Нужный дом ничем не отличался от прочих: двухэтажное строение, возведенное по тому же плану, что и здание, где они брали вивисектора. За обитой дерматином дверью ждал выстуженный подъезд с белеными стенами, неприятно напомнивший о первом деле. Из-за отсутствия големов за спиной Юрген ощущал себя уязвимым: после беспорядков детективы предпочитали обходиться в городе без кукол, не желая снова провоцировать рабочих.
Второй этаж встретил напарников наглухо закрытыми дверьми. Вдоль стен играли в пятнашки рассохшиеся шкафы, и преодолевать коридор пришлось зигзагом. У порогов лежали лысые коврики. А вся обстановка как нельзя лучше описывалась фразой «бедненько, но чисто».
– Комната шесть, значит?
Луцио замер напротив нужной двери, прислушиваясь к доносящимся изнутри звукам. Надрывно плакал один ребенок. Что-то пискляво требовал второй. Загромыхал по полу медный таз. Бессильно выругалась женщина.
На логово Куратора это походило меньше всего. Побоявшись проломить тонкие доски, обер-детектив стукнул костяшками по косяку.
– Откройте! Первый отдел!
Жизнь внутри продолжала бурлить и требовательно орать, не обращая внимания на незваных гостей. Выждав с полминуты и убедившись, что его не услышали, керр Гробер повторил попытку, уже настойчивее: Юрген испугался, что хлипкое полотно промнется от удара, но то выдержало.
Спустя еще минуту дверь отворилась, явив растрепанную келер с обезумевшим взглядом человека, на которого одновременно свалилось больше дел, чем он способен справиться. Орущий младенец на ее руках резко заткнулся, смотря на гостей с подозрительным интересом.
– Обер-детектив-инспектор Гробер, стажер Фромингкейт, – Луцио продемонстрировал удостоверение. – Мы войдем?
Не дожидаясь ответа, он с привычной напористостью шагнул внутрь, и женщина ошеломленно посторонилась.
В первую очередь комната показалась Юргену совсем крошечной из-за обилия вещей и мебели. На стене висел ковер с облысевшими маками. Под ним стоял накрытый лоскутным пледом диван. На веревках сушилось белье. В тазу лежало скомканным уже собранное. Дверцы ближайшего шкафа оказались распахнуты, являя платья, модные лет эдак пять назад. На школьной парте у крохотного окна остывала тарелка с овсяной кашей, вторая, перевернутая, лежала на полу.
Поймав взгляд Юргена, келер покраснела и, не выпуская ребенка из рук, бросилась за тряпкой. Споткнулась о поленницу у буржуйки, тихо выругалась и начала собирать раскатившиеся дрова.
– Сядьте, – поняв, что иначе бесполезные метания не прекратить, Луцио взял инициативу в свои руки. – Как вас зовут?
– Роутен, Мари Роутен, – испуганно отозвалась хозяйка комнаты.
Она пристроилась на краешке стула, сцепила дрожащие пальцы, прижимая младенца к животу. Вторая малышка с любопытством дикого зверька выглядывала из-за занавески.
– Что-то случилось? Зачем вы здесь?
– Не волнуйтесь. Мы всего лишь хотим задать пару вопросов, – понимая, что от паникующей женщины добиться ничего не получится, керр Гробер не пытался давить. Он вытащил из-за пазухи послание. – Вы знаете, кто это написал?
Келер Роутен развернула лист, пробежала глазами по строкам, удивленно посмотрела на детективов:
– Здесь какое-то недоразумение. Мне ничего не известно о случившемся. Я даже не знала, что келер Вермиттерин умерла.
– Вы были дружны с покойной?
– Лично нет. Моя дочь помогала по мере сил. Последний раз Петра навещала дом уважаемой келер за неделю до Нового года. Вернулась расстроенная, я еще подумала, не случилось ли что…
– Петра? – Юрген стал подозревать, зачем они пришли, но он все-таки уточнил: – Вы – мать Петры?
Из-за кутерьмы с беспорядками и Куратором девочка вылетела у него из головы. А ведь стажер видел ее заплаканной в утро, когда умерла келер Вермиттерин, но почему-то не догадался связать эти два события.
– Вы знаете мою дочь?
– Видел несколько раз. Или, вернее, слышал: у Петры очень приятный голос. Я снимал комнату у келер Вермиттерин, – пояснил Юрген.
Как ни странно, эта информация собеседницу немного успокоила: возможно, та решила, что он собирается нанять ее дочь.
– Да. Петра у меня большая умница. И дома хозяйничает. И в школе ее хвалят. И людям всегда готова прийти на выручку. Нынче она подрабатывает в пекарне керр Норберга. Это здесь, на углу. У него превосходный хлеб, а сладкие булочки просто объедение. Главное, не берите пирожки с мясом.
– Вы упомянули, что последний раз Петра вернулась от келер Вермиттерин в расстройстве? – напомнил обер-детектив.
– Да. Сказала, что старушка больше не захочет ее видеть. Я подумала, Петра расстроилась оттого, что ей нравилось читать.
– Ваша дочь не упоминала ни о каких странностях?
Келер Роутен покачала головой.
– Вы не против, если мы подождем Петру здесь?
– Конечно… Сара!
Женщина, едва не выронив младенца, слетела с места, в последний момент подхватывая девчонку: та, услышав про булочки, выбралась из своего убежища и влезла на буфет, где, накрытое полотенцем, стояло блюдо с ватрушками. Получив воспитательный шлепок по мягкому месту, девчонка снова юркнула за занавеску.
– Сара – тот еще пострел, – пожаловалась келер Роутен, садясь обратно. – Сущий дьяволенок! Дочь соседки. Мы дежурим по очереди, чтобы присматривать за детьми. Я знаю, многие матери берут младенцев с собой на работу, но старшая смены этого не приветствует… Ой! Простите! Я отвратительная хозяйка. Вы с мороза, а я даже не предложила вам чаю.
Чай оказался самый дешевый, закисшая травяная труха, а не чай. Юрген и Луцио пригубили из вежливости. А вот выпечка из пекарни керр Норберга действительно была выше всяких похвал – воздушная, тающая на языке, наглядным примером чему являлась измазанная повидлом мордашка Сары. Младенец утомился и уснул, не обращая внимания на шум, и мать переложила его в люльку. Разомлевшая от еды девочка вскоре последовала примеру малыша, свернувшись калачиком в углу дивана.
Когда дети затихли, келер Роутен заметно расслабилась и даже позабыла про официальный статус гостей. Вопреки первому впечатлению о робости характера, ей, как и женщинам вообще, была присуща изрядная словоохотливость, но, как ни странно, ее болтовня не раздражала и даже благодаря своей непосредственности придавала говорящей какое-то очарование.
– Вы, наверно, думаете, я плохая мать, раз заставляю Петру подрабатывать. Но, богом клянусь, она так решила сама! Говорит, что хочет помочь. Растить детей одной тяжело, и ее поддержка приходится очень кстати. Представляете, Петра в этом году заработала себе на школьную форму!
– А где отец детей?
Келер Роутен не прятала волосы, не носила ни вдовий узел, ни обручальный браслет. Но и куртизанкой она тоже не выглядела. Узнать ответ детективам было не суждено.
– Матушка, я дома… – звонкая вначале, к концу фраза заглохла.
Девочка замерла на пороге, смотря на незваных гостей испуганной мышью, готовой при малейшей угрозе порскнуть прочь. Поняв, что бежать некуда, нахохлилась, втянув голову в плечи, перешагнула порог и села рядом с матерью, сложив руки на коленях.
– Не бойся, – Луцио выдавил самую ласковую из улыбок. – Тебя зовут Петра?
Девочка угрюмо кивнула, наблюдая за обер-детективом исподлобья.
– Мне сказали, ты была знакома с келер Вермиттерин.
Петра снова кивнула. Лицо у нее стало совсем обреченным.
– И ты приходила к ней незадолго до Нового года? За неделю, если точнее?
Петра шмыгнула носом, попыталась что-то выдавить дрожащими губами, а затем разревелась. Ей вторил разбуженный младенец.
– Не арестовывайте меня, керр полицейский! Я не хотела! – разобрал Юрген сквозь всхлипывания. – Я слууучайно!
– Петра! – возмутилась келер Роутен, качая малыша, но Луцио жестом попросил ее не вмешиваться.
– Никто не собирается тебя арестовывать. – Стажер позавидовал железному терпению напарника: его самого плач раздражал до зубовного скрежета. – Просто расскажи, что случилось, когда ты была у келер Вермиттерин.
Пальцы сжались, сминая юбку школьной формы, на которую девочка заработала сама.
– Я… – Петра всхлипнула. – Я…
– Не спеши, – подбодрил керр Гробер, сползая с дивана на пол, чтобы приблизиться к девочке и одновременно оказаться ниже ее. – Начни с того, как ты подошла к дому. Ты видела что-то необычное? Может быть, кто-то из прохожих вел себя странно?
Девочка размазала слезы тыльной стороной ладони, задумалась.
– Мужчина… Да. Он наблюдал за домом. И лицо у него было неживое. Как у фарфоровой куклы. Я даже решила, что кто-то ради шутки выставил манекен, но он шевелился.
– Можешь рассказать о нем подробнее? – Петра растерялась, и детектив начал подсказывать: – Высокий или низкий? Худой, толстый? Во что одет?
– Ростом… – Петра огляделась, смущенно кивнула на Юргена, – вот как керр Фромингкейт, наверно. А борода черная, и брови, и волосы – в них снег красиво искрил. Он без головного убора был. И сюртук такой легкий, летний, я еще удивилась, что ему не холодно.
Ворон. Раз голем торчал на виду у прохожих, злоумышленники на тот момент уже вмешались в управляющие директивы.
– Рядом с этим мужчиной ты кого-нибудь заметила?
– Нет. Он был один. Точно, один.
– Дальше? – продолжил Луцио. – Ты поднялась на крыльцо, постучала. Тебе открыли?
– Дверь была не заперта. Келер Вермиттерин никогда не закрывала замок, если ждала меня, – пояснила Петра. – С кухни и из чулана не слышно, как звонит входной колокольчик.
– Ты не помнишь, сколько было времени?
Девочка покачала головой.
– Келер просила приходить к двум. Но у меня нет личных часов, поэтому иногда я опаздывала или добиралась раньше. Она не ворчала.
– Ты вошла в дом…
– Разулась, – продолжила Петра, – и взяла деньги.
– Деньги?
– Келер никогда не отдавала мне плату в руки, а клала на секретере в прихожей. Она всегда много оставляла, но я забирала семь пфеннигов – столько стоит мой труд. Один раз келер Вермиттерин положила целую марку – у меня не было сдачи, и я обещала, что отработаю. В следующую встречу она, конечно, забыла, предлагала деньги, но я отказалась. Не подумайте, так-то память у келер замечательная, она могла назвать с ходу всех правителей страны, начиная с дремучих лет, когда Федерация Гезецлэнд была еще раздробленными княжествами. Но, случалось, упускала из виду элементарные вещи.