Голливудские жены — страница 6 из 107

— Ты тоже заметил?

— Еще бы! Карен Ланкастер все время просила меня признаться, что на самом деле чертов сценарий написал я.

— Избалованная стерва!

— А потом Чет счел нужным предупредить меня, что я погублю свою карьеру. И даже Адам Саттон пожелал узнать, почему я тебя тащу наверх таким образом.

— Бр-р! И это друзья.

Он снял руку с рулевого колеса и погладил ее по колену.

— Я же с самого начала сказал тебе, чтобы ты ни к кому из них не относилась серьезно. Голливуд своеобразный город со своеобразными правилами. А ты нарушаешь их все.

— Я? Нарушаю?

— Безусловно.

— Но как?

— Прикинем… Ты не делаешь покупки на Родео-драйв. Ты не даешь званые вечера, обслуживаемые лучшими фирмами. Ты не завтракаешь с девочками. Ты обходишься без горничной. Ты не делаешь из своих ногтей фетиш. Ты не сплетничаешь. Ты не тратишь мои деньги со скоростью, превышающей скорость звука.

Тыне…

Она подняла ладони, продолжая смеяться.

— Хватит и этого! Едем домой и ляжем спать.

— И ты не ждешь, пока тебя попросят.

Ее рука скользнула поперек рычага передач и легла на его пах.

— А ты ведь счастливчик!

«Мазератти» вильнул вбок.

— Кто спорит, любовь моя?


Монтана крепко спала, когда рано утром Нийл тихо выбрался из их кровати. Он обнаружил, что с возрастом ему требуется все меньше сна, а потому принял душ, несколько раз отжался без всякого усердия, потом вышел в патио и залюбовался видом. Когда смог рассеивался, открывались многомильные просторы — иногда до самого океана. Это была чуть ли не главная причина, почему они купили несколько месяцев назад именно этот дом. Многие люди всячески поносили Лос-Анджелес, но Нийл питал искреннюю любовь к этому городу. Он родился и вырос в Англии, но никакой ностальгии не испытывал, Америка была его домом вот уже двадцать лет.


Впервые Нийл Грей приехал в Голливуд в 1958 году. Он был молодым нахальным режиссером и не сомневался, что знает решительно все. Студия, которая заключила с ним контракт после его первого нашумевшего фильма, устроила ему королевскую жизнь: бунгало в отеле «Беверли-Хиллз», богатейший выбор красивых звездочек и открытый счет. Фильм, который он снял для них, кассово провалился.

Женщина предъявила ему иск, называя его отцом ее ребенка, он яростно защищался, отрицал все и с поджатым хвостом убрался в Англию.

Однако Америка уже была в его крови, его влекло туда, и в начале шестидесятых он вернулся в Голливуд — на этот раз без контракта. Снял номер в «Шато Мармон», скромном старомодном отеле над Стрипом. Затем попытался пристроить сценарий, на который приобрел права. Все шло скверно, пока в один прекрасный день он возле бассейна не налетел в буквальном смысле слова на Мэрли Сандерсон. Она была хорошенькой избалованной девчонкой, в четырнадцать лет потерявшей мать. С тех пор ее растил отец, Тайрон, основатель Сандерсоновской кинокомпании. В тот момент Мэрли крутила с нью-йоркским актером, исповедующим систему Станиславского, но она тут же влюбилась в Ниша и переключилась на него. Выбора ему не оставалось. Мэрли получала все, чего хотела.

К тому же он был польщен. Она была юна, обворожительна, богата. А папочка владел кинокомпанией. Чего еще мог бы пожелать безработный кинорежиссер?

— Папочка вложит деньги в твой фильм, — небрежно бросила она в один прекрасный день. — То есть если я его попрошу.

— Так какого же черта ты еще ждешь? — взвыл он.

— Пустячка, который называется свадьбой, — ответила она невинным тоном.

Свадьба! Брак! Эти слова его пугали. Он испробовал брак в девятнадцать лет и ничего хорошего в нем не нашел. Но теперь, после семнадцати лет, после многих и многих женщин, после рек и рек алкоголя…

Брак. Он размышлял неделю. А потом решил, почему бы и нет?

Подошла пора снова сделать великий шаг, и к тому же это был вернейший способ снять свой фильм.

Внутренний голос непрерывно допекал его: «А принципы? А решимость добиться всего самому? А любовь?»

«Но… — подумал он. — Я хочу снять этот фильм. Мне нужна зацепка в этом городе».

— Да, — ответил он Мэрли.

— Вот и хорошо! — отозвалась она. — Папочка хочет с тобой познакомиться.

Тайрон Сандерсон добился того, чего добился, без помощи обаяния. Он был приземист и широкоплеч, курил объемистые сигары и предпочитал звездочек с объемистыми формами. Он жаждал сбыть дочку с рук. Она переспала уже с половиной Голливуда, но Нийл Грей был первым мужчиной, который заинтересовал ее больше, чем на день.

— Хочешь снять фильм, так снимай, — пробурчал Тайрон при первом знакомстве.

— Я принес сценарий, чтобы вы прочли.

— Чего читать? Снимай.

— Но разве вас не интересует, о чем он?

— Меня интересует, чтобы ты женился на моей дочери.

И точка.

Они с Мэрли сыграли свадьбу две недели спустя на террасе загородного дома Тайрона в Бель-Эйр. Присутствовали почти все громкие голливудские имена. Медовый месяц они провели в Акапулько, а вернувшись, поселились на Родео-драйв в доме, который папочка купил им в качестве свадебного подарка. Нийл тут же принялся за работу.

Его первый фильм оказался очень удачным и в художественном, и в финансовом отношении. Из просто «зятя» он превратился в нового голливудского чудодея. Все студии гонялись за ним, а так как Тайрон Сандерсон контракта с ним не заключал, он имел полную свободу выбора.

— Ты должен остаться с папочкой, — требовала Мэрли. — Он дал тебе твой первый шанс.

— Положил я на папочку, — ответил он. — Свой первый шанс я взял сам, а он мне никогда ничего не давал.

Нийл снимал один призовой фильм за другим, а Мэрли меняла одного призового любовника за другим. Нийл пил. Мэрли транжирила деньги.

Затем пошли провалы. Внезапно Нийл вышел в тираж. И уехал в Европу после громового скандала с Мэрли, который кончился, когда она позвонила отцу, чтобы он приехал.

— Если ты, впутаешь его в нашу жизнь, это будет конец, — пригрозил Нийл.

— Ну и катись! — отрезала она. — Шваль английская! Бездарь!

Монтана появилась в самый нужный момент.

Развестись с Мэрли оказалось нелегко: хотя он не был ей нужен, оставаться без него она тоже не хотела.

Развод был грязным и обошелся очень дорого. Но он того стоил.


Нийл смотрел на голубые просторы и думал о Монтане. Сильная, умная, чувственная. И он оставался ей верен дольше, чем мог себе представить. Но в прошедшем году он, к собственному отвращению, повадился забираться в постель к безмозглым блондинкам. Что на него находило? Если Монтане станет известно, она тут же уйдет. Он знает свою жену.

Так зачем же он? У него честно не находилось ответа. Может быть, элемент риска действовал возбуждающе? Или просто порой у него возникала потребность чувствовать под собой женщину, которая не была равной ему? Пышногрудую штучку, которая только этим и была — штучкой. Никаких умных разговоров. Никакой встречи интеллектов. Просто баба.

И не то чтобы Монтана не оставалась самой лучшей. В постели она возбуждала его, как в самом начале. Но она всегда была равной ему, и порой он испытывал жгучее желание взять просто женщину Иногда ему хотелось всего лишь жаркого, безличного, ни к чему не обязывающего траханья. Ему уже пятьдесят четыре.

Жизнь продолжается, и ничему-то ты не учишься, черт бы тебя подрал Он повернулся и пошел на кухню, где заварил себе чашку чаю и приготовил кукурузные хлопья. Джина Джермейн. Пустышка. Блондинка. Дура. И хуже того: кинозвезда.

Он переспал с ней два раза и не собирался на этом останавливаться. Безумие! Но он ничего не мог с собой поделать.

Глава 4

Затеряться в Нью-Йорке Деку не составило труда. Укрыть свой гнев в комнатушке в Гринвич-Виллидж. Раздумывать. Мыслить. Разбираться.

Нашел работу. Сменил фамилию.

Делов! Изменил внешность. Пара пустяков. Только и нужны были ножницы, чтобы обкорнать волосы, достигавшие плеч. Работу завершил парикмахер, оставив на его голове только жесткий ежик — короче армейской стрижки. Словно от вшей.

Вот с глазами ничего сделать не удалось. Они горели на бледном невзрачном лице, черные и гневные.

Он был высоким, тощим, таким же, как миллионы других парней в единой форме — «ливайсы», рубашка, бейсбольная куртка.

Он был маниакально аккуратен. В его комнате царил полный порядок. Но откуда было взяться беспорядку? Филадельфию он покинул с одной сумкой.

Работал он в занюханной гостиничке в Сохо. Дневная смена — от полудня до шести. Он сидел за конторкой и выдавал ключи от номеров несуразнейшему набору клиентов — приезжим с явно пустыми карманами, проституткам, психам, бизнесменам, которые не хотели афишировать дневные свидания со своими секретаршами.

Первые шесть недель он регулярно посещал газетный киоск на Таймс-сквер, где продавались филадельфийские газеты. У себя в комнатушке он жадно прочитывал каждую от первой до последней строчки, ничего не пропуская. А кончив, аккуратно вырезал все заметки об убийстве на Френдшип-стрит. Затем, убедившись, что не упустил ни единой подробности следствия, вкладывал вырезки между страницами автомобильного журнала, а журнал прятал под матрас.

Заметок становилось меньше, меньше, а потом они и вовсе исчезли. Да ведь и дело было не такое уж сенсационное. Заурядная пожилая супружеская пара. Мистер и миссис Уиллис Эндрюс. Кому они интересны? Джой Кравец. Прожженная уличная потаскушка, с четырнадцати лет менявшая одну исправительную школу на другую. Кому она интересна?

ПОЛИЦИЯ ХОТЕЛА БЫ ПОБЕСЕДОВАТЬ С ДЕКОМ ЭНДРЮСОМ, ИСЧЕЗНУВШИМ СО ДНЯ УБИЙСТВА.

Как вежливо!

ПОЛИЦИЯ СРОЧНО РАЗЫСКИВАЕТ ДЕКА ЭНДРЮСА, ДЛИННОВОЛОСОГО СЫНА ЗАРУБЛЕННОЙ ПАРЫ.

Уже не так вежливо.

ЧУДОВИЩЕ НЕОБХОДИМО НАЙТИ!

Женщина писала, не иначе.

ДЕК ЭНДРЮС ПРОПАЛ БЕССЛЕДНО. ПОЛИЦИЯ В ТУПИКЕ.

Он позволил себе улыбнуться.

Нью-Йорк был идеальным убежищем. Улицы приняли и поглотили его как своего. Теперь можно было расслабиться и заняться своим делом.