И вдруг – батюшки! К нам приближается Франсин Бауэрс. Она улыбается Саре и Джону, а потом спрашивает меня:
– Вы вписали для меня эпизод с ногами?
– Франсин, все на месте. Ноги тебе обеспечены.
– Вы не пожалеете. У меня потрясающие ноги.
– Абсолютно в этом убежден.
Она наклонилась ко мне через стол, улыбнулась обаятельнейшей улыбкой, сверкнула глазами, продемонстрировала свои знаменитые туго обтянутые скулы:
– И вы правы.
Затем выпрямилась и отошла к другому столику.
– Мне надо с Фридманом поговорить, – сказал Джон.
– Узнай заодно, когда деньги дадут.
Мы с Сарой сидели и изучали публику. Сара незаменима на всех гулянках. Она рассказывает мне, кто есть кто. Я без нее просто слепец. Я, признаться, невысокого мнения о человеческой природе и не очень-то стараюсь в нее вникать. Но Саре удается показать мне ее с забавной стороны, и я ей за это благодарен.
Вечер шел своим чередом. Мы с Сарой закуски по обыкновению не заказывали. Еда отнимает много сил, а после двух-трех стаканчиков совершенно теряет вкус. А вино, согреваясь, становится вкуснее. Откуда ни возьмись появился Джон Пинчот.
– Вон там, – указал он на какой-то столик, – один из фридмановских юрисконсультов.
– Отлично, – сказал я. – Он-то мне и нужен. Сара, за мной!
Мы подсели за его столик. Юрисконсульт уже порядком нагрузился. Рядом с ним сидела долговязая блондинка. Она сидела неподвижно, будто замороженная. Шея у нее была длинная-предлинная, ей просто конца не было. Смотреть страшно. И как будто замороженная. Юрисконсульт нас сразу узнал.
– А, Чинаски! – сказал он. – И Сара!
– Привет! – сказала Сара.
– Привет! – сказал я.
– Моя жена, Хельга.
Мы поздоровались и с Хельгой. Она не ответила. Она была заморожена и неподвижно сидела в своем кресле. Юрисконсульт махнул насчет выпивки. Принесли пару бутылок. Начало неплохое. Юрисконсульт, звали его Томми Хендерсон, разлил по стаканам.
– Бьюсь об заклад, вы недолюбливаете адвокатов, – сказал он мне.
– Не как класс, конечно.
– Я порядочный адвокат, не мошенник. Вы, наверно, думаете, раз я работаю на Фридмана, мне палец в рот не клади?
– Не отрицаю.
– Так вот: вы ошибаетесь.
Томми осушил стакан и без задержки налил второй. Я тоже свой выпил.
– Притормози, Хэнк, нам еще домой ехать, – сказала Сара.
– Если меня развезет, вызовем такси. За счет адвоката.
– Пожалуйста, я готов.
– В таком случае…
Сара залпом опрокинула свой стакан. Долговязая все пребывала в заморозке. Ей-богу, на нее больно было смотреть. Особенно на шею – длинную, тощую, со вздутыми венами. Отвратительное зрелище.
– Моя жена, – пояснил юрисконсульт, – бросила пить.
– Понятно, – сказал я.
– Какая вы молодец, – сказала Сара. – Такой шаг требует большого мужества и силы воли. Особенно когда все вокруг пьют.
– Я бы ни за что на такое не решился, – вставил я. – Хуже нет – сидеть трезвым, когда вся компания бухает как нанятая.
– Однажды я проснулась в пять утра на пляже в Малибу совершенно голая. С тех пор протрезвела раз и навсегда.
– Молодец, – сказал я. – Мужественный шаг.
– И не позволяйте сбить вас с пути, – сказала Сара.
Адвокат Томми Хендерсон налил по новой себе, Саре и мне.
– Чинаски меня не любит, – сказал он своей Хельге. – Считает мошенником.
– Это не его вина, – отозвалась Хельга.
– Правда ведь, правда? – допытывался у меня адвокат. Он почти опорожнил стакан и заглянул мне в глаза. – Думаешь, я жулик?
– Не исключено, – ответил я.
– Думаешь, мы тебе платить не хотим?
– Есть такое ощущение.
– А я, между прочим, почти все твои книжки прочитал. И считаю тебя великим писателем. Почти таким, как Апдайк.
– Спасибо.
– И нынче утром я выслал все чеки. Все вы получите свои денежки ближайшей почтой.
– Правда, – сказала Хельга. – Я свидетель – он отправил чеки по почте.
– Вот и хорошо, – сказал я. – Этого требует элементарная честность.
– Ну да, честность. Мы стараемся честно работать. У нас была заминка с наличностью, но теперь все в порядке.
– Фильм обещает быть хорошим, – сказал я.
– Знаю. Читал сценарий, – сказал Томми. – Ну что, жить стало веселей?
– Гораздо.
– Все еще считаешь меня жуликом?
– Как можно!
– Вот за это давай выпьем! – воскликнул Томми. Он наполнил стаканы. Мы чокнулись. Томми, Сара и я.
– За честность! – провозгласил я. Мы выпили до дна.
Я заметил, что вены на шее Хельги напряглись еще пуще. Но это нас на остановило.
Мы болтали о пустяках. В основном про то, какая Хельга мужественная.
Уходили мы последними. Хельга, Томми, Сара и я. Задержавшиеся из-за нас два официанта провожали нас злыми взглядами. Но мы с Сарой привыкли к такому обращению. И похоже, Томми тоже. Хельга шла рядом с нами, все такая же прямая и страдающая. Зато утром ей не грозит похмельный синдром. Утром придет наша очередь страдать.
Неделю спустя мы поехали на новую съемочную площадку – на Альварадо. Припарковались за пару кварталов и пошли пешком. Уже издали мы заметили народ, толпящийся вокруг Джекова «роллс-ройса».
– Фотографируют, – сказала Сара.
Джек Бледсоу на капоте своей машины с двумя своими приятелями-мотоциклистами. Когда магниевые вспышки прекратились, все трое рассмеялись и пошли прямо по капоту «роллс-ройса», вальяжно ступая тяжелыми ботинками. Они позировали, предоставляя возможность снять их со всех точек.
– Боюсь, машине не поздоровится, – заметила Сара.
Тут я увидел Джона Пинчота. Он шел к нам. На лице его была усталая улыбка.
– Что там за буза, Джон?
– Надо ребят повеселить.
Кто-то из мотоциклистов гикнул. Бледсоу с приятелями спрыгнули с капота. Съемки кончились. Толпа, смеясь, стала расходиться.
– Смотрите, какие царапины остались, – сказал Джон.
– Красиво отделали тачку. Они что ж, не видят, что делают?
– А им плевать. Они на такие мелочи внимания не обращают.
– Бедная машина, – сказала Сара.
Чтобы заделать повреждения, пришлось потратить шесть тысяч баксов.
– Ну что, поговорил с адвокатом, Хэнк?
– Да.
– И что он сказал?
– Сказал, что выслал чеки по почте.
– Правильно. Я их получил.
Джон открыл кошелек. Вытащил оттуда два чека. На каждом из них красовался жирный штамп – «дебиторская задолженность».
– Деньги в голландском банке.
– Не может быть, – сказал я.
– Что за игры такие? – возмутилась Сара.
– Ума не приложу. Утром встретился с Фридманом. Он божится, что с чеками все в порядке, просто бухгалтер проставил не тот номер счета, и когда деньги вернутся, они быстренько все исправят. Я говорю: «Но ведь проще выписать новые счета, чего ждать-то?» «Нет, – отвечает, – это только бухгалтер может сделать, придется подождать».
– Просто в голове не укладывается, – сказал я.
– Я ему говорю: «Давайте позовем сюда вашего бухгалтера». А он мне: «Бухгалтер в Чикаго, у матери. Она на смертном одре. Умирает от рака». Сказал и отвернулся, стал в окно смотреть. Я говорю: «Мистер Фридман, так дела не делают».
– И что же ответило это чудовище? – поинтересовалась Сара.
– Фридман глянул на меня невинными голубыми глазками и спокойно заявил: «Ты помнишь, малыш, ведь никто здесь не хотел с вами связываться? Плевали все на твой фильм с высокой колокольни. Одни мы пошли тебе навстречу. Так что сиди и не рыпайся».
– А ты что?
– Сара, Хэнк, прошу вас, идемте со мной, – сказал Джон. – Сейчас будем снимать сцену в ванной. Помните ее?
– Как не помнить. Ты что же, собираешься вкалывать за его невинные глазки?
Мы двинули к площадке.
– Сцена в ванной должна получиться. Я на нее здорово надеюсь, – сказал Джон.
– Да, – согласился я, – эпизод клевый. Джон продолжил свой рассказ.
– После свидания с Фридманом я кружил вокруг ихней конторы. Дважды прошелся по кварталу взад-назад. И мне пришла в голову мысль. Я вернулся к Фридману… Прости, Хэнк, я сейчас сяду в это кресло, а ты стань рядом.
– Как это понимать?
Возле нас оказался фотограф с камерой наготове. Джон уселся в кресло.
– Стал?
– Да.
– Теперь выдай улыбку до ушей. Я оскалился.
Сверкнула вспышка.
– Еще разок, – скомандовал Джон. Вспышка повторилась.
Джон поднялся.
– Пошли. Снимем наверху. Мы стали подниматься.
– Вот точно так сфотографировались неделю назад Фридман и Фишман. Фридман в кресле, Фишман стоит, оба улыбаются. Фотографию напечатали на первой полосе «Вэрайети». Всю страницу заняли. А под ней подпись: «"Файерпауэр" победит!»
– Ну и что?
– Сейчас доскажу. Давайте тут остановимся на минутку. Я не хочу, чтобы нас слышали.
Мы остановились на площадке.
– Я, значит, опять зашел к Фридману и сказал, что видел их рекламу в «Вэрайети». И добавил, что через неделю на том же самом месте появится снимок – мы с тобой в том же самом виде, а также вот эти два их чека во всей красе и с шапкой: «"Файерпауэр" выиграет, но какой ценой?» Я пригрозил, что даю ему двое суток – если за это время мы не получим нормальные чеки, дадим антирекламу.
На другом конце коридора вырос длиннющий парень, ассистент Джона Марш Эдвардс.
– Все готово, Джон. Пора начинать.
– Минутку. Я сейчас.
– Может, потом доскажешь? – забеспокоилась Сара.
– Нет, хочу сейчас договорить. Я еще вот что Фридману сказал. Что, мол, если мы получим деньги вовремя, опубликуем свое фото, только без чеков и с подписью: «"Файерпауэр", мы поможем тебе победить!»
– А он что? – спросил я.
– Помолчал и сказал: «О'кей, вы получите свои чеки».
– Слушай, но какого же черта мы фотографировались с этими идиотскими ухмылками! Если мы выйдем с шапкой «"Файерпауэр", мы поможем тебе победить», надо же как-то попристойней сняться!
– Если мы получим чеки, – сказал Джон, – пускай он засунет наше обещание себе в задницу. Такая реклама обошлась бы нам в две тыщи!