– Возможно, я ошибаюсь. Но уж очень хочется узнать, чьи это следы. Неопределенность в любом деле всегда томительна. – Илкэни снова обернулся назад. – Я тут останусь, а ты езжай домой.
– Поедем домой и расскажем все твоему отцу. Он решит, как быть дальше. А твой легкомысленный поступок. он бы не одобрил.
Илкэни ответил не сразу.
– Однако ты прав, – наконец сказал он. – Поехали домой.
Илкэни вошел в чора-дю, скинул легкую тужурку, подсел к столу, где мать успела разложить еду: копченое мясо, немного молока и кружку чая.
Отец полулежал на оленьей шкуре и ждал, пока заговорит Илкэни. «Рассудительным растет. Не суетится, как листья бургавли – тополя на ветру», – думал он, наблюдая за сыном.
Илкэни запивал чаем кусочки сорча[100]. Поев, отошел от стола. Нелтэк убрала кружку и стол.
– Что случилось, Илкэни? Мне показалось, ты чем-то сильно взволнован. Сам на себя не похож, – заговорил отец.
– Ама, возвращаясь с охоты, на речке Ясчан мы увидели следы человека.
– Возможно, кто-то из наших оставил там свои следы, – предположил отец.
– Нет, ама, следы очень большие. По сырому песку неизвестный человек прошел босиком.
– Не перепутали ли со следами абага?
– Нет-нет, невозможно перепутать.
Тонмэй заволновался и сел.
– А куда пошли эти следы?
– В сторону яса[101].
– А вы не пытались идти по этим следам?
– Я хотел выяснить, чьи эти следы. Но меня отговорил Бетукэ. Мол, надо посоветоваться с тобой, ама.
– Бетукэ правильно не пустил тебя. Может, угодил бы в лапы аринки.
– О, как страшно-то, – испуганно воскликнула сестра Нелтэк.
Мать кинула в огонь немного копченого жира. Она шептала слова благодарности Духу Гольца Тонмэя за то, что оградил от опасности ее сына.
Весть о необычных следах, обнаруженных на берегу, передавалась из чума в чум. Встревоженные ламуты переговаривались шепотом.
Сколько жили ламуты под сенью Гольца Тонмэя, не помнили таких больших следов. Много поколений ламутов кочевали по этим местам, но еще не было случая, чтобы посторонний захаживал на тропы их кочевий. Сородичей, живущих по соседству, знали каждого в лицо и поименно, как и то, когда и кто покинул этот мир и навсегда перекочевал в небесный мир предков.
К тому же истинный ламут никогда не сторонится людей. Он по природе своей общителен. Того, кто сторонится людей, ламуты в свой круг не пускают.
Ламуты с надеждой обратили взоры на Тонмэя. Только он, как они думали, даст мудрый совет.
Один за другим они потянулись к чора Тонмэя. День был солнечный. В чора не стали заходить. Расселись на траве у входа. Хозяин чора не заставил себя ждать. Подошли его сыновья Апанас, Нэргэт. Не пришел один старец Дэгэлэн Дэги. Жена подошла и села рядом с женщинами.
– Старик мой что-то захворал. Велел мне все выслушать и рассказать ему, – сказала она.
– Что с ним? Он еще крепок. Встанет на ноги? – спросил Тонмэй.
– Лечу травами. Я тоже надеюсь, что он выкарабкается, – согласилась Чимчэн, жена Дэгэлэн Дэги.
Тонмэй некоторое время сидел задумчиво. Весть о болезни старца Дэгэлэн Дэги его взволновала. Вспомнил про отца. После его ухода к предкам Дэгэлэн Дэги стал для Тонмэя опорой во многих делах таежной жизни. Дух Гольца поможет ему встать на ноги.
Тонмэй всех сородичей окинул взглядом.
– Слышали небось о том, что рассказали Бетукэ с Илкэном? Сам не видел, потому мне пока говорить не о чем. Скажу только одно: отныне будьте осмотрительны. Поодиночке без острой нужды не ходите в лес.
Женщины тихонько заохали:
– Это аринка однако. Подкрадется ночью и всех задушит, пока спим.
– Не суетитесь. Пока ничего не ясно. Нам надо сначала все выяснить, поэтому судачить будем потом, – твердо отчеканил Тонмэй.
– Темной ночью утащит кого-нибудь из женщин, – тихонько вздохнула жена Тонмэя Эку.
Тонмэй при людях никогда ничем не попрекал жену. Не возражал ей даже тогда, когда высказывала опрометчивые слова. Эку – мать его детей и честь семейного очага. Ему, ясное дело, не понравились слова жены. Но он их пропустил мимо ушей.
– Поодиночке никуда не ходите. За дровами или за водой ходите по двое. За детьми следите. Собак покуда держите свободно. Пускай бегают, в случае опасности хоть лаем предупредят нас, – таковы были наставления Тонмэя.
– Не говори так безрассудно, мать Нелтэк, беду накличешь ненароком, – тихо, но твердо осадил жену Тонмэй, когда сородичи разошлись. Мать Нелтэк выслушала слова мужа. Она согласна с тем, что сказал он.
…Настали для людей тяжелые дни страха. Каждый старый пень или трухлявое дерево мерещились им таинственным существом. Чувства обострялись в вечернее и ночное время. Страх гнал сон. В полудреме сородичи чутко прислушивались к каждому шороху в ночной тишине. Чудилось испуганному воображению, будто крадется к чора большой черный человек с ножом в руке.
Бетукэ по просьбе Тонмэя съездил к речке Ясчан. Илкэни тоже захотел поехать. Отец строго посмотрел на сына. Мол, тебе еще рано совать нос в такое дело. Бетукэ внимательно обшарил все вокруг. Больше следов не было нигде. Углубляться в лес не стал. Боязно все-таки.
Прошло еще несколько дней. Ламуты жили в томительном ожидании.
Однажды исчезла пестрая важенка Тонмэя. Она который год не телилась. Тонмэй решил ее заколоть на мясо в первый снег. Пусть, думал он, пока нагуляет еще жиру. Да вот не дождались желанного лакомства. Важенка исчезла. Поискали ее по всем распадкам и урочищам, но нет ни костей, ни следов. Будто испарилась или улетела куда-нибудь.
– Как мой Буюкэн пропал, так и эта запропастилась. Неужели мой Кяга слопал и ее? – задумчиво тер узкий лоб Апанас, вспоминая медведя, чуть было не задравшего его самого.
Наутро Тонмэй поймал двух верховых оленей. Оседлал одного, а второго, как запасного, повел за собой без седла.
Сородичи с надеждой проводили взглядами Тонмэя, пока он не скрылся за деревьями.
День выдался жаркий. Олени скучились на небольшой поляне рядом с илуму. Тяжко дыша, изнывали от жары.
Во второй половине дня солнце зашло за горы. Жара заметно ослабла. Изнуренные олени потянулись к речке на водопой.
Утолив жажду и немного постояв в воде, олени потянулись к листьям и травам. С утра из-за жары не паслись. Теперь вдоволь уминают зеленое разнотравье.
На невысокой горке, в некотором удалении, маячат Нэргэт и Илкэни. Отец велел, чтобы глаз не спускали с оленей.
Полакомившись зеленой листвой, олени потянулись к ягельным склонам. Парни последовали за ними.
– Нэргэт, что будем делать, если вдруг аринка нападет на оленей? – спросил Илкэни.
– Не знаю даже… Будем действовать по обстановке, – ответил Нэргэт.
– Как по обстановке? Говори яснее.
– Посмотрим, как себя поведет твой аринка. Погонись он за оленями, мы станем кричать и погоним на него наших учагов. Может, он испугается и убежит от нас.
– А если он сам попрет на нас, тогда что?
– Станем стрелять из лука, так, чтобы стрелы летели над ним.
– Значит, в него самого не стрелять?
– А зачем, не зная, кто он, стрелять в него? Возможно, он в бегах. Это же, однако, не зверь дикий.
– Ты умен, Нэргэт. Согласен с тобой. Как говорит наш отец: ко всему живому нужно проявлять доброту.
Нэргэт улыбнулся.
– При чем тут умен, не умен. Я просто дольше живу, чем ты, Илкэни. Не обижайся, но запомни мои слова.
Между тем солнце село за горную гряду. Потянуло вечерней прохладой. Молодые ламуты погнали оленей к илуму.
Оказывается, и отец вернулся только что. Он снимал седло со спины оленя. Обоих верховых оленей привязал к деревцу. Зашел в чора. Эку обрадовалась мужу. Проворно накрыла стол. Пока Тонмэй чаевничал, никто из сородичей не заглянул. Тонмэй ел долго. Эку ждала, что он скажет. Он глава не только их семьи, а и всего рода. Эку привыкла не донимать его вопросами. Он сам знает, когда поделиться новостями…
– Как олени? – спросил отец, когда в чора зашел Илкэни.
– Вдоволь попаслись. Мы за ними смотрели в оба.
– Это хорошо, – улыбнулся отец. – Как вели себя? Не беспокоились?
– Вели себя спокойно.
В это время зашла Нелтэк. Она принесла молоко. Улыбаясь, поделилась новостью:
– Вчера важенки мало молока дали, а сегодня вот, глядите… – Девушка показала, сколько надоила. Лицо отца посветлело. «Дочь сильно напоминает юную Эку…» – подумал он и глянул на мать детей. Эку шила зимние торбаза. Она знает, насколько обманчиво время. Когда солнечно, мало осадков, но вскоре вновь пойдут дожди. Не заметишь, как пройдут лето и осень, а там выпадет снег, налетят жгучие ветра. Пока тепло, надо успеть пошить меховую одежду. Молодые невестки еще далеки до ее умений выделывать камусы, оленьи и бараньи шкуры и шить из них зимние торбаза и меховые дохи. Стараются, но всему свое время. И они освоят это нелегкое ремесло. Такова женская доля.
Нелтэк, пока мать занята заготовкой материала для шитья, все заботы по дому взяла на себя. Мать довольна дочерью, но еще неизвестно, как сложится ее жизнь. Да и женихов пока не видно. Обо всем этом думает мать семьи, сидя за долгим шитьем.
– Важенки чуют руку женщины. Если она от души старается, то и они дают много молока. Олени, важенки и мы, ламуты, одно целое, – проговорила мать. – Нелтэк, налей-ка и мне чаю. Отведаю твоего чая с мужчинами.
Тонмэй улыбнулся, а Илкэни засмеялся, представив себя мужчиной вроде отца.
– Положи, Нелтэк, молоко в тени, чтоб остыло. К вечеру будет кээбэл, – сказала Эку.
Илкэни обрадовался, услышав про кээбэл.
– Как съездил, отец Нелтэк? – спросила Эку.
Тонмэй потер лицо ладонью и сказал:
– Я видел следы. В самом деле, какой-то большой человек ходил около речки Ясчан. Пытался ехать по его следам, но он будто специально их путал. Все кружил, словно нечем другим заняться.