– Вот он, лучший маркетолог страны! – воскликнул ведущий со смехом. – Видимо, все его творческие идеи ушли в работу, а не во внешний вид.
Еще была остро́та о том, что Альберту пригодился его выпускной костюм. В тот вечер шутили над всеми, и никто не обижался. Это было частью шоу, на которое все пришли по собственной воле, никто их не заставлял.
– А вот и ваша позолоченная QуQушка!
Две девушки в костюмах шприцов вручили Альберту награду и встали по разные стороны от него на время произнесения речи, чтобы мероприятие продолжало выглядеть вульгарно и эпатажно. Мечик начал говорить предельно сдержанно и спокойно, нахваливая продукты своей компании, но и на этот случай у организаторов был готов план – оркестр начал играть смешную музыку из фильмов с Чарли Чаплином. Так или иначе, общими усилиями они смогли вызвать улыбку на лице мужчины и сбить его с толку. Он начал запинаться, а зрители немного развеселились. Само собой, все это снимала Милана, гордясь начальником, понимая, что в премии есть и ее вклад.
Альберт Мечик тоже это понимал и, когда ведущий вырвал из его рук заготовленную на всякий случай победную речь, начал импровизировать от чистого сердца, говорить первое, что придет в голову. А в голову, конечно, пришла помощница.
– Хотя премию и получаю я один, ведь я поставлен за всех отдуваться, – продолжил он, – всем очевидно, что это высокая оценка всего нашего департамента, многих десятков людей. Без любого из них мы не добились бы тех успехов, какие имеем в этом году. В первую очередь я хочу поблагодарить Милану Иванову, вдохнувшую в нашу команду новую жизнь. Кстати, вон она, тоже сейчас в этом зале…
Он показал на нее рукой. Прожектор ненадолго выхватил Милану из темноты, и свет отразился от сотен стразов на ее серебристом платье, попал на каждого обернувшегося в ее сторону зрителя. То были несколько секунд величайшей славы. И хотя после этого начальник стал благодарить всех остальных подчиненных, Милана этого уже не слышала. Она словно взлетела над миром, и ее легкое, медовое тело парило вне нашего измерения. Она даже не заметила, как встала во весь рост, чтобы показать себя сотням глядящих на нее лиц. В этом приливе радости вся раскинувшаяся перед глазами лагуна концертного зала пестрила рябью направленных на нее глаз, подгоняемой счастливым ветром судьбы.
Через секунду прожектор погас, а зрители снова смотрели на сцену, и Милана вынуждена была быстро сесть.
Онлайн трансляция не прерывалась, и в определенный момент экран ее телефона заполнился сердечками от сходящих с ума фанатов. Каждый хотел отправить радостную реакцию, и все их сообщения слились в единое ликование. Кто-то поздравлял от всей души, кто-то из зависти, кто-то даже сыпал гадостями, но таких было мало – главным символом звездного часа Миланы подавляющим большинством зрителей было выбрано сердце.
Ошеломленная, она плохо помнила последующие минуты, ставшие испытанием и для Олега, который находился по другую сторону ее трансляции. Муж не мог на радостях обнять собственную жену и вынужден был сдерживать любые эмоции. Ему оставалось лишь ждать окончания стрима, в предвкушении яркого проявления чувств к любимому человеку. Ситуацию омрачало лишь выглядывающее из-за угла ощущение своей ничтожности и недостойности такой блистательной женщины. Хотя оно и отодвигалось всеми силами на второй план, тем не менее не оставляло попыток грызть нервы Олега в надежде окончательно его сломить. Такова цель всех фобий.
Не смог он обнять жену и в холле после концерта, где она, уставшая и выжатая, как самый сексуальный в мире лимон, вынуждена была определить и поздравить миллионного подписчика. Благодаря тому, что ее упомянули при награждении, количество ее почитателей выросло с девятьсот девяноста пяти тысяч до миллиона ста тысяч. Задача оказалась не из простых, и Милане пришлось слать приветы многим и многим людям. Какой-то далекий и не известный никому человек, смотрящий после работы видео в соцсетях, попадал на седьмое небо от счастья. Для него было главным событием года увидеть личное обращение от любимицы, слишком звездной и недоступной для него. Наверняка он навсегда сохранит ту пару секунд из трансляции, где она произносит его имя и шлет воздушный поцелуй, он будет хвастаться этим перед друзьям. И в отличие от всех этих фанатов Олег находится рядом, и ему ничего не стоит дотронуться до звезды, обнять ее и страстно поцеловать. Он даже спит с ней, занимается тем самым, о чем мечтают многие сотни тысяч.
Но чем он лучше остальных? Разумеется, он не так плох, но в мире есть мужчины и круче. Есть красивее, богаче, смелее, успешнее. Чем больше он задумывался над этим, тем больше находил поводов считать себя недостойным. Засевшие внутри страхи буквально раскалывали его душу напополам, словно ударами топора. С одной стороны, он имел право на эту женщину, но с другой – чувствовал себя тварью дрожащей, воспитанной по всем канонам духовных скреп, а значит равным со всеми. И если кому-то выпала судьба хуже, то как мог Олег гордиться тем, что имеет? Если следовать этой логике – имеет подло и незаслуженно.
От дальнейшего самокопания его избавила Милана, закончившая свою самую феерическую трансляцию. Она-то уж точно не копалась в себе и ни в чем не сомневалась. Она знала, что уникальна. Она летела на крыльях удачи. Она впилась в губы законного мужа, обхватила его за плечи и потащила прочь из главного холла, где было много ненужных глаз. Подальше от красной ковровой дорожки, за угол, в ближайшую открытую дверь. В запирающийся изнутри туалет.
Олег и Милана не смогли осознать последующую вспышку эмоций, но ее удалось зафиксировать всем радиотелескопам планеты. Как самые великие вещи, ее можно было вспомнить только постфактум и углубляться все дальше и дальше в памяти к ее началу, к моменту Большого взрыва сладостных чувств. Но вспомнить это можно только потом, когда все живое пришло в себя и может спокойно подумать.
Милана с Олегом приходили в себя уже по дороге домой. Они пытались мысленно прокрутить в памяти произошедшее, вернуться в момент и прочувствовать его, но это было попросту невозможно, как невозможно родиться снова.
Они возвращались с чарующего олимпа, из самого сердца столицы, бившегося в тот вечер в Концерт-холле, ехали по поздним улицам, свободным от пробок и суеты. Их натянувшиеся, как струны, нервы теперь расслаблялись с каждым преодоленным километром. Расстояние помогало забыться. Хотелось только молчать и, беззаветно радуясь, наслаждаться самим фактом существования. На короткое время все ненужное просто пропало. Не было ни работы с ее проблемами, ни карьеры с ее терзаниями, ни мирового голода, ни болезней, ни старения, ни даже смерти. В такие моменты душевного спокойствия ощущаешь, как расстояние буквально проходит через твои нервы, разминая их, как массажист разминает мышцы.
Уже лежа с Миланой в постели под мягким светом кухонных ламп, едва добивающим до их тел, Олег медленно поглаживал кончиками пальцев бархатную спину любимой. В ночной полутьме вроде бы и оставались какие-то тайны, но достаточно было привыкнуть глазам, как с ее наготы медленно, слой за слоем, сходил сумрачный флер. Не двигаясь, она тем не менее раздевалась, и чем больше Олег привыкал к ее телу во тьме, тем обнаженнее оно становилось. Словно невидимый скульптор отсекал с Миланы все лишнее, возвращая ей девственный облик Евы.
Олег думал, что попал в рай. Он гладил пышные бедра жены, перемещая руку к ее талии, и возвращался обратно через теплый живот – источник всей жизни. Ее голова лежала на его плече, и золотистые пряди волос растекались по его груди. Из всех женщин мира она больше всего подходила для продолжения рода.
– Дорогая, давай заведем детей.
– Чего?
– Хочу от тебя ребенка.
Милана отвернулась от мужа и положила голову на подушку. Он успел заметить ее хмурые брови и озлобленный взгляд.
– Мы уже это обсуждали, – проговорила она в пустоту. – Я же говорила, что не хочу детей.
Все не то, чем кажется. Олег испытал всю боль изгнанного из рая.
Милана молчала, и в тусклом свете далеких ламп было заметно, как поднимается и опускается при дыхании ее спина. Она походила на оживший пастельный набросок художника, где есть лишь силуэт, едва проступающий на манящей глади холста. Художником, как известно, был кухонный свет, а холстом – полуночная темнота.
– У вас, мужиков, одно на уме, – послышался голос Миланы. – Мы для вас просто вещи? Инкубаторы для ваших детей.
– Нет, дорогая…
– Ты представляешь, как роды портят фигуру? Как они уродуют женщин? И вообще это слишком сильный удар по гормональной системе. Представь, девять месяцев адских мук!
– Ты вовсе не обязана, просто я думал…
– Хватит, – отрезала Милана и повернулась на спину, чтобы видеть лицо Олега.
Все ее прелести явили себя на слабом свету, призрачные, будто существующие наполовину.
– Ты же не ради детей на мне женился? – продолжила она, лежа в позе настолько же соблазнительной, насколько и неприступной. – Я же обсуждала это с тобой перед свадьбой!
– Да, я помню, прости.
– И что это за выходки тогда?
– Просто во мне разыгрались чувства, знаешь, инстинкты. Все-таки мы с тобой люди…
Олег попытался развить свою мысль, но она сразу же была прочтена Миланой.
– Вот именно, люди, – парировала она, – а не животные! Мы должны эволюционировать, развиваться, а ты все чаще стал откатываться назад, к своим пещерным понятиям. Ладно бы я тоже хотела детей или не предупреждала тебя перед свадьбой, но нет. Я доверилась тебе, а что взамен? Что с тобой?
Этот вопрос был скорее риторическим, но, так как мужу и жене особенно некуда было деться с кровати посреди ночи, разговор невольно продолжился.
– Наверное, разыгрались чувства, – несдержанно ответил Олег. – Сегодня был такой насыщенный день, все в голове перемешалось. И ты же знаешь, как я тебя люблю. Любовь – это ведь тоже первобытное чувство. Я думал над этим ночами. Только благодаря любви человек стал тем, кем является сегодня. Иначе бы предки-мужчины не оставались в пещерах с предками-женщинами, балуя их прелестями древнего мира. В обмен на это женщины дарили им ласку, тепло и уют, с радостью рожали детей и растили их в безопасности. С тех пор они и называются слабым полом, который надо оберегать, чтобы рождались здоровые дети и готовилась вкусная пища. Одно – следствие другого, эти вещи не могут существовать по отдельности. Ну и любовь зародилась для того, чтобы мужские глаза могли распознать женщину, способную родить самых здоровых детей…