С кем Высоцкий?
С кем Высоцкий? Он патриот страны или её губитель? — эти вопросы в отношении Высоцкого, кажется, начали будоражить людей с момента, когда тот ушел от простодушного «блатняка» и стал петь серьёзные песни. После его смерти образовалось столько его друзей, что даже люди, очень далёкие от Высоцкого, встречали их на каждом шагу и слышали бесконечные рассказы о «Володе» и его особенностях, но которые на этот вопрос отвечали примерно так: «он был выше этого — за или против, неважно».
Между тем есть в этом сомнение. Хотя бы потому, что его юбилеи и дни рождения, широко и постоянно отмечаемые телевидением, снова возбудили сугубо политические вопросы: Высоцкого вспоминаем как деятеля кино и певца или как общественного деятеля с выраженной позицией? Есть попытка представить Высоцкого как деятеля только культуры. Не получается. И в отношении стихотворства и в отношении музыки есть сомнения, тогда как нет сомнений в сплаве ритма-голоса-текста, имеющего сугубо общественное, политическое значение. Ключом к этой версии может служить природа контекстной популярности: если его песни не будут подпитываться общественными ассоциациями («а, вот они, охотники на волков — гебня проклятая»!), то они просто «зависают» — становится непонятно, чего, собственно, хрипим?
Есть вопросы, на которые можно не отвечать, например, о далеко не эталонной даже для артистической богемы личной жизни Высоцкого. Но есть те, которые актуальны до сих пор, хотя бы потому, что имя находится в политическом обороте и в это имя сегодня вкладываются немалые деньги. Даже если сравнить уровень напоминания о Высоцком пять лет назад — на 70 лет и сегодня, на 75 лет — большая разница. Почему? Ведь нет сомнения, что имя сегодня возвращают именно в политический оборот. Достаточно напомнить о биографическом фильме с известными актёрами «Высоцкий, спасибо, что живой», где сотрудники КГБ — среди активных действующих лиц, более того, это люди, определяющие судьбы и получающие в ответ бунт «праведного» героя Астрахана. Так что возвращение Высоцкого — политический вопрос.
Это обстоятельство нуждается в объяснении.
Ещё с момента появления Высоцкого было понятно, что авторский хрип это рычание — однозначной знак почти животного протеста и агрессии. Всё, что касается рвущейся души, не обсуждается, но это уже не существенно, потому что перед публикой первично не то, что ты чувствуешь, а то, что люди слышат.
Высоцкий не просто попал в протестное настроение эпохи, он его создавал. Причём создавал просто и сермяжно — хриплым голосом и откровенными текстами «про жизнь совка и разных его негодяев».
На фоне тематической стерильности советской эстрады это впечатляло не только слабые умы, но и было сильно в целом. Поэтому протестное было первичным, несмотря на мощные военные песни. Военные песни «извинялись», считаясь реверансом в сторону властей, патриотический заряд трактовался как недоразумение или совпадение. Так что он воспринимался однозначно как борец с режимом и вообще бунтарь против всего подряд. Сейчас это называют гражданской позицией, но тогда это вызывало другие эмоции. Ещё в семидесятые приятель, фанат Высоцкого, ставя кассету с жёваной пленкой с его песнями на свой «Романтик», мне говорил: «Когда слышу Высоцкого, хочется взять в руки палку и кому-нибудь голову расклинить» (цитата). И количество его противников (или нефанатов) в те времена и до сих пор, как минимум, соразмерно с количеством его поклонников. Причём до сих пор. И даже не потому, что он занимал и выражал антисоветскую позицию (цитируем его же отца), а потому что он брал эмоции массовки слишком просто — режущим нервы голосом. Такой голос не мог никого оставить равнодушным, не услышать было нельзя. Даже противники вынуждены вникать, что это за номер, и как из простых текстов можно сделать протестный крик.
Использование этого крика нашими недругами за кордоном — отдельная история, которая спокойно может объяснить наличие контроля над Высоцким. История с женитьбой на Влади — это самый интересный вопрос не только его биографии, но и политической борьбы за международными кулисами. Кто порекомендовал Влади, которую принять за коммунистку может только инвалид на глаза и уши, вступить в компартию Франции, чтобы состоялось разрешение на брак с Высоцким?
Вот детективная история, которая требует своего сценариста и режиссёра.
То, что Высоцкий был частью антисоветской эстетики разрушения, не спорил и не спорит никто. Стоило ли «мочить» СССР или не стоило — сейчас этот вопрос отошёл на задний план, но вперёд вышел другой: а что бы сказал Высоцкий, увидев пир победителей в 1991–1993 годах, когда овцы превратились в волков — героев его же песен? Стал бы он, видя пылающий парламент собственной страны, посылать песенное проклятие тем, кому он помогал придти к власти?
Его называли совестью народа. Но многих рокеров называли так же, но где эта совесть сейчас? Разрушать страну было веселее, а вот с созиданием при помощи хрипа и децибел как-то не получается. Но даже протест у них какой-то выборочный. Никто из рокеров до сих пор не написал песни по убитый в 1993 году парламент страны. Есть факты более странные: самые душевные и лиричные песни («Осень») Шевчук написал именно в этот период. Странное превращение протестных рокеров. И чтобы на горящий парламент написал Высоцкий — вопрос, открытый до сих пор.
Поэтому все сходят к мысли, что Высоцкий вовремя ушёл и ушёл легендой.
Было бы хорошо, если бы это было так. Эпоха советизма ушла, почему же возвращают Высоцкого, которого сейчас мало кто даже слушает? Не потому ли, что это очередной намёк на то, что есть на кого порычать? Не потому ли, что усиливающееся государство, внятный лидер страны снова, по идее оппонентов, требуют высокого рыка в сторону «поднимающейся» и усиливающейся «гебни»?
Но это неприлично. Хотя бы потому, что есть другие версии Высоцкого — например, Говорухина. Не надо забывать, что Высоцкий в первую очередь актёр — лицо, которого «лепили». И его лепили разные руки. Руки антисоветcкой Таганки Любимова слепили Гамлета, от которого Шекспир бы упал в обморок, руки Говорухина слепили совершенно другого человека в кино — капитана Жеглова. Несоразмерные вещи. В воспоминаниях Любимова — это человек личной свободы, в воспоминаниях Говорухина, Высоцкий человек, который болел судьбой страны и по-своему желал ей блага. Несоразмерные вещи.
О чем это говорит? Если нет однозначности, если есть сложность человека, автора, если есть глубокие метания, падения, так давайте их выложим все, а не просто займёмся новым тенденциозным отбором антифактов, нацеленных на выбранного политического противника.
В мае 1979 года в Красной Пахре я в кресле, куда меня усадил известнейший в те времена писатель, лауреат Сталинской премии, Юрий Трифонов, услышал: «Вы садитесь в кресло, где два дня назад сидел Володя Высоцкий». Я поразился влиянию этого факта на моё сознание — после этого я даже стал этим бравировать. Но это заставило меня отвечать на вопрос: а что он для меня? Ответов нет до сих пор, а вопросы были и остались.
Гребень на гребень (О юбилее Гребенщикова)
Для нас, питерцев, он всё-таки Гребень, а не БГ. Последнее имя придумали ему не мы. Дима, «Митёк», пытался исследовать, кто приклеил Гребню столь торжественный «нейм» и не смог. Тогда он вздохнул и сказал: «Ну, дык, если не сам, дык каки-то сермяжники из Костромы».
Это я к тому, что если кто-то думает, что в Питере БГ — это чуть ли не то самое, только без буквы «о», тот ошибается. В Питере он остается Гребнем, хоть и уважаемым.
Споры вокруг Гребенщикова не унимаются до сих пор: крут он или не крут, достоин лаврового веничка или нет? Пока точно можно сказать, что достоин за способность пахать, писать, петь до сих пор. Это на фоне многих, по разным причинам сошедших с дистанции. Он выжил, пройдя всё — «Мама, я не могу больше пить!» Так что Гребень не возведён на гребень, считаю, по некоторым параметрам, правильно. Ну а если по существу, то, видно, надо ещё по науке въехать, что великого Гребень сделал, написал, напел.
Что имею в виду? Имею в виду первые к нему вопросы ещё в восьмидесятых: мы жертвуем текстом в пользу мелодии, инструментального пасса, флейтового виража, или тексты, замудрёные, нечитаемые не отдаются в пользу мелодики, а сами по себе круты. Боря, конечно, называл сомневающихся по-разному, мол, мы не понимаем, но, тем не менее, я не знаю никого, кто расшифровал хоть что-то из замудрённого — не по частям — по частям все звучит классно, а в целом. «Отнеси меня к реке», «Пока цветёт Иван-чай», «Золото на голубом», «Серебро господа моего». Ассоциативные ряды не вяжутся: песня о женщине, которая должна отнести к реке или это кто-то более могущественный? Нет связи вообще. Все поголовно тексты не особо соотносимые с реальностью. Я, конечно, не имею в виду моего любимого «Иванова», который на остановке, и чисто политические песни — «Полковник Васин», растаманские штуки, а те, которые сделали ему имя как певца неизъяснимого, мистериального.
Те, кого прижимал вопрос о дешифровке смыслов, заканчивали тем, что призывали слушать, а не расшифровывать. Оно конечно, так, но время диктует свое и надо сказать хотя бы потомкам, а чего вы тащились от Гребня? если певец велик, то что такое великое он спел? Они-то нас не понимают!
Когда я бывал на «квартирниках» в восьмидесятых, мне неинтересно было соображать, что там за «муравей» в песне — мы наслаждались атмосферой, которую Гребень создавал: приходил, располагался, мы рассаживались, где кто — на полу, на диване по десять, и он заводил свою песню. Хорошо было. Но хоть он и на «Ринге» в своё время ляпнул, что за деньги петь нельзя, деньги он уважал, и брал за «квартирники» спокойно. Хотя по справедливости надо сказать, отрабатывал. На совесть. На его «квартирники» было не попасть. Только по связям и блату. Кстати, именно там он обрел свою самую преданную обойму почитателей. Я тогда ещё говорил «Младшим братьям», не брезгуйте «домашниками», но они брезговали. А Гребень нет — работал, как вол, он очень ценил своих почитателей, потому что поначалу было трудновато, в Рок-Клуб на Рубинштейна не всегда пускали, да заработок там был нерегулярный, тем более Клуб пасли люди из КГБ, а это его не особо вдохновляло.
Другая к нему фишка было в том, что он всегда хотел большего, чем петь песни, он хотел влиять на умы, считал себя философом, от чего меня просто укорачивало. Вот Цой себя таким не считал, и его уважали за это. А Гребень здесь переигрывал: всё перепробовал — то буддизм, то христианство, то растафарианство, то русская языческая серьмяга, то вуду и ещё много чего. Это я о том, что как бы его не сделать образцом для подражания больше, чем он заслужил за действительно неплохие песни.
Еще тема, которую он не любил — заимствований, музыкальных цитат, ассоциаций и проч. Чтобы было понятно, напомню, что не всегда «Есть город золотой» маркируется как итальянская средневековая мелодия, не всегда флейтовое оснащение имеет ссылки на оригинал. Это, конечно, не главное, но всё же. Одна девушка меня стыдила за то, что я отрицал оригинальность рок-н-ролла в деле классических мелодий, которые все, по сути, заимствованы. Так вот, она отказалась меня даже поцеловать за это, вменяя мне как раз эту песню Гребня. И только тогда, когда я доказал, что это седая итальянская классика, к которой прибегнул модный Гребень, она сдалась.
«Брат «Ч» вышел в тираж»
Об идейной борьбе внутри рок-н-ролла я не помню материалов, потому что в голову никому не приходит об этом писать, поскольку весь рок-н-ролл считается революционным, антисистемным и нонконформистским. А именно это и приносит иной эффект: если весь рок-н-ролл такой оппозиционный, то возможна ли оппозиция внутри рок-н-ролла? Оказывается, нет! Оказывается, сам рок-н-ролл вполне тоталитарен. Ведь получается любая песня в ином духе — уже нонсенс. В этом смысле меня интересовала судьба песни «Би-2» «Революция», которую лучше было бы назвать «Контрреволюция», было бы точнее, потому что песня откровенно контрреволюционная, поскольку революция называется «черной».
Интересно то, что стилистика пронзительного минора сохраняется, текст вполне читаем — без всяких аллегорий. И досталось тут не только революции, её символам — брату «Ч» (Че Геваре), но и свободе и заказчикам путчей и подкупности их исполнителей. Конечно, есть соблазн песню «привязать» к политическим процессам в 2011–2012 годах, когда попытки организации массовых беспорядков после выборов президента 2012 году были раздражающие. Но, увы, песня 2003 года. Это значит, что песня написана без особого раздражения. Неужели это убеждение самих рокеров?
Революция
Бросай кости рядом со мной, Смотри, догорают одна за однойХрустальные каплиНа наших глазах. Мир тесен, гриф как цевье, Вырез по телу, но режет плечо. Такая свободаСкрипит на зубах. Припев: Высекает искры, держит у виска. На-на-на на-на-на-аа. Не оставит чистым, мажет чернаяРеволюция. Брат Ч вышел в тираж, Но кто-то хочет узнать еще разКак рушится небоНад головой. Две тысячи лет, ночь за бортом, Самое время спросить, что потом. Последнее словоТеперь за тобой. Припев: Высекает искры, держит у виска. На-на-на на-на-на-аа. Не оставит чистым, мажет чернаяРеволюция.
Стогов: «Революция, она похожа на женщину, которая даст тебе самое большое счастье на свете, но на утро убьет тебя. Именно поэтому не будет больше в мире революций, потому что не осталось у этой женщины женихов».
Трест лопнул, тронулся лед, Любая попытка — переворот. И нас так легкоТеперь можно купить. Дожить до свадьбы, дотянуть до земли, Рвать когти или роз лепестки. Я знаю, ты сможешьВсе изменить. Припев: Высекает искры, держит у виска. На-на-на на-на-на-аа. Не оставит чистым, мажет чернаяРеволюция.
Так вот, моё исследование этого консервативного гимна привело к тому, что я его не слышу на концертах, в записях, они редки и непопулярны. Это притом, что песня в стиле «Би-2», с нерушимой минорной манерой, — казалось бы, почему её не раскручивать? Но увы. Рок-н-ролл доказывает свою тоталитарность и нетерпимость к «неформату». Так не пора ли всё- таки рок-н-ролл спокойно связать с заказными интересами, чтобы больше не осталось представления о рок-н-ролльной вольнице?
Шевченко Л.
Кали русского рок-н-ролла
Трудно жить, как поёшь, трудно петь, как живёшь. Эту простую истину на себе попробовал любой творческий человек с мессианской «заточкой». Трудно вынести на себе груз собственных слов, а ещё труднее вынести на себе груз собственных песен, потому что песни сродни клятве — из неё слов не выкинешь. Поэтому каждая песня с «мессиасинкой» воспринимается как публичная клятва. И у попсовика никогда никто не спросит, почему ты не любишь свою маму, если ты поёшь о любви к ней? У попсовика слова вообще не имеют отношения к делу.
Совсем иное — рок-н-ролл. Он начинался как крик больной, пусть неоформленной, совести, так и продолжается как крик, как призыв. Но кто выдержит на своих плечах собственный крик, особенно призыв? Ведь если ты показал рукой — то первый делаешь шаг.
Не все, кто взял флаг рок-н-ролла, справился с задачей удержать на плечах собственную миссию. Явно сдулся Бутусов от «Шара цвета хаки» запевший безграмотные песенки вроде «Тутанхамона», который был мудрый, поэтому его так назвали. Это восемнадцатилетнего парня, ставшего жертвой жреческой коллизии в 18 лет (!), и принявшего имя Тутанхамон (угодный богу Амону) из рук жрецов Амона в 12 (!) лет! Лично я после этой песни не слушаю Бутусова вовсе. Если человек не позаботился заглянуть хотя бы в словарь, чтобы не сесть в лужу, то о чем он ещё позаботится, кроме банального красного словца? Баналиана Бутусова поставила на нём же самом крест. Заигрался с властями всех мастей Шевчук, после чего его рок-драйв ушёл в прошлое: из песен попёрла коммерческая хитреца. Кинчев совсем запутался в православии, и потом ему наверняка иерархи вспоминают его игривые «хвосты» о цветных банщиках. Самойловы, Григорян не в счёт: сложно найти то, чего нет.
В свое время в московском клубе «Б-2» состоялся концерт, презентирующий новый альбом группы «Калинов мост» под руководством Ревякина. Альбом называется «ЭСХАТО». Я считаю альбом политической программой и вершиной альбомного творчества Ревякина и КМ.
Сами тексты песен — сплошной вызов. После «Ледяного похода» вызов не только произносится, но и конкретизируется. Жесткий молебен по падшей Европе («Мать Европа») сменяется призывом к Солдатам Севера («Солдаты Севера») встретить Европу на Нашем Берегу.
Это круто.
По общему признанию, такого концерта давно не было в исполнении Ревякина. Каждая песня прозвучала мощно и бескомпромиссно. Особенно акцентно выделялась гитарная группа соло, баса и ритма. Ревякин отказался от клавишной группы, не исключено, что умышленно, потому что клавиши всегда добавляют лиризма, утончённости, вариативности. Гитарная группа звучала однозначно, без вариантов, подчёркивая смысловой кодекс альбома.
А кодекс прост: призыв к борьбе с теми, кто катит мир, как снежный ком, к обрыву, к Концу.
Видно, что Ревякину трудно найти общий язык с христианством, предлагающим пассивно ждать воли божией. Он больше похож на волхва с рогатиной или чернеца Пересвета, вставшего с оружием в руках на Куликовом поле, из старообрядческой традиции, у которой в основе была сохранена вся языческая наступательная практика. Именно поэтому предлагаемый альбом «ЭСХАТО» — альбом о конце света — совсем не похож на пастырские предложения всем помолиться и смиренно ждать воли божьей. Альбом, кажется, будит и высшие силы, вызывает их к бою. Это никак не христианская традиция, это классическая традиция жрецов.
Да и сам Ревякин похож на волхва, вышедшего из леса: густоволосый, бородатый с пронзительным, вызывающим взглядом. И гитара никак не напоминает успокоение свеч, она скорее мощный бычий рог, зовущий в круг воинов света. Или натянутый лук со стрелами звука.
Языческая, почвенная стихия, несомненно, заложена в названии группы. А название очень ответственное. Это не кокетливое «Алиса», не пустой набор букв «ДДТ», не пусто-стильненькое «Чайф» (чай с кайфом?), не псевдоинтеллектуальное «Наутилус помпилиус» (или, ещё хлеще — «Ю-питер»), бессмысленное «Агата Кристи» (с таким же успехом можно было назваться «Жорж Сименон»). Это название резко выделяется однозначностью смысла. Калинов мост — это мост кровавого смертельного испытания на грани жизни и смерти — за жизнь против смерти. В русской сказке герои выходят на этот мост в последний бой с драконом. Эта древнейшая жреческая традиция закрепилась в названии богини смерти Кали. Борьба за истинную жизнь происходит в раскалённом пекле, огненной битве. Традиция издавна говорит, что за саму жизнь приходится бороться с огнём и мечом. И не иначе. И шестирукая богиня Кали не сама смерть, а именно Богиня Смерти, утверждающая жизнь испытанием собой — смертным боем, где логика её проста: победишь меня, не дашься мне в руки, не сгоришь в огне — имеешь право на жизнь. И жизнь становится символом победы над силами смерти.
Ревякин, пожалуй, единственный ушедший всерьёз и надолго из пустых рок-тусовок, всерьёз не отпускающий из-под ног сибирскую почву, всерьёз говорящий всем: пою, как живу, живу, как пою, и зовущий за собой не только словом, но и своей судьбой. Он как КАЛИ, зовущий каждого на Калинов Мост, который сначала построил для себя, и по которому мужественно идёт до сих пор. Такое ощущение, что он готов ко всему, страха смерти нет.
И это круто.
Американские рок-эстеты считают американской рок-совестью Брюса Спрингстина, Ревякин становится рок-совестью русского рока. Он строит свой Калинов Мост и предлагает каждому: «Ну что, пойдёшь? Я пошёл, а ты?»