– И какой же, не скажешь ли?
– Скажу ли! Ей просто нужно было убежать от тебя, вернуться в свое прошлое – и жестко пересмотреть всю свою жизнь… Вырвать с корнем, убить одну за другой все свои сущности, изгнать всех призраков… И только потом, когда все эти Констанции будут мертвы, можно было приступать к заданию. Только тогда она могла бы попробовать приблизиться к этой роли – только попробовать, без всяких гарантий, что получится. Она ведь в жизни не играла ничего подобного. Такого шанса у нее еще не было никогда. Но все это обретало смысл только при одном условии: она должна убить свое прошлое. Как ты не понимаешь, Фриц? Этим объясняется все, что происходило в последнюю неделю. С Констанцией, со всеми остальными… Все эти ее внезапные появления, исчезновения и воскрешения из ниоткуда…
– Нет, нет! – замотал головой Фриц.
– Не нет, а да, – сказал я. – Как только ты назвал имя, мне сразу все стало ясно. Святая Жанна – вот он, настоящий мотив. Недостижимая мечта всех женщин на этой земле…
– О господи, убейте меня!
– Нет, Фриц! Ты будешь оправдан! Это же ты разгадал этот ребус! Теперь, если мы найдем Констанцию и скажем ей, что, может быть, возможно, не исключено – она получит этот шанс… С некоторой долей… – Я запнулся. – Фриц! Ну, говори…
– Что?
– Если Констанция внезапно преобразится в Орлеанскую Деву… Если она будет выглядеть неправдоподобно молодо, изменится чудесным образом – тогда ты дашь ей эту роль?
Фриц нахмурился.
– Только, пожалуйста, сделай милость, не надо на меня давить!
– Я не давлю. Но послушай. Разве у нее не было в жизни периода, когда она могла сыграть Деву?
– Да, был, – помолчав, сказал Фриц. – Но тогда было – тогда, а сейчас – это сейчас!
– Выслушай меня. Если все же случится чудо – и у нее получится? Просто подумай о ней, как будто – вот она, стоит здесь. А от прошлого абстрагируйся совсем. Вспомни ту Констанцию, которую ты знал когда-то… Ей бы ты дал эту роль – если бы она попросила?
Фриц взял в руки свой стакан. Потом поставил его и наполнил из запотевшего хрустального графина. И наконец сказал:
– Ну, хрен его знает… Наверное, мог бы. Но только не дави на меня. Ради всего святого, не дави!
– Фриц, а если мы найдем ту самую Констанцию и она тебя попросит – согласишься ли ты хотя бы… подумать?
– О господи! – взорвался Фриц. – Мама моя дорогая! Да! Нет! Не знаю!
– Фриц!
– Черт возьми, прекратишь ты ныть или нет! О’кей! Согласен! Но только – подумать!
– Отлично! Потрясающе! Теперь, если только нам удастся…
Независимо от меня мой взгляд заметался по берегу, пытаясь отыскать вдалеке вход в этот чертов водосток. Когда я спохватился – было уже поздно.
И Крамли, и Фриц все просекли.
– А юноша-то, не будь дурак, знает, где Медея, – сказал Крамли.
Знаю, да, конечно, знаю! Сам же и спугнул ее своими идиотскими воплями!
Фриц направил монокуляр на слив водостока.
– Это оттуда ты явился? – спросил он.
– Вот именно – явился не запылился… – фыркнул Крамли.
– Ну да, не я был за рулем… – виновато сказал я.
– Какого черта было вообще лезть в эту сточную канаву? Что толку с того, что ты нашел там свою Раттиган? Ты же снова ее потерял.
Да, потерял! Как это ни прискорбно!
– А может быть… – задумчиво протянул Фриц. – Заметь, я сказал – может быть… ты просто не туда пошел?
– Что значит – не туда?
– Здесь, в этом чокнутом Голливуде, – продолжал Фриц, – можно ожидать чего угодно. Почему ты так уверен, что путь в водостоке только один? Эти туннели вполне могут разветвляться на несколько направлений.
– На юг, на север, на запад и… – на этом слове я невольно запнулся, – и на восток.
– На восток! – гаркнул Фриц. – Ja, на восток!
В ту же секунду каждый из нас мысленно совершил бросок через холмы и спустился вниз, прямо к Глендейлу. Никто и никогда не бывает в Глендейле. Там можно оказаться только в одном случае.
Если ты умер.
Фриц Вонг подкрутил свой огнедышащий монокуляр, и на губах у него появилась самая порочная из всех улыбок, которые бывают в природе.
– Клянусь своей печенью! – сказал он, взяв в объектив весь восточный фронт. – Это будет грандиозный финал. Сценарий не понадобится. Хотите знать, где она прячется? На востоке! Ушла под землю!
– Куда-куда ушла? – спросил Крамли.
– Это же Раттиган… Хитрая лиса, хищная кошка… Она уходит под землю, прячется в норе, сбегает от позора. Она смертельно устала от всех своих жизней. Единственное ее желание – завернуть их всех в ковер Клеопатры[412]– и поместить в банк Вечности. С глаз долой. В темноту. А под землей места много… – Он выдержал паузу, наслаждаясь нашим ожиданием. – Особенно на Форест-Лаун.
– Господи, Фриц, это же кладбище!
– Кто тут режиссер, в конце концов? – сказал Фриц. – Ты просто не туда свернул – к свежему воздуху, к морю, к жизни… А Раттиган – пошла на восток, на зов Смерти. Смерть позвала ее – от имени их всех. И она ответила им – уже от имени самой себя.
– Складно звонишь, – сказал Крамли.
– Ты уволен, – парировал Фриц.
– А я и не нанимался. Что дальше?
– Пойдем и докажем, что я прав!
– То есть, по-твоему, Раттиган спустилась в дождевую канализацию и пешком отправилась на восток – или поехала, или ее подвезли?
– Вот именно! – сказал Фриц. – Так и буду снимать. Это же готовый фильм. Пальчики оближешь…
– Но зачем ей идти именно на Форест-Лаун? – попытался возразить я, смутно подозревая, что не кто иной, как я сам, ее туда и отправил.
– Чтобы умереть! – с торжествующим видом объявил Фриц. – Кто читал повесть Людвига Бемельманса[413] – о старике, который, когда умер, поставил себе на голову зажженную свечу, обвешался венками и, будучи единственным участником похоронной процессии, прошествовал в могилу? Констанция сделала примерно то же самое. Отправилась в последний путь – и теперь уже в последний раз… Ну так что, я завожу мотор? Кто-нибудь еще едет? Поверху поедем – или под землей?
Я посмотрел на Крамли, он – на меня, а потом мы оба – на слепого Генри. Он уловил наши взгляды – и коротко кивнул.
За это время Фриц успел уйти – не забыв прихватить водку.
– Идите первыми, – сказал Генри. – Только материтесь почаще и погромче, чтобы я вас не потерял.
Мы двинулись к драндулету – сначала я и Крамли, потом – Генри.
Фриц уже сел в свою машину. Прямо перед нашим носом он хлопнул дверцей и посигналил.
– Давай-давай, колбасник хренов! – крикнул Крамли.
– Эй! Где тут ближайшее шоссе для смертников? – Автомобиль Фрица взревел и подпрыгнул на месте.
Мы стояли на распутье, поглядывая то внутрь туннеля, то на дорогу.
– Ну что, куда едем, красавчик? – спросил Крамли. – В Дантов Ад или на трассу 66?
– Дай подумать… – сказал я.
– Можешь не трудиться! – выкрикнул Крамли.
Мы поискали глазами машину Фрица – ее нигде не было.
И только повернув головы направо, мы увидели, как в глубине туннеля прощально тают два красных огонька.
– Проклятье! – прорычал Крамли. – Этот козел все-таки рванул через трубу!
– Что будем делать? – спросил я.
– Ничего не делать! – С этими словами он полностью утопил педаль газа.
Мы развернулись и нырнули в туннель.
– Это же безумие! – заорал я.
– Пить надо меньше! – Крамли грязно выругался. – И еще три раза так!
– Хорошо, что я этого не вижу… – сказал Генри, который сидел на заднем сиденье и разговаривал со встречным ветром.
Мы двинулись по водостоку, держа курс в глубь материка.
– А мы проедем? – спросил я. – Какая тут высота потолков?
– Около трех метров, – прокричал Крамли. – Чем глубже забираешься, тем выше свод. В Глендейле вода стекает с гор, там канал вообще широкий. Держитесь крепче!
Машина Фрица почти скрылась из виду.
– Вот урод, – сказал я. – Интересно, он имеет хоть малейшее представление о том, куда ехать?
– Имеет, – кивнул Крамли. – До Китайского театра, а потом налево – и прямиком в сад мраморных камней.
Наш мотор завывал так, что мог бы озвучивать конец света. В этом грохоте толпа лунатиков, которая замаячила впереди, показалась мне особенно жуткой. Я узнал их.
– О господи! – завопил я. – Мы их собьем! Нет! Не сбавляй скорость! Они же ненормальные! Только не останавливайся!
Мы не останавливались. Мотор ревел. Мимо нас, увековеченная на стенах, пролетала история Лос-Анджелеса… Наскальные рисунки, граффити, шокирующие иллюстрации быта бомжей, сороковой год, тридцатый, двадцать пятый, гадкие рожицы, пошлые картинки, и ничего живого…
Наконец, мы врезались в самую гущу подземных психов, которые встретили нас визгливыми воплями. Крамли сбавил скорость, но не остановился. Мы просто ехали и резали толпу пополам, разбрасывая ее направо и налево.
Вдруг один из призраков поднялся и, пошатываясь, начал что-то бормотать.
Эд, Эдвард, Эдди… О, Эдуардо! Это опять ты?
– Ты не попрощался со мной! – исступленно выкрикнул Эд – и, не успел я всхлипнуть, как он уже остался позади.
Мы помчались дальше – как будто спасались бегством от моей вины… Все оставалось позади, и чем дальше мы углублялись в туннель, тем сильнее меня сковывал ужас.
– Как же мы сможем понять, что мы приехали? – спросил я. – Здесь ведь нет никаких указателей. А может, мы просто их не видим?
– Действительно, – сказал Крамли, – надо приглядеться…
Мы пригляделись и увидели, что в туннеле полно всяких знаков, нарисованных где мелом, а где черной краской.
Крамли сбросил скорость. Прямо перед нами на стене были нацарапаны несколько распятий и могилок.
– Если верить гиду по имени Фриц, то мы уже в Глендейле, – сказал Крамли.
– Значит, это…
– Да. Форест-Лаун.
Крамли включил дальний свет, и мы медленно двинулись вперед, виляя то вправо, то влево. Очень скоро мы увидели лестницу, которая вела наверх – в люк, прикрытый решеткой. Рядом с ней стояла машина Фрица, а сам он карабкался по ступенькам в небо. Кресты начинались уже здесь.