– Он бидес?[120] – спросил он по-ламутски.
Тонмэй взглянул на вошедшего. Голос показался ему знакомым.
– Это ты, Гирге?! – спросил он, с трудом узнавая в пришельце сородича, сына старца Горго. Давно не виделись.
– Да, это я, – отозвался смуглый Гирге, подавая руку Тонмэю, Эку, Нелтэк и Илкэни. Широкими ладонями провел по скуластому лицу. – Оленей распрягал от лямок.
Гирге быстро скинул доху и подсел к очагу.
«Кто эти люди? Зачем приехали?» – думал Тонмэй и почему-то вспомнил купца Тарагая Мэхээлэ и силача Маппыя. Лучше было бы, коли бы приехали знакомые люди. К тому же язык якутов ему гораздо ближе, чем язык пришлых людей. Беспокойство охватило его.
Одна надежда теперь на Гирге. При нем Тонмэй и домашние немного успокоились.
Тонмэй терпеливо ждал, когда приезжие сами все объяснят и лишь вопросительно посматривал на Гирге. Тонмэй часто вспоминает Гирге. Они не раз виделись на эвинэкэх. Гирге неплохо бегал, правда, боролся слабо. Его легко опрокидывали на землю более ловкие бойцы. В семье Тонмэя Гирге свой человек. До сих пор все помнят, как много подарков он преподнес им в первый свой приезд.
Один из приезжих повернулся к якуту и что-то сказал на непонятном языке. Говорил довольно долго, посматривая на ламутов. Затем уже якут все услышанное довел до Гирге, чтобы тот по-ламутски рассказал жильцам чума.
– Он просит, чтобы я рассказал вам, зачем они приехали сюда, – перевел Гирге.
Тонмэй молча кивнул головой в знак согласия. Илкэни плечом прислонился к отцу, с любопытством посматривая на пришлых людей. Он по выражению лица отца понял, что ему не по нутру незваные гости.
– Эти люди приехали издалека, – совсем тихо по-ламутски начал Гирге.
– Он-гу тачин-а[121], – кивнул Тонмэй, пытаясь понять, к чему клонит Гирге.
– Они представляются божьими людьми – миссионерами. Та земля, откуда выехали, называется Камчатка. Год жили в Охотске. Объезжают те места, где живут ламуты. Всех крестят, – говорит Гирге.
Тонмэй внимательно выслушал. Затем спросил:
– Крестят? А что это означает?
– Эти люди считают себя посланниками бога. Они хотят, чтобы все ламуты приняли их веру.
– А как называется их вера? – пытался понять Тонмэй суть объяснений Гирге.
Гирге повернулся к своим спутникам и долго о чем-то говорил якуту.
Бородатый заговорил быстро. Время от времени ладонью поглаживал бороду. Гирге сунул в рот старую деревянную трубку, глубоко затянулся и продолжил:
– Они хотят, чтобы вы приняли их веру, которая называется православием. Об этом объяснят более подробно в последующие дни.
– Зачем?! – удивился Тонмэй. – Какое им дело до нас?
– Они говорят, что выступают как посредники от бога. Ламуты, живущие на далекой Гижиге, приняли их веру. Новую веру приняли и охотские ламуты.
– Не знаю, Гирге, что-то в мире происходит. У меня голова кругом идет, – говорит Тонмэй, качая головой. – А ты, Гирге, им поверил?
– Обманывать вас не буду. Вы все для меня как родные. Я принял их веру, – Гирге запустил руку под одежду у ворота, и вынул маленький крестик.
– Мы жили своей жизнью. Кочевали, охотились. Никто нам не мешал и мы никому не мешали. Переведи.
Гирге перевел и, послушав своих попутчиков, повернулся к Тонмэю:
– Они говорят, что на вашу свободную жизнь никто не покушается. Будете в основном жить так, как жили. Просят, чтобы не беспокоились.
– А, может быть, они наших оленей хотят отнять? Мы с таким трудом их содержим… Без них, сам знаешь, нам нет жизни. Спроси, что они хотят от нас? Им наши олени нужны?
– Не волнуйся, Тонмэй. Все образуется, – мягко сказал Гирге. – Эти люди ни у кого ничего не отнимают. Они у нас долго жили, ничего у нас даром не взяли.
– Ты переведи им мои слова…
Гирге перевел его вопрос. Приезжие заулыбались. Тонмэй сидел неподвижно, глубоко задумавшись, будто все происходящее его ничуть не касается. Наконец Гирге сказал:
– Они устали. Мы сейчас свой чум поставим. Им нужен отдых.
– Темно же. А шесты-ирука откуда возьмете? Сегодня могли бы на ночь остановиться у нас. Как-нибудь уместимся… – Тонмэй говорил от души.
– Они, насколько знаю, ночуют и живут только в своем жилище. А ирука есть. Я им помог с этим. – Гирге, улыбаясь, перевел слова Тонмэя своим попутчикам. Те заулыбались. Бородач в знак благодарности склонил голову, ладони прижал к груди.
– Он благодарен вам, но хочет отдохнуть в своем чуме, который мы поставим сейчас.
– Может, мы поможем? – спросил Тонмэй.
Гирге перевел. Те покачали головами, мол, не надо. Судя по тому, как смягчились их лица, они были довольны Тонмэем.
Тонмэй думал о дальнейшей жизни, как будут отныне жить, что сулит им приезд нежданных незнакомых людей.
Тонмэй проснулся рано. В меховом элбукэ кромешная тьма. Это надежная защита от любых морозов. Элбукэ – дело умелых рук Эку. Прошло много лет, с тех пор как юной хозяйкой вселилась она в илуму Тонмэя. И первым делом занялась выделкой оленьих шкур, добытых ранней осенью, когда шерсть еще не густая. Из нескольких шкур сшила элбукэ мехом внутрь.
Когда пошли дети, по мере их роста мать делала сначала детские элбукэ, а затем и побольше, для подросших сыновей и дочери. А внутри элбукэ дети спали в кучу – меховых мешках. Сами взрослые накрывались меховым одеялом.
В зимнее время у ламутов в жилище тройная защита от лютых морозов: сначала чум, утепленный шкурами и снегом снаружи, затем элбукэ – меховой полог и, наконец, спальные мешки.
Тонмэй почему-то обо всем этом вспомнил. Ему повезло со второй половиной. Он всю жизнь хранит в душе чувство благодарности к своему отцу – старцу Ичээни. Это он повез сына к своенравному, но доброму деду Горго, где Тонмэй впервые увидел юную Эку. Она удивила парня своей свежей красотой…
В тот раз, по заданию отца, Тонмэй погнал молодых оленей. Дед Дэгэлэн Дэги поехал с ним в качестве свата. А Тонмэй даже не догадывался. Интересна жизнь ламутов, их воспитание и характеры. Все продумано, как надо, безо всякой суеты.
Эку все умеет: готовит вкусную еду, быстро и хорошо шьет любую летнюю и зимнюю одежду. Так и прожили они жизнь в любви и согласии. Не заметили, как выросли дети. Старшие сыновья уже имеют свои семьи, растят внуков. С ними пока живут Илкэни и Нелтэк.
С Илкэном еще ничего. Найдется невеста. А вот как быть с Нелтэк, он сам не знает. Подходящих молодых ламутов, за кого можно было бы выдать замуж дочь Нелтэк, что-то не видно. У него, если признаться, нет желания расстаться с любимой дочерью. Ведь каждый день начинается с радостных дум о Нелтэк. А что будет с ним, когда она откочует в другую семью, выйдя замуж? Отец об этом старается не думать. Но жизнь и судьба сами определяют, по какому пути идти и как устроить личную жизнь каждому молодому ламуту. Тонмэй поневоле задумался сейчас о судьбе дочки. В тот же миг под одеялом зашевелилась мать. Тонмэй понял, что разбудил ее своими вздохами. Та откинула меховое одеяло и начала одеваться.
Тут нет ничего не обычного. Эку, с первых дней жизни с Тонмэем хранила тепло и уют в чуме. Как только с радостным треском начал загораться огонь в очаге, Тонмэй, одевшись, выбрался из элбукэ – полога.
– Полежал бы немного, покуда нагреем чум, – тихо сказала мать Нелтэк.
– А зачем? Мне и так тепло рядом с тобой, – улыбнулся Тонмэй, шагнул к двери и выбрался наружу.
Чуть поодаль сквозь марево предутреннего тумана темнел силуэт чума вчерашних запоздалых путников. Тонмэй в подробностях вспомнил весь разговор с пришельцами.
Он почему-то с опаской воспринял их. Ему не понравился их нежданный приезд и весь разговор о какой-то новой вере, незнакомой ему самому и его сородичам. Ситуация могла стать напряженной, если бы не Гирге.
Удивительно, как и где Гирге сошелся с этими незнакомыми людьми? Этот бородатый даже чем-то пугает и отталкивает. Вчера вечером перед сном Тонмэй долго обдумывал услышанное. Его озадачил и сам Гирге, шепнув ему на ухо: «Ты не опасайся их. Ничего плохого тебе не сделают. Они – добрые люди».
Эти слова Гирге встревожили Тонмэя. «Они еще спят. Однако сильно устали в пути», – подумал он, замечая, что дымок не струится над чумом.
…Вдвоем с женой попили чай.
– Занесу им окорок уямкана. Попотчуем сегодня гостей, – проронил Тонмэй.
– Сам знаешь, люди новые, незнакомые… Накормим как надо. Но ты будь осмотрительным, мало ли что… – ответила жена.
– Гирге шепнул мне, будто они неплохие люди.
– Тебе Гирге так сказал? – переспросила она.
– Да, он так сказал. Слово в слово говорю тебе. А он умеет видеть нутро человека насквозь…
– Как бы там ни было, гости есть гости. Попотчуем их, как можем, – откликнулась жена.
Уркэпэн бесшумно распахнулся и зашел Гирге.
– Яв укчэнэс?[122] – спросил он. Это общепринятое выражение у ламутов, имеющее несколько оттенков. С одной стороны, оно звучит как приветствие, с другой, как пожелание здоровья, с третьей, как проявление милосердия.
Тонмэй и Экку улыбнулись.
– Як-та укчэнэк ачча[123]. Ты подоспел вовремя. Садись к столу, – предложил Тонмэй гостеприимно.
– Я на миг только, глянуть: спите вы или нет. Пойду за ними. Попьем чаю с оленьим молоком. – Гирге бесшумно вышел.
Эку засуетилась, вновь собирая еду на стол. Кроме вареного мяса, и собирать-то было нечего. Покопалась в дальнем углу чума, вынула замороженное оленье молоко и стала колоть его на маленькие кусочки для лакомства.
– Дети, просыпайтесь. Сейчас гости зайдут, – сказал Тонмэй.
Илкэни тут же поднялся. Снял элбукэ, собрал куучу – спальный мешок, аккуратно сложил возле стенки чума.
То же самое проделала сестра. Потом оба умылись возле очага, поливая из кружки друг другу на руки.