Вернувшись из дальней поездки, старец больше молчал, думал о чем-то своем. На третий день после отъезда Гирге сказал сыновьям:
– Пока олени наши сами по себе пасутся, мы их не станем зря беспокоить частыми наездами. Так лучше будет. Гирге так велел.
– А мы чем тогда займемся? – спросил Тонмэй, вспоминая нового друга.
Отец, казалось, не слышит сына. Молча сидит с трубкой во рту. Сыновья ждут, пока отец выкурит трубку.
Вот он медленно вынул изо рта трубку, тщательно вытер чубук о ладонь. Поднял глаза на сыновей, переводя взгляд с одного на другого.
– Дети мои, добротно мямяльские сородичи живут. Тонмэй сам видел.
– А мы что, живем хуже их, да?! – удивленно воскликнул средний сын Этиркит.
– Я так не сказал… – негромко произнес отец.
– А что у них, в отличие от нас, особенного? – подал голос младший из сыновей, Гякичан.
– Умело топором работают.
– Мы тоже топором рубим дрова. Кое-что и мы строим… – возразил Этиркит.
– Разве я сказал, что вы не умеете работать топором? Тонмэй, расскажи братьям о том, что тебе понравилось у мямяльцев, – отец перевел взгляд на Тонмэя.
– Они крепко стоят на своей родовой земле… – начал Тонмэй и умолк, думая, что еще сказать.
– А мы что делаем? Разве не стоим на своих ногах? – засмеялся Этиркит.
– Не торопи меня, Эти. Дай подумать, – Тонмэй не обижается на брата. – Скажу вам честно: Гирге молодец. Он не похож на нас. Он сильнее и умнее, чем мы.
«Пусть общаются. Они еще так молоды. Какая жизнь ждет их впереди, никто не знает. И я не знаю. Пускай спорят и сами найдут правильную дорогу», – думает про себя старец Ичээни, глядя на сыновей.
В отличие от Тонмэя его младшие братья успели обзавестись семьями. Все это произошло почти незаметно, буднично. Стоит рассказать об этом.
Молодые парни часто ездили к соседнему ламуту Митэкэ, который кочевал на западной стороне Гольца Тонмэя. Ичээни знал, что у соседа трое незамужних дочерей. У Митэкэ по соседству жила его старшая родная сестра-вдова. Муж погиб при снежной лавине. Уже выросла взрослая дочь Татуки. Вот и зачастили братья к соседу.
Ичээни не придавал значения частым поездкам сыновей. Знал одно: его сыновья время даром не теряют, помогают по хозяйству Митэкэ, у которого одни дочери. Иногда сам гонял сыновей к соседу помочь по хозяйству. Однажды сам Митэкэ приехал к Ичээни. Предложил вместе поохотиться на сохатого. Нашел его лежку. Издали и самого сохатого увидел, не стал беспокоить, чтобы попытать охотничьей удачи с Ичээни. Мужчины уехали на охоту. Вот тогда-то у вечернего костра и затеял сосед разговор о своей дочери Холиге и Этирките. А после и дочь сестры сосватал за Гякичана.
Поначалу Ичээни опешил. Он понял, что Митэкэ нарушает логику брачных обрядов. Не стал даже слушать, повернул разговор. Даже был раздосадован бестактностью сородича.
Прошло время. Видел, как сохли его сыновья. Ночами ему не спалось, все думал, как обустроить их семейную жизнь. Ему хотелось, чтобы первым обзавелся семьей его старший сын Тонмэй. Отец придавал этому серьезное значение. Тонмэй продолжит жизнь отца. Для этого он должен жениться на достойной ламутке, желательно из состоятельной семьи. Ему придется за братьями присматривать. Старец в памяти перебирал все ламутские роды, которые знал. Мучился из-за того, что выгодного брака не предвиделось. Затем его мысли плавно перетекали к младшим сыновьям. Ведь случай сам идет в руки. Промедление может все погубить… Тогда трое его сыновей останутся бобылями, без очага, без детей… А дочерей Митэкэ разберут другие женихи. «Согласись, чего тянешь», – говорил внутренний голос.
Ичээни решил ехать к соседу.
Митэкэ не меньше его беспокоился о будущем дочерей. Он сам начал трудный разговор о дочерях.
Войдя в чум, Ичээни поздоровался с Митэкэ. Разделся и сел поудобнее. Затем вынул трубку, набил табаком. Лучинку сунул к горящим углям. Прикурил и глубоко затянулся. Ароматный дым окутал чум. Ичээни еще раз затянулся, потом вынул трубку изо рта, чубук тщательно вытер ладонью и протянул Митэкэ…
Тот подхватил трубку, сунул в рот, закрыл глаза и тоже затянулся. «О, какая радость! Какое счастье! Надо же, это ведь сам старец Ичээни приехал как сват!» – такие мысли лихорадочно завертелись в его голове.
Так два ламута решили сложный вопрос. Старец Ичээни сумел исправить сватовство. Теперь он сам, как отец сыновей, действует по обычаю ламутов. На другой день он отправился к сестре соседа. И тут обоюдное согласие было достигнуто. Так обзавелись семьями два сына.
Теперь сыновья живут и кочуют с семейством Митэкэ. В летнее время два рода воссоединяются для выпаса оленей. Гнус, комары, оводы-иргат не дают покоя оленям, когда их мало. Олени теряются, гибнут от истощения. А когда оленей пасут вместе, то и пастухов побольше, и олени прибавляются. А с осени аргишат по своим угодьям. Тогда старец Ичээни на время расстается с младшими сыновьями…
Как ни крути, сложна кочевая жизнь ламутов.
Сыновья время от времени наведываются к родителям. Однажды ненароком продолжили недавний разговор.
– У них крепкие изгороди. Амбары просторные… Мне еще лабазы понравились, – на этот раз начал старший Тонмэй.
– И мы строим изгороди, загоны. Разве не так? – Этиркит мельком глянул на отца, словно ища поддержки. Старец отдыхал, прикрыв глаза, спиной прислонившись к завернутому спальному мешку.
– Мне понравились их просторные амбары. – Тонмэй пропустил слова Этиркита.
– Амбары и у нас имеются, – воскликнул Гякичан.
Тонмэй улыбнулся, потом говорит:
– Тучные олени мне понравились. Много их.
Какое-то время разговор в таком духе продолжился между братьями.
Отец сел и заговорил:
– Надо почаще ездить к близким и дальним сородичам. Знакомиться и родниться. Вот мы вернулись из долгой поездки. Увидели, как живут мямяльцы. Оленей пригнали. Осенью мы тоже погоним туда своих оленей. В основном молодых самцов – явканов. Будем крепко жить, коли наладим тесные связи со своими сородичами. А пока поездим по нашим заимками и отремонтируем все наши постройки… Приедут мямяльские сородичи… Чтоб нам не краснеть со стыда и было что показать, – заключил отец.
Сыновья молча приняли слова отца и хотели было покинуть сярму…
– Куда торопитесь, не чужие же. Мяса для вас сварила. – мать не ожидая реакции сыновей, положила на землю, застланную свежей хвоей, плоский стол. А посередине поставила большой деревянный поднос, на котором дымились куски жирного мяса.
– Ешьте, дети… – отец улыбнулся сыновьям. В его улыбке таилась молчаливая ласка сурового на вид отца, повидавшего жизнь.
Сыновья не заставили себя уговаривать. Не чужие ведь они у своих родителей.
Глава четвертая. Женитьба Тонмэя
В окрестностях Гольца Тонмэя заметно посветлело. Его недосягаемый пик стал виден издалека, сверкая ровной белизной.
«Зима прошла. Отныне шаг за шагом начнет светать. А там, глядишь, и сама весна о себе заявит», – как-то утром молвил старец Ичээни, глядя на макушку горы-великана.
Прошло еще несколько дней. На вершине Гольца заиграли золотистые лучи солнца.
Ламуты вышли из чумов и, прикрыв ладонями глаза, стали смотреть на макушку Гольца.
«О, Солнце!» – шептали мужчины.
«Какое это счастье – дожить до нового Солнца», – говорили женщины.
Хотя солнечный луч только блеснул ненадолго и скрылся, никто не приуныл. Все знают: это предвестник весны. Скоро дни станут светлее. Для ламутов это – знак судьбы. Коли благополучно дотянули до первых солнечных лучей, значит, им дано жить и дальше.
Старец Ичээни в честь встречи Солнца велел забить двух мангаев – не телившихся упитанных важенок. Для ламутов настал радостный памятный день…
Прошло время. Теперь солнце появлялось каждый день. Стало заметно светлее. Снег на склонах Гольца и на его распадках заискрился. Речные долины от нахлынувшего обильного света будто пробудились и стали просторнее.
Ламуты много времени стали проводить вне чумов, где светло и солнечно. У каждого есть, чем заняться.
Тонмэй сидел на меховой подстилке у костра под ветвистым деревом и старательно строгал обрубок сухой березы под топорище. Привык готовить топорище про запас. В кочевьях вдруг возникнет нужда в замене захудалого топорища, а заготовка, заранее приготовленная, тут как тут, будто сама просится в руки.
Отец подошел незаметно и молча наблюдал за тем, как ловко строгает сын. Руки не суетятся, умело двигаются, подчиняясь воле сына, только круглые стружки медленно копятся рядом. Они тоже понадобятся при растопке очага в сярму.
«Уже повзрослел сын. Вон как умело строгает. И нож у него острый. Пора бы сыну остепениться. Сколько можно жить без своей семьи? Пора уже», – подумал старец Ичээни и вздохнул.
…Старец Ичээни еще в гостях у Горго чуткой душой уловил смятение в душе сына. Видел, как Тонмэй мимолетно бросал взгляд на дочь хозяина. Еще с тех дней старец Ичээни долгими ночами думал о будущем сына, в котором видел продолжение и своей жизни.
– У тебя неплохо получается, сын, – молвил довольный отец, стараясь отвлечься от мыслей о женитьбе сына.
Тонмэй взглянул на отца.
– Про запас строгаю, – отозвался он скромно.
– Правильно делаешь. В жизни это понадобится. Уже сам решаешь, как жить, что заготовить. Мне это нравится, – отец сел рядом.
«Ама меня хвалит. А я не заметил, как он подошел ко мне. Так можно и абагу проморгать. Нехорошо получилось», – думал между тем Тонмэй, продолжая строгать.
– Слышишь меня, Тонмэй?
– Слушаю, ама.
– Помнишь, старый Горго пригласил нас на весенний сэбдек?
– Помню. Он говорил Эгден эвин. – Тонмэй отложил в сторону почти готовое топорище и поправил дрова в костре, ожидая дальнейших слов отца. Он не скажет ему, как часто вспоминает про ту поездку к мямяльским сородичам, как при этом сердце начинает сильно колотиться, а его самого охватывает такая сладостная истома, которую раньше не испытывал.