– И последнее. Куда направляется керр Штайнер?
– Я не могу ответить. Просто не знаю.
– Пожалуй, на сегодня достаточно. Если возникнут еще вопросы, мы продолжим разговор.
Керр Хаутеволле обреченно кивнул.
– Спасите Катрин от этого ужасного человека.
Луцио позвал Дидрича. Юрген заметил, что пока големы выводили арестанта, керр Гробер придержал унтер-детектива и что-то шепнул, вероятно, распорядился о теплых вещах для управляющего: не хватало потерять ценного свидетеля из-за банальной простуды.
– И что ты думаешь обо всем сказанном? – спросил керр Гробер по дороге к кабинету Дершефа.
– Это очень странно.
– И я про то же. Зачем устраивать такие сложности, чтобы создать три десятка искусственных баб? Неужели он собрался открыть бордель для извращенцев?
Юрген пожал плечами: кто угадает, что творится в безумной голове профессора? Возможно, первому отделу все-таки представится шанс задать этот вопрос лично керр Штайнеру. План ближайших действий был ясен: организовать досмотр отправляющихся дилижансов, послать наводку в паспортные столы, пусть обращают особое внимание на молодых женщин, желающих восстановить испорченные документы.
Внутри неприятно дергало, будто они безнадежно опоздали. Какую бы грандиозную махинацию ни задумал профессор, маховик его планов уже раскручен и шестеренки пришли в движение.
Но гораздо сильнее вопроса, удастся ли первому отделу остановить Куратора, Юргена волновал другой: получится ли у него самого исполнить последнюю просьбу керр Хаутеволле и спасти Катрин?
Глава двадцать первая
Как отмерять время? По количеству тактов в музыкальной партии? По числу шагов от одного конца коридора до другого? По вдохам или ударам сердца, возмущенно рвущегося из груди?
Юрген ощущал себя диким зверем, которого заперли в клетке. Метался по опустевшему зданию первого отдела, подолгу замирая у окон и вглядываясь в пустоту улицы.
Керр Дершеф отстранил его от участия в облаве, посчитав, что у молодого человека есть личный интерес в этом деле. Начальник был прав, но стажер никак не мог совладать с обидой и злостью.
Юргену по-прежнему не доверяли!
А ведь именно он столкнулся с Куратором на заброшенной пересадочной станции и в Копперфалене! Он догадался, пусть и не сразу, что Зельда Кракеншвестер не совершала самоубийства, и эта догадка привела детективов в обитель Божьих дочерей! Он подозревал, что келер Вермиттерин умерла не от старости!
Юрген упал в кресло, уперся локтями в колени, а лбом – в сцепленные замком пальцы. Пробормотал: «Только посмотрите на себя, стажер Фромингкейт! Керр Дершеф прав, нельзя вам участвовать. А то нарушите обещание и снова натворите глупостей».
Ведь настоящая причина была не в уязвленном честолюбии, отнюдь не в нем. Молодой человек откинулся назад, закрыл глаза и постарался ни о чем не думать. Но в памяти упорно всплывала ария из спектакля, на который они ходили с Катрин.
Испей же до дна сладко-горький нектар
Любви, погубившей меня…
Невесомое прикосновение обтянутых перчаткой пальцев к локтю. Запах духов – полынь, клевер и шиповник. Глаза – коварный голубой омут в обрамлении светлых ресниц. Имя, два слога, звонких, точно серебряные колокольчики.
Катрин.
Юрген мучительно хотел увидеть керляйн Хаутеволле и одновременно страшился этой встречи, боялся услышать ответы на терзавшие его вопросы. Виновна ли Катрин в убийстве келер Вермиттерин? Или девушка, как и прочие, лишь жертва амбиций Куратора? Притворялась ли она, чтобы выведать информацию о ходе расследования? Или в их отношениях все-таки было что-то настоящее, искреннее?
Время тянулось, и тянулось, и тянулось. Тысячами шагов, которые Юрген прошел по коридорам, фактически топчась на одном месте. Ударами сердца. Тактами партии белошвейки. Казалось, он ждал новостей целую вечность, а часы безбожно врали, что с последнего взгляда на циферблат стрелка отсчитала всего семь минут. Пять. Десять. Шесть. Четыре.
– Керр Фромингкейт, вы здесь?
Юрген предполагал увидеть Луцио или, на худой конец, шефа, но никак не Лабберта Рума, с которым за месяц службы перекинулся едва ли сотней слов, и то по работе. Признанный красавчик первого отдела недоуменно озирался, вспоминая, зачем он явился: стажер ни разу не видел коллегу настолько рассеянным.
– Вы нашли их?
После секундной заминки детектив-инспектор покачал головой.
– Еще нет, – Лабберт запнулся, выдохнул. – Идемте со мной. Мне приказали вас привести.
Неужели Дершеф передумал и решил допустить стажера к участию в операции? Понял, что неразумно держать одного из сотрудников и так малочисленного первого отдела в запасе сейчас, когда требуется мобилизовать все силы?
Погода с утра установилась пасмурная и промозглая. Сыпал мелкий колючий снег. Ветер забирался под полы, обдирал носы. Редкие закутанные в шарфы прохожие не поднимали взглядов от скользких мостовых, желая одного – поскорее вернуться в тепло. Только дворник недовольно буркнул вслед, когда они натоптали на расчищенном участке.
Юрген подумал, как было бы хорошо, если бы снегопад усилился. Тракты заметет, отправление дилижансов задержится, и у первого отдела будет больше времени на то, чтобы отыскать Куратора. Мысль о том, что стражи порядка безнадежно опоздали и заговорщики уже могли покинуть город, молодой человек старательно гнал прочь.
Обычно словоохотливый и благожелательный, способный без труда утихомирить толпу во время стачки и убедить зевак, что в доме келер Вермиттерин не происходит ничего интересного, сегодня Лабберт оказался угрюм и неразговорчив. Стажер быстро осознал бесполезность расспросов и прикусил язык, надеясь: в конце пути ему все же объяснят, что происходит.
Знать бы еще, куда они идут!
Сначала Юрген полагал целью конюшни, но на перекрестке его спутник свернул в противоположную сторону. Улица, проулок, крохотная площадь или, скорее, внутренний двор. Стажер еще не успел досконально изучить городские закоулки, а потому быстро перестал понимать, где они находятся, только примерно представлял район – южная окраина Миттельштенда. Лабберт время от времени замирал, будто внезапно забыв дорогу, и снова резко срывался вперед.
Прохожих становилось все меньше, метель – сильнее, улицы – пустыннее, а дома, щурящиеся слепыми окнами вослед, – неприветливее. Загудел колокол, к нему присоединился второй, третий. Траурный звон поминальной службы вместе с белесой дымкой туч растекался над крышами домов, смешивался со скрипом флюгеров, свистом ветра и вороньим карканьем. Казалось, так звучал голос Апперфорта – угрюмо, тревожно, кликая беду и отзываясь дрожью внутри.
Прими из рук хрупких моих смерти дар,
Испей же до дна сладко-горький нектар…
Юрген облегченно перевел дух, когда колючие шпили церкви остались далеко позади.
– Сюда, керр Фромингкейт.
Детектив свернул за угол, где обнаружился спуск в закусочную. Короткая лестница вела к тяжелой двери с потемневшей медной ручкой.
Внутри оказалось чисто, тепло и неожиданно уютно. Заведение стилизовали то ли под деревенский дом, то ли под портовый кабак. Через весь зал тянулись длинные столы со скрещенными ножками, вокруг которых были расставлены пеньки и лавки. С потолка свисали связки зачерствевших баранок и сушеных мухоморов. А опорные столбы по случаю минувших праздников еще украшали еловые венки, перевитые яркими лентами.
У входа на кухню возвышалась пирамида из бочек. Барная стойка отсутствовала. Список блюд начеркали мелом на грифельной доске. Рядом висел большой медный колокол, в который полагалось бить желающим сделать заказ. Колокольчики поменьше раскачивались над каждым столом.
Рыбный суп на травах, жаренная в кляре мойва, креветки и завершающей нотой только что вытащенный из печи хлеб – запах с кухни доносился притягательный. Ностальгический, напоминающий о лете, когда воспитанников интерната вывозили за город в лагерь у озера: мальчишки под присмотром вожатых и воспитателей рыбачили, запасали в соседнем лесу грибы и ягоды, купались и варили уху на костре.
Юрген с удовольствием избавился от задубевших перчаток и шарфа, повесил макфарлейн на свободный сучок у входа, между заячьей шубой и серым пальто из собачьей шерсти. Керр Рум с задержкой последовал его примеру, словно не видел в этом смысла, но не хотел привлекать внимание.
По случаю неурочного часа в заведении было свободно – в зале обедало всего несколько человек. Один из столов полностью заняла семья с четырьмя хулиганистыми сыновьями. Мальчишек тщетно призывали к порядку молоденькая гувернантка и понурая мать, смотрящая на других посетителей с виноватым выражением на лице, в то время как ее супруг невозмутимо прихлебывал пиво, закусывая жаренными в чесночном соусе сухариками.
Несколько клерков из близлежащих нотариальных контор расселись поодиночке и старательно не замечали конкурентов.
У дальней стены щебетали туристы из Поландии, которых не пойми каким ветром занесло в Апперфорт – их легко было узнать по кломпам и широким цветочным поясам на платьях их женщин. В общий гомон вплетался голос седобородого полуслепого рыбака, вдохновенно вещавший внуку о соме, которого он выловил из пруда лет эдак тридцать назад.
Никто из присутствующих Лабберта не заинтересовал.
Детективы выбрали место в углу, откуда был виден весь зал и одновременно подальше от двери и сквозняков. На звон колокольчика прибежала разносчица – кудрявая улыбчивая керляйн в белоснежном чепце, кружевном переднике и платье с рукавами-бутонами и пышным подолом, делающим затянутую в корсет талию тоньше. Замерзший и проголодавшийся Юрген выбрал лаубскаус, запеченного судака с квашеной капустой и большую кружку горячего глинтвейна.
Керр Рум попросил только бокал белого вина.
Еду принесли быстро – как и полагается, сперва подав теплое полотенце для рук. Стажер набросился на суп, неуклюже задел ложкой тарелку, едва не расплескав.