– Пускай не сбудется сон Илкэни, – прошептала мать и положила в очаг кусочек жира.
– Будем надеяться, – отозвался Тонмэй, думая об усопшем отце. «Илкэни – думал он – чем-то напоминает деда… Повадками, движениями, что ли… Или умением слушать других. Коли не ошибаюсь, все поделом. Все пойдет на пользу сыну», – подумал Тонмэй. Вслух ничего не сказал.
В илуму на какое-то время воцарилась тишина. Каждый думает о своем. Эку незаметно бросает взгляд на мужа в ожидании его слов. У ламутов с давних пор закрепилась традиция: женщина прислушивается к мнению мужа, не оспаривает его. Он – глава семьи. Какой он, такова и семья. Когда он удачливый добытчик, в чуме царит мир и достаток. А когда глава семейства неудачливый охотник, то в семье еле-еле сводят концы с концами. Эку, что теперь отнекиваться, благодарна судьбе за такого, как Тонмэй, отца ее детей.
Тонмэй почувствовал, что мать Нелтэк ждет его слов.
– Будем собираться. Перекочуем. Здесь тесно, как в конуре обука-пищухи. Да и оленям негде тут остановиться. Не случись беда с Ирукаруком, мы бы остановились возле устья речки Уилдикит. Доедем-таки сегодня до Уилдикит. Там вволю отдохнем. Вы собирайтесь пока, – сказал жене Тонмэй.
– Со сборами мы быстро управимся. Основные вещи я не вынимала из вьюков. Разберем илуму – и мы готовы к отъезду, – бодро подала голос мать Нелтэк.
– А ты, Илкэни, сходил бы за оленями, пока я буду сооружать лабаз для Ирукарука. – Отец глянул на сына.
– Я знал, что ты отправишь меня за оленями, – откликнулся Илкэни, хотя знал, что подгонка оленей лежит на нем. В его голосе радость. Тонмэй молча улыбнулся сыну. Ему по душе готовность сына к любому делу.
– Только будь осмотрителен. Местность незнакомая. Бердан бери на всякий случай, – заботливо говорит отец.
– Зачем мне бердан сейчас? Думаю, ружье мне не понадобится. Я скоро пригоню оленей.
– Ну, смотри сам. Наверху ягеля много. Не должны олени далеко уйти. – Отец поднялся на ноги, показывая, что пора приступить к делу. Илкэни натянул замшевую тужурку, проверил, на месте ли нож, и быстро вышел из илуму.
Олени далеко не ушли. С вечера поднялись на перевал, по которому вчера вниз погнал их Илкэни. Затем повернули на левый склон горы. Юноша без особых усилий находит их след. Он помнит, как отец часто напоминает ему о необходимости быть внимательным в горах и в тайге. В летнее время во мхах и на ягеле трудно отыскать оленьи следы. Но Илкэни ориентируется по оленьему помету. Его тут много везде. Значит, корм обильный. Чем выше поднимается, тем лес реже. Деревца невысокие.
Еще издали заметил корбэ – самца Гелтаня. Олени не ушли далеко.
Раз вожак не уходит далеко, остальные кучкуются вокруг него. Ягель мягким толстым слоем стелется вокруг.
Юноше не хочется тревожить оленей. Вон как плавно ходят сытые важенки. Верховые и грузовые быки улеглись, жуя жвачку.
Илкэни поднял голову повыше. Склон горы становился круче. На самом верху видны нагромождения каменных глыб. Ему хочется подняться повыше и заглянуть вдаль. Каждая новая местность притягивает своей неизвестностью. Мог бы с этого места, где стоит сейчас, начать обзор, но деревья мешают. Но вдруг вздрогнул, будто кто-то его толкнул. Посмотрел на солнце. Оно поднялось высоко на сине-голубом небе. Оттуда, с недосягаемой выси, оно словно улыбается ему и говорит: «Что медлишь? Разве не видишь, как я удаляюсь от вас?» Илкэни вспомнил, что его ждут внизу. Он пронзительно свистнул. Первым гордо поднял голову Гелтаня и посмотрел в его сторону. Он не стал ждать повторного свистка, зашагал вниз. Олени последовали за ним. Все олени, как люди, только не говорят. Каждый из них поднимает голову и движется вслед за вожаком.
Вскоре юноша пригнал оленей на становище. Илуму не виден. Мать и сестра его, видно, давно разобрали. На открытом пятачке между деревьями стоит новенький лабаз из тонких стволов молодого леса. Отец все деревца аккуратно обтесал. На лабазе собрал все кости Иракурука, накрыл их тальником, сверху положил голову с рогами.
Илкэни удивился, как быстро управился отец.
– О, какой сильный ама! – воскликнул юноша. – Я бы не смог сделать, как ама.
Тонмэй улыбается. Ему приятно видеть оживленное, раскрасневшееся лицо сына и его блестящие глаза.
– Скоро и ты будешь строить не только такие лабазы. Жизнь заставит, – улыбается ама.
Кочевые ламуты ловле оленей придают особое значение. В этом деле многие поколения ламутов выработали свои навыки. Домашних оленей с рождения приучают к привязи. Нужда заставила ламутов приучить оленя к недоуздку. Без этого невозможно представить ездовых оленей и ручных важенок. Они же по натуре полудикие, играючи убегут от любого ламута.
В кочевых семьях у каждого свои обязанности. Но суровые условия жизни заставили каждого научиться ловле оленей маутами – арканами. И мужчин, и женщин. Ламутские мальчики с малых лет знают толк в маутах. Жизнь всегда мудрее людей. Она в течение жизни любых поколений незаметно научила ламутов по большей части обходиться без маутов.
Неизвестно, когда они научились подманивать оленя солью. Известна, правда, роль якутских и русских торговых людей в приобщении северного человека к соли. Ламуты за ценой не стояли, когда речь шла о покупке в первую очередь соли и табака. Оленей своих быстро приучили к соли. Такой олень не отходит от человека. В любом горном распадке или в глухой чащобе только издаст свой привычный зов: «Ма, ма, ма!», как олени сами прибегают к нему. Тут и маута не требуется.
Поэтому Тонмэй с матерью Нелтэк верховых и вьючных оленей поймали безо всякой суеты. Без чаепития выехать не могут. Неизвестно, как сложится сегодняшняя кочевка и когда потом утолят жажду. Тонмэй с дочерью и сыном, подошли к костру и сели, мать Нелтэк поставила перед ними плоский стол, разложила на нем березовые кружки и налила всем чай, потом разбавила оленьим молоком. На небольшом деревянном подносе положила сочное вареное мясо. Тонмэй из-за пазухи вытащил самодельную трубку с мешочком. Трубка с коротким мундштуком. Сунул в рот, открыл мешочек, пальцами пошарил внутри в надежде найти хоть завалившуюся крошку табака. Но тщетно. Пусто. Вздохнув, трубку с пустым мешком сунул обратно за пазуху. Так ему хочется отведать терпкий горьковатый вкус табака. Запасы табака давно иссякли. От этого он молча страдает.
Тонмэй мелко нарезал кусок мяса.
Илкэни с аппетитом стал уплетать ломтики оленины. Утром только чаю попил и пошел за оленями. Понятно, проголодался. Нелтэк ест мало, попила лишь немного молока. Зато отец налег на чай. У него как у главы семьи самая большая кружка, у матери Нелтэк кружка поменьше, а у детей одинаковые. Эти кружки из сушеной берестины выдолбил он сам. Получилось на диву. Уже готовые кружки долго держал в кипящем рыбьем жире, а потом высушил на солнце. Крепкие, водонепроницаемые получились кружки. Опорожнив три кружки чаю, поел мяса.
После чаепития навьючили оленей. Раньше перед дорогой муж и жена выкуривали трубку. А теперь нечем побаловаться. Зато расторопно выехали. Ехали как вчера. Впереди Тонмэй, за ним мать Нелтэк, затем сама Нелтэк. Илкэни следом гонит свободных оленей.
Тонмэй не сразу садится на оленя. Примерно полверсты шел пешком, ведя за собой аргиш.
Перед тем как взобраться в седло, Тонмэй улыбнулся жене:
– Сегодня кочевка только по реке, перевала на пути не встретим.
Женщина в ответ грустно улыбнулась…
Дэгэлэн Дэги с семьей откочевал к речке Буркат. У него оленей немного. Да и сам постарел для дальних кочевок. Благо, речка эта богата сочным белым ягелем.
Накануне, перед тем как выехать в омчин, Тонмэй пошел к нему в гости. После кончины отца Тонмэй часто общается со стариком. Он проникся к нему большим уважением после поездки к мямяльским сородичам. Это он, Дэгэлэн Дэги, по просьбе отца поехал с Тонмэем в качестве свата к главе мямяльских эвенов Горго. Благодаря Дэгэлэн Дэги все его тайные мечты сбылись как нельзя лучше. Если бы не он, могла бы красавица Эку перекочевать к священному Гольцу, чтобы стать женой Тонмэя? В итоге он и Эку создали свою семью, родились и выросли их дети…
Дэгэлэн Дэги, в отличие от своих сверстников, слыл веселым нравом. Неунывающий, добродушный. Хороший рассказчик. В оленях знает толк, потому близок к ним. Трудяга. Возле чума Дэгэлэн Дэги всегда много срубленных им сухих дров. В любую погоду, в дождь и в снег, в его чуме тепло.
Тем не менее у него есть одна слабость. Как добытчик мяса он слаб. Как все мужчины-ламуты, и он иногда выезжал на охоту на уямканов – снежных баранов. Почему-то Дух земли не наделил его даром преуспевающего охотника. Каждый раз возвращался без добычи.
Любой ламут прежде всего охотник. Ему надо кормить семью, подсобить остальным сородичам. Для этого добытчик старается добыть как можно больше дикого зверя. Начиная с ранней осени и до весны, пока снег не растаял, много времени уделяет охоте. Живут ламуты больше обособленно. При неудачах голодная жизнь не заставляет себя долго ждать. Дэгэлэни Дэги страдает больше всех. Поняв, что охота на сохатых, уямканов и сокжоев не для него, он больше промышляет белку и горностаев. Этим и живет. Семью содержит и себя кормит. У него неплохо налажена торговля с якутскими купцами. Те охотно берут у него беличьи и горностаевые шкурки, взамен дают муку, чай, табак…
Дети его повзрослели. Дэгэлэни Дэги словно не чувствует на себе груз выпавших и растаявших снегов, по-старому кочует с женой отдельно от сыновей. Не хочет стать им обузой.
Тонмэй видит, как сильно сдал в последние годы Дэгэлэни Дэги, потому старается не терять его из поля зрения. От добытого сохатого или сокжоя непременно выделяет Дэгэлэни Дэги его долю. С кем-нибудь из сыновей отправляет посылку. Иногда Тонмэй и сам ездит к нему. Дэгэлэни Дэги сильно радуется и всякий раз сравнивает его со священным Гольцом Тонмэем.
– Сегодня я поеду к дальним лежбищам рогачей, – за утренним чаем проговорил Тонмэй.