«Стажер Фромингкейт, первый особый отдел Апперфорта…»
Голос. Далекое эхо, гулко несущееся по медным трубам водостоков. Назойливый комариный писк, звенящий над ухом. Странность, не дающая раствориться в окружающем его золотом свете.
Спустя три вечности Юрген догадался: голос принадлежит ему самому! Осознание этого факта так сильно потрясло стажера, что он вынырнул из сонного тумана и разлепил глаза.
– Очнулись, керр Фромингкейт? – взгляд Куратора по-прежнему отличался младенческой невинностью.
Шелест полозьев, скрип рессор и звяканье разболтавшегося крепления. Легкое потряхивание, когда попадалась кочка. Тихий противный гул, как будто рядом находился пчелиный улей – последний существовал исключительно внутри головы стажера.
Они куда-то едут?
Истертая, в пятнах обивка сидений, грязный коврик под ногами, облупившаяся краска в углу – экипаж наемный? Скорее, керр Штайнер не отличался аккуратным отношением ни к людям, ни к имуществу.
Хотя, следовало признать, в этот раз Куратор приоделся, обретя вид представительный, пусть и слегка старомодный: отутюженные фрак, белоснежная манишка, цилиндр, трость из черного дерева с медным набалдашником.
Катрин, скучая, смотрела в окно. Из-под распахнутого пальто виднелось серое платье с многоуровневыми кружевными юбками и вышитым жемчугом лифом. Судя по отсутствующему взгляду, мысли керляйн блуждали где-то среди заснеженных полей и нависших туч, вдалеке от экипажа и его пассажиров. В пасмурном свете, сочащемся сквозь стекло, волосы девушки казались пепельными, даже седыми.
Юрген невольно отметил, что на улице было гораздо темнее, чем когда они с керр Румом спускались в бирштуб – а значит, с того момента прошло часа четыре, не меньше.
– Хотите пить?
Во рту пересохло. Пленник несколько секунд соображал, является ли предложение издевкой, потом, отчаявшись отыскать хоть одну здравую мысль среди заполонившего черепную коробку белого шума, просто кивнул.
Керр Штайнер, покопавшись в стоящем у ног саквояже, вытащил фляжку и подал собеседнику. Стажер протянул за ней руки и обнаружил, что запястья связаны вместе, а другой конец бечевки примотан к ручке багажного ящика под сиденьем.
– Небольшая страховка на случай глупостей, – заметил керр Франк, проследив за взглядом пленника. – Впрочем, сомневаюсь, что вы захотите причинить вред мне или Катрин.
Юрген как раз очень хотел, но при попытке перейти от мыслей к делу шум в голове усилился до оглушающего рева, виски сдавило стальным обручем, а мир перед глазами расплылся серой бесформенной кляксой.
– Не сопротивляйтесь, – дружески посоветовал профессор, догадываясь, что происходит с молодым человеком. – Иначе нам снова придется вас усыпить. Ради вашего же собственного блага.
Стажер расслабился, откинулся назад. Спустя пару минут приступ сменился прежней вялостью мыслей. Глоток травяной настойки из фляги окончательно привел Юргена в чувство.
– Что вы со мной сделали?
– Катрин всего лишь очаровала вас.
– Очаровала?
Забегаловка, стилизованная под портовый кабак, куда заманил его керр Рум, странный разговор о способах влияния на человека. Катрин. Затягивающая бездна глаз. Заклинание: «И коронует венок дочери ветров тебя на любовь. Anemone».
Юрген поморщился – частично от головной боли, частью от безвкусицы сцены в воспоминаниях: раньше он закрывал глаза на склонность девушки к театральным эффектам, но в этот раз керляйн Хаутеволле переиграла саму себя.
– Согласитесь, она хороша! – доктор Штайнер гордо провел тыльной стороной ладони по щеке Катрин, та не шелохнулась. – Чудо как хороша, моя Ева! Ни один мужчина не устоит перед ее просьбой, – керр Штайнер улыбнулся. – Честно признать, я был слегка удивлен, когда Катрин привела вас ко мне, но после небольшого размышления решил, так оно даже и лучше.
– А керр Рум? Что с ним?!
– Увы! Боюсь, вашему коллеге повезло меньше, чем вам. Он мертв, и убили его, между прочим, именно вы.
Невинные голубые глаза профессора с любопытством вивисектора уставились на стажера, изучая реакцию пленника. Будет отрицать? Доказывать, что никогда так бы не поступил? Или наоборот – примет как данность и согнется, раздавленный грузом вины?
Юрген не сделал ни первого, ни второго, ни третьего. «Я не помню», – так говорил Гейст о событиях погубившей его ночи. Вот и стажер тоже не знал, как очутился в экипаже: между встречей с Катрин в полуподвале и моментом, когда он очнулся, в памяти зиял провал, а значит, Юрген мог наворотить все что угодно. Демонстрировать слабость перед врагом тем более не хотелось. Да и неизвестно еще, кому повезло больше. Возможно, он в скором времени позавидует Лабберту.
– Зачем я вам нужен?
– Хоть сразу и не скажешь, но вы ценное приобретение, керр Фромингкейт, – улыбнулся профессор. – Первый отдел сел мне на хвост, в том числе и по вашей вине, так что город пришлось покидать в спешке. И все равно мы едва не опоздали, благо стажерское удостоверение помогло нам миновать кордоны.
Теперь понятно, чей голос звучал в тумане. Это сам Юрген общался с полицейскими на выезде из Апперфорта.
– Кроме того, полагаю, ваш дядюшка сочтет нужным принять участие в судьбе племянника и исполнит пару моих просьб, если намерен и дальше наблюдать вас в добром здравии и своем уме.
Катрин не поменяла позы, только светлые брови сошлись у переносицы, а губы превратились в тонкую линию. Профессора неодобрение спутницы позабавило.
– И главная причина – вы чем-то приглянулись моей Еве. Неудивительно. Любой мастер рано или поздно привязывается к своим марионеткам, а если этот мастер еще и женщина, отбирать ее кукол попросту опасно, – керр Штайнер покачал головой: уж он-то не собирался делать такую глупость. – Я даже немного завидую. Ведь вы будете счастливы.
– Как был счастлив молодой франт из оперы маэстро Саше? – Юрген обратился напрямую к керляйн. – Если помните, та история кончилась не очень весело.
Белошвейку быстро перестала удовлетворять покорность управляющего мануфактурой, ведь ей хотелось настоящих чувств, а не тех, что рождались по ее желанию. Узнав ее ближе, привыкнув к ней, мужчина полюбил ее безо всякого волшебства – главная героиня убедила себя в этом и, поверив в сладкую ложь самообмана, сняла венок.
Пленник, обретя свободу, убил девушку… а затем покончил с собой – он уже не мог жить без госпожи: проклятие Дьявола, любовный яд анемон, оказался слишком сильным.
– Мы не в сказке, Юрген, – Катрин сочла нужным ответить.
Она обернулась, впервые посмотрев в лицо молодому человеку. Сейчас, он мог поклясться, керляйн Хаутеволле не применяла свои чары, или как там правильно называть ее способности к манипуляции чужим сознанием. Но Юрген все равно с трудом отвел взгляд от голубых глаз, в очередной раз поразившись, насколько они бездонные – словно небо.
– И я не та глупая шлюшка-швея. От мужчин я жду трех вещей: удовольствия, служения либо достойного партнерства. Но делать из них идола, молиться, а потом, когда реальность не оправдывает ожиданий, кончать с собой? Увольте.
Партнерство Юргену, судя по связанным рукам, никто предлагать не собирался, а служить чужой игрушкой?.. Молодой человек припомнил щенячий восторг на лице Лабберта, и его передернуло от омерзения.
– Видите, керр Фромингкейт, я отдаю вас в надежные руки, – рассмеялся профессор Штайнер, словно хорошей шутке. – Женские руки… Никогда не задумывались, что было бы, если бы они управляли государством? Ведь мы, доверив им самое ценное – домашний очаг и воспитание наших детей, – почему-то забываем, что страна – всего лишь огромный дом.
– Хотите видеть на месте Канцлера женщину?
– Нет. Канцлер – позиция активная, публичная, – пояснил ответ профессор. – Его задача – воплощать собой план и жестко следить, чтобы остальные означенного плана придерживались. Женщина, что тщится сыграть мужскую роль – все эти суфражистки и дамы с активной жизненной позицией, требующие равных прав лишь для того, чтобы носить брюки, – посмешище! Ошибка природы!
Керляйн Айланд, несомненно, нашлась бы что ответить. Уж ее-то не получалось запихнуть в традиционные рамки Kinder, küche, kirche, да и в рамки вообще. Воспоминание о бойкой девице ненадолго вернуло Юргену присутствие духа.
– Женщинам пристало действовать иначе, – продолжил керр Штайнер. – Держась в тени, усмирять и направлять кипящую в мужчинах энергию в созидательное русло, ненавязчиво влиять, вкладывать верные мысли.
– Как Гейсту, например?
– Гейсту?
– Гейст Рухенштат, бывший сотрудник первого отдела. Это ведь вы заставили его убить рабочих в Копперфалене?
– Ты услышь с неба – с места обитания Твоего, и прости, и воздай каждому по всем путям его, как Ты знаешь сердце его, – ибо Ты один знаешь сердце сынов человеческих.[9] Керр Фромингкейт, вы наивны, если верите, что пара случайных покойников обесценивает идею. Разве вам не известно, что перемены не происходят без жертв? – вздохнул профессор. – Любопытство еще никого не доводило до добра. Молодой человек вмешался в наши планы, за что и поплатился. – Керр Штайнер наклонился вперед, понизил голос и доверительно сообщил: – Скажу вам по секрету, Катрин очень сожалела о том проступке. Год назад она еще плохо контролировала свою силу.
Катрин снова уставилась в окно, не выказывая ни малейшего смущения от того, что речь идет о ней.
– Ваша Катрин – настоящая ведьма. Но даже если ей удастся подобраться к Канцлеру, она вряд ли повлияет на политический и общественный строй.
– Одна – нет. Но она не будет одна. Никто в этом мире не будет.
– Обитель Божьих дочерей!
Юрген похолодел: так вот кого воспитывали в коммуне Таубер! Где-то по дорогам Федерации ехали тридцать подобных Катрин чудовищ, перед которыми, стоит им попросить, раскроются любые двери и падут любые бастионы. Хотя, если судить по аскетичной обстановке, «чудовища» из обители все-таки отличались от Катрин, но, несомненно, были так же опасны, как она, и покорны воле керр Штайнера.