Тонмэй пристально глянул на Тарагая.
– Почему хочешь его задержать? – спросил он.
– За то, что натворил дел, скрылся от власти… – Тарагай Мэхээлэ надменно глянул на ламута, словно говоря, кто тут хозяин.
– Парень он толковый, работящий и честный. Ты сам, Мэхээлэ, загнал его в безвыходное положение. А он не захотел смириться с этим, вот и ушел в тайгу. Он же живой человек, а не дикий зверь, – Тонмэй говорил спокойно и тихо. – К тому же недавно мать свою похоронил. Совсем одинокий остался.
– Но он же хамначит мой… – сказал Тарагай и удивленно глянул на Тонмэя. Мол, надо же! Этот таежник еще заступается за моего беглого хамначита!..
– Ну и что? Но что такое хамначит? Кто это придумал?
– Он должен жить по моим правилам, – сказал Тарагай Мэхээлэ уверенно.
– Почему так думаешь? Мне это непонятно. Объясни.
– Он же мой работник… Мой хамначит.
– Маппый – живой человек. У него своя судьба, а ты говоришь о нем, будто он вещь какая-то.
– Ты, старик, не знаешь нашу жизнь.
– Думаю, что он не вернется к тебе, – тихо отзывается Тонмэй.
– Почему так думаешь?! – остро глянул на гостя купец.
– Маппый притерся к нам. И мы его приняли в свой род. Привыкает к таежной жизни, там он свободен.
– Свободен?!
– Ну да… В тайге люди живут свободно и при этом поддерживают во всем друг друга.
– Вон куда ты загнул, Тонмэй…
– Чему тут удивляться. Тайга – это наш мир, где каждый ламут в другом ламуте видит своего брата или сестру, – говорит Тонмэй.
Тарагай Мэхээлэ надолго задумался. Наконец говорит:
– Ну хорошо, ламут ламута поддерживает. А Маппый разве ламут? Он же якут.
– Мы все люди. То, что Маппый якут, для нас не имеет значения. Главное, он человек. Добрый, честный.
«Этот человек из тайги не такой уж наивный, как я поначалу предполагал. Вон как рассуждает, просто и доходчиво о многом толкует. То-то живут и выживают эти ламуты в нечеловеческих условиях, лишенные удобств жизни, а человеческий облик свой не потеряли. Они не дикари какие-то, а люди как люди…» – думает Тарагай.
Тонмэй заговорил вновь:
– Вот ты, Мэхээлэ, не терпишь Маппыя. Допустим, вернется он в твое селение. Как он будет жить, когда тойон все время будет на него зло держать? Я этого понять не могу.
– Стало быть, ты, друг Тонмэй, хочешь, чтобы он жил у вас?
– Я же сказал, что он человек свободный. Где захочет жить, там и будет жить… Захочет к тебе вернуться, стало быть, вернется…
– Ты оказался гораздо рассудительнее, чем я, – улыбнулся Тарагай Мэхээлэ и протянул кисет с табаком. У Тонмэя засияли глаза от возможности еще раз курнуть. Не отказался от щедрости хозяина. Вспомнил сородичей и пожалел их. Тут он один наслаждается, а те курево видят только во сне.
Оба еще посидели, выпили чаю.
– Ну что же, друг Тонмэй, будем дальше жить, как жили. Ясак плати, как до сих пор платил. Только не окольным путем, а напрямую мне. И меня не забывай, будем меняться, чем можем. Я тебе патроны дам, да и ружье подарю. – Глаза таежника на миг блеснули радостью, но не подал виду.
– Я понимаю. Будем делать так, как ты велишь.
– А насчет Маппыя… – тут хозяин дома вновь задумался. Казалось, что забыл про ламута, сидевшего напротив.
Тонмэй, казалось, думал только о куреве. Старательно и медленно курил. Он ничем не напоминал о своем присутствии купцу. О себе заявил сам купец.
– О чем так задумался, старина? – громко спрашивает купец.
– Сижу и курю. Редко выпадает такое удовольствие, – откликнулся Тонмэй.
– Пускай кочует с вами, бедовый парень, как ты того желаешь… – Тарагай Мэхээлэ, как торговый человек, смекнул о своей выгоде: коли Маппый умело охотится, то это выгодно и ему, торговому человеку.
– Нам, ламутам, и вам, якутам, как велит Дух священного Гольца Тонмэя, нечего делить. Каждому свое. Только земля на всех одна и тайга одна, потому, как разумные люди, будем делиться, чем можем, и станем жить в согласии. – Тонмэй встал и протянул руку хозяину дома.
Тарагай Мэхээлэ тоже встал и крепко пожал руку Тонмэя…
2010–2017 гг.