расценена как бегство и признание вины.
Побледневший от гнева врач судорожно кивнул.
– Детектив… простите, запамятовал, как вас, – вмешался Вильгельм. – Уверяю, керр Марен – чистейшей души человек, он ни в чем не виноват.
– Керр Дорф, боюсь, вам придется составить ему компанию. Ваши показания также вызывают сомнения.
Обитель Божьих дочерей встретила их тишиной. Скрипели сосны на ветру, потрескивал наст, шуршала поземка. Бараки за высоким добротным забором будто вымерли: ни лая собак, ни кудахтанья кур, ни людских голосов.
Слабо пахло дымом. Вдоль ограды тянулась цепочка свежих волчьих следов, и Юрген пожалел, что они не взяли с собой егеря и его ружье. В связь Вильгельма с Куратором и тем более в причастность керр Дорфа к смерти келер Кракеншвестер стажер не особенно-то и верил.
Обер-детективы в отличие от младшего сотрудника сомнениями не страдали, предпочитая полагаться на протоколы и здравый смысл – а тот утверждал, что лучше потом извиниться за ошибку, чем проморгать угрозу из-за бездействия. Обоих подозреваемых за неимением тюрьмы временно заперли в чулане сельского совета под охраной Фрея и двух молодцов, выделенных старостой. Вильгельм и керр Марен возмущались для порядка, но, как законопослушные граждане, сопротивления не оказывали, полагая, что недоразумение скоро разрешится.
Не дожидаясь запрошенного из города подкрепления, сотрудники первого отдела отправились в обитель Божьих дочерей. Судя по утащенной Юргеном в прошлый приезд Библии (из-за которой заговорщики, между прочим, спутали его с внуком главного врача!) и по тому, как часто, если верить словам керр Дорфа, Зельда ходила в лес, женщину и это место многое связывало.
– Мрачновато для святилища, где люди ищут душевное умиротворение, – заметил Луцио, бросая самокрутку в снег. – Керр Фолтерштап, вы в порядке? Может, вам стоило подождать в общине?
Дорогу, ведущую к старой лесопилке, замело, и с милю детективам пришлось добираться пешком. Судя по тому, что последний сильный снегопад случился на Рождество, чистили ее неделю назад, а то и раньше.
– Наглец вы, однако, керр Гробер, – щербато улыбнулся Фолтерштап, вокруг сузившихся в щелочки глаз собрались лукавые морщинки. – Неужто считаете меня слишком старым для подобного рода приключений?
– Седина в бороду – бес в ребро?
Обер-детектив закудахтал над шуткой.
– Чего-чего, а наблюдательности у вас не отнять! Ну-ка, молодые люди, посмотрим, что за божественные девы здесь обитают!
Керр Фолтерштап решительно стукнул колотушкой. Выждал с десяток секунд и повторил настойчивее. С тем же нулевым результатом.
– Ворон, открой-ка нам эту шкатулочку!
Голем с ловкостью белки взбежал по стене и спрыгнул с противоположной стороны. Послышался треск льда, скрежет, натужный скрип дерева, и створки неохотно распахнулись.
– А шкатулочка-то, похоже, пустая, – разочарованно протянул керр Фолтерштап, когда отправленный на разведку голем подтвердил, что внутри никого нет.
– Осмотримся, а там видно будет, – Луцио направился к хозяйственным пристройкам.
В подсобке хватало хлама – сломанной мебели, веревочных бухт, ветоши. В сарае в углу залежался стожок сена, а опустевший птичник и загон для коз все еще слабо пахли навозом. Люди будто уехали ненадолго, рассчитывая вскоре вернуться.
С главным зданием дела обстояли хуже. Половина его выгорела дотла, и искать улики среди перемешанного со снегом пепла и битого стекла виделось занятием бесполезным. Уцелевший рояль, недорогой, но хороший инструмент, серел посреди обугленных балок нелепой насмешкой.
Скорей всего, поджигатель рассчитывал, что огонь перекинется и на другие постройки, а возможно, в тех не имелось ничего ценного и, загорятся они или нет, его не волновало.
Жилой барак разделили бумажными перегородками на десяток закутков, каждый на три-четыре человека. Выглядели комнатушки совершенно безлико: аккуратно заправленные железные кровати с тонкими шерстяными одеялами и набитыми соломой матрасами… и все. Ни личных вещей, ни даже занавесок на окнах.
В кладовой лежали в стопках безразмерные серые рубахи из жесткой шерсти, различающиеся только вышитыми на груди номерами. На кухне «добычей» первого отдела стала наполовину разобранная поленница и башня из чугунков, слишком тяжелых, чтобы унести их с собой.
Совещание детективы устроили в обеденном зале, таком же безликом и аскетичном, как все остальное: два длинных стола, четыре лавки – доски на козлах, низкий, давящий потолок, отсутствие маналамп.
Монастырские условия: женщин держали в черном теле.
– Интересно девки пляшут, то есть живут, хочу я заметить, – резюмировал керр Фолтерштап. – Думаю, не сильно ошибусь, если скажу, что возраст обитательниц сего заведения колебался от семнадцати до двадцати трех лет.
– Получается, мы имеем, а точнее упустили, три десятка дурных баб, которые вместо того, чтобы выходить замуж и рожать детей, удаляются от мира и живут в строгой аскезе? – уточнил Луцио. – Почему они даже не обустроили элементарные удобства? Матушку моей бывшей жены удар бы хватил, увидь она местный сортир!
– Может, удобства им были не нужны? – предположил керр Фолтерштап. – Не напоминает вам это… кукольный домик? Кто-то небрежно попробовал придать ему вид настоящего жилья, но ощущение искусственности все равно присутствует.
Кукольный домик… для кукол? Стажер вспомнил отчет о найденном в сгоревшей мануфактуре алхимическом оборудовании. Если предположить, что в Копперфалене, как бы невероятно это ни звучало, выращивали гомункулов, то, получается, искусственных женщин привозили сюда, в коммуну Таубер… зачем?
– Чему же их тут учили? – пробормотал Юрген вслух.
– Неправильный вопрос, – заметил бывший контрразведчик. – Обитель покидали без спешки, постепенно, чтобы не привлекать внимания. Сначала вывезли женщин, потом ушли остальные, забрав скотину и все, что представляло ценность. – Обер-детектив принялся набивать трубку, продолжил: – Значит, они закончили свои дела. Поэтому вернее, керр Фромингкейт, было бы спросить, чему этих кукол здесь научили?
Поездкой Юрген остался недоволен.
Если бы он сразу понял, что Зельду Кракеншвестер убили, если бы вовремя наведался в обитель, если бы… Куратор по-прежнему опережал первый отдел на пару шагов. Скупая похвала Дершефа выглядела насмешкой: то, что коллеги и вовсе формально бы отнеслись к поездке и даже не осмотрели бы тела и дом, утешало плохо.
В коммуне Таубер остались керр Фолтерштап и вызванный туда Дидрич. Искали упомянутый в письмах к ученой коллегии Картенского университета трактат – Юрген подозревал, безуспешно. Опрашивали местных, пытаясь выяснить, известно ли им что-нибудь об обители и посещавших ее гостях. Но «усатый мужчина средних лет» и «рыхлая женщина с брыльями» – слишком размытые описания, чтобы первый отдел имел надежду вычислить злоумышленников.
Вильгельм Дорф связь с Куратором отрицал напрочь. А когда его уличали в откровенной лжи и несоответствиях, впадал в ступор, замыкался в себе или, наоборот, начинал нести полную чушь. Чтобы добиться от него правды, потребуется не один день. Если вообще удастся.
«Амнезия» керр Марена и керр Дорфа напоминала Юргену то, что случилось с Вороном. Это сбивало с толку и… порождало беспокойство. А потому стажер предпочитал молчать, частью не желая снова слышать насмешки над своей чуйкой-паранойей, частью боясь, что, произнесенная вслух, его гипотеза воплотится в реальность.
Время стремительно утекало сквозь пальцы.
Юрген зло пнул подвернувшуюся под ноги ледышку. Та взлетела по дуге и угодила в опору почтового ящика. Судя по отсутствию снежной шапки, его кто-то недавно трогал. Катрин? Или тетушка успела соскучиться? Скорее, принесли еще выписанные покойной келер Вермиттерин газеты. Удивительно, человека нет, а медленные маховики государственных служб еще не вычеркнули его из табели.
Подумав, что надо бы достать корреспонденцию, пока не отсырела, Юрген открыл ящик. Внутри лежало письмо. В конверте без обратного адреса и имени отправителя. Поперек строк, где должна быть информация о получателе, кто-то наискось начеркал: «Керр Фромингкейту! Важно!».
Юрген повертел конверт в руках: размашистый угловатый почерк был стажеру незнаком. Вскрыл. Внутри лежал «прозрачный» желтый лист – дешевая бумага, которую можно найти в любом почтовом отделении, в папке с надписью «для черновых заметок».
Сообщение оказалось коротким:
«Если вы желаете узнать правду о случившемся с келер Вермиттерин, то вам надлежит отправиться по адресу: переулок Плавильщиков, дом двадцать пять, комната шесть».
Глава девятнадцатая
Переулок Плавильщиков располагался в той части Ауберте, которой не коснулось расселение. Спальный квартал оживал рано утром и поздно вечером, когда люди отправлялись на работу и возвращались обратно. В иное время случайно забредшего прохожего встречали наполненные сквозняками дворы да неприкаянные подростки – слишком ленивые, чтобы грызть гранит науки, слишком независимые, чтобы коротать время у маминой юбки, слишком мелкие для того, чтобы угодить в трудовые лагеря за тунеядство.
К письму в первом отделе отнеслись скептически. Керр Раттенсон и вовсе предположил, что его начеркал сам Юрген, которому не давала покоя история с домовладелицей. Луцио и, неожиданно, Лабберт вступились за стажера: почерк все же был женский, хотя и принадлежал особе дерзкой и не признающей условностей. Юрген прекрасно знал одну такую керляйн и не удивился бы, окажись послание безвкусным розыгрышем, местью за прошлую грубость. Проверить информацию тем не менее следовало.