— Так меня не называйте, — сказала она (скуластое лицо бесстрастно, как маска). — Вам так делать не подобает.
— Пока что! — добавила Джой и кокетливо подмигнула.
Дек стоял в дверях прибранной гостиной, где каждый предмет, каждая безделушка были начищены до блеска и расставлены строго по своим местам. Заходить он не хотел. Знал, что ничего хорошего не выйдет и что потеряет он того единственного человека, который для него что-то значит.
— Ух ты! — заорала Джой. — Уютненько у вас тут. Так все… уж! Так по-домашнему. Мне нравится!
Левое нижнее веко Уинифред Эндрюс задергалось. Она была женщина строгая, седовласая, с благочестивым выражением лица.
Муж ее Уиллис был такой невзрачный и забитый, что можно было находиться с ним рядом в одной комнате и его не заметить.
Именно так Джой и сделала. С твердым намерением понравиться она сосредоточила всю свою энергию на миссис Эндрюс.
— Где мистер Э.? — игриво осведомилась она. — Он такой же раскрасавец, как мой Дек?
Уинифред повернулась и метнула взгляд на Дека, который все еще топтался в дверях.
— Познакомь свою… подругу… с отцом.
Без всякой охоты он вошел и неуклюже совершил акт представления.
— У-у-у, мистер Э., я-то и не видела, что вы тут сидите. — Джой так и лучилась радостью. — Здорово! Вы тоже красавчик.
Можно вас чмокнуть? — И, не дожидаясь ответа, облобызала в обе щеки бесцветного человечка.
Уиллис нервно стрельнул глазами в жену.
— Сядь, — сказала Уинифред леденящим тоном. — Это Джозефина, не так ли?
— Ага, — ответила Джой. — Но все мои кореши зовут меня Джой. Это у меня как прозвище вроде.
Она плюхнулась на узкий коричневый диван и поманила к себе Дека.
Он неохотно сел рядом.
Воцарилось молчание.
Нарушила его Уинифред:
— Ты очень припозднился, Дек. С чего бы это?
— Говорила я ему, припаздываем, — заворчала Джой. — Сколько раз обалдую этому говорила, но он разве послушает.
Теперь-то Дек как раз и слушал. Как смеет она обзывать его при матери! Как смеет!
Уинифред подхватила:
— А Деку что ни говори, все без толку. Все равно слушать не будет, сделает по-своему и все не так, как надо, и дела ему ни до кого нет.
Джой участливо кивнула.
Уинифред испустила мучинический вздох.
— Мы все для него делали. Себя не жалели ради него. Рассказывал он, как я чуть не умерла, его рожая?
Джой затрясла острыми пучками волос.
— А что ему до таких мелочей? — продолжала Уинифред. — Это ведь я чуть не умерла, а не он.
— Футы, во балбес, — вставилась Джой, довольная, что миссис Эндрюс делится с ней сокровенным.
— Может, вы думаете, что после всех моих страданий у меня родился заботливый сын, любящий свою мать? Нет. Дек доставляет мне лишь боль и мучения. Он…
Дек слушал, как срываются с ее тонких поджатых губ резкие слова обвинений. Он слышал их уже столько раз — всю свою жизнь.
Ни на что не годный, лоботряс, размазня, думает только о себе.
Джой упивается каждым словечком, открыв слюнявый рот, закатывая пьяные глазки. Согласно кивает. Она с матерью заодно.
Он чувствовал, что его вероломно, ужасно предали. Они смотрят на него как на пустое место. Только с Джой он был большим человеком. Ее ковбоем, ее возлюбленным. Неужто проститутка все врала?
Постепенно его стало охватывать бешенство. Он не позволит матери разрушить то, что было у них с Джой.
Он резко встал.
— Мы собираемся пожениться, — сказал он.
Уиллис Эндрюс заторопился включить телевизор, как будто это могло предотвратить надвигающийся скандал.
Уинифред глядела на него, как смотрят на разлагающийся труп.
Джой захлопала в ладоши — так дети радуются новой игрушке.
Потом сказала то, что говорить не следовало:
— Вот у видите, миссис Э., как мы поженимся, я Дека исправлю.
Вы и я — мы вместе за него возьмемся. — Она глупо захихикала. — Гриву заставим обрезать и одежу купить поприличнее. — Глаза у нее сияли. — Миссис Э., обещаю, из меня выйдет потрясная дочь. Вы меня полюбите. — Вся она излучала надежду. — Вот ей-ей!
Уинифред сначала таращилась на Джой, потом уставилась на Дека.
— Это то, что ты хочешь, сын? — спросила она, все еще не веря. — Эта… эта… шлюха?
Джой помрачнела.
Уиллис Эндрюс не отрывал взгляда от телевизора.
— Да, — сказал Дек.
Она презрительно скривила тонкие губы.
— Яне ослышалась, ты сказал «да»?
— Она меня любит, и я без нее не могу.
— Тебя любит. Разве тебя можно любить?
Кровь застучала у него в висках.
— А она любит.
— Ты к ней хоть раз пригляделся? Она же шваль.
— Эй… — начала было Джой, но никто ее не замечал.
— Со мной она добрая. Славная.
— Она жалкая уличная шваль. И даже такая она слишком хороша для тебя. Для тебя любая слишком хороша… ты ведь знаешь, да?
Джой вся съежилась на ветхом коричневом диване. Где-то она, наверное, переборщила. Лучше бы сейчас заткнуться, пока не удастся все вернуть в нормальную колею.
Уинифред продолжала поливать сына, измывалась над ним, обрушивая на него жестким непреклонным голосом оскорбление за оскорблением.
Всю жизнь он сносил это. И никогда прежде не оправдывался и не пытался отвечать тем же. Даже когда они заставили его продать машину — гордость его и утеху. Но когда тут сидит Джой и слушает…
— Ненавижу тебя! — вдруг заорал он. — Лучше б ты сдохла, когда меня рожала! Лучше бы ты в жопу подохла! Ты мне жизнь испортила!
Потрясенная, Уинифред на какое-то мгновение умолкла.
— Ах ты, паразит неблагодарный! — вскипела она. — Грубости от грубой сволочи?!. Мы тебя из грязи вытащили. Дали тебе крышу над головой, накормили, одели. Хоть ты нам и неродной. Своей матери ты не нужен был…
— Уинифред, — попытался вмешаться Уиллис.
— Молчи! — зашлась она в злобе. — Пора ему узнать правду.
Дек помотал головой. Что она болтает? Он ничего не понимал.
— Мы тебя купили, — сказала она; глаза ее, обычно тусклые, чуть ли не горели. — Как покупают собачонок. Выбрали тебя… как щенка в помете. Ха! Тот еще выбор.
— Что ты болтаешь? — жалобно заныл он.
— Сто пятьдесят долларов. В то время немалые деньги. — Ее лицо сияло торжеством, словно она испытывала необычайное облегчение. — Что ты на это скажешь?
Он дрожал. у — Врешь!
— Не вру.
Он закричал не своим голосом:
— Врунья!
— Нет, — твердила она упрямо. Пошла в другой конец комнаты, к письменному столу, который всегда держала под замком, открыла. Теперь только телевизор издавал звуки. Уиллис Эндрюс схватился за голову и что-то бессвязно лепетал.
Джой будто вросла в диван. Препоганый вышел поход в гости.
Любящая семейка встречает ее с распростертыми объятиями.
Уинифред извлекла какую-то бумажку и сунула Деку.
— Вот, — сказала она. — Это имя и адрес женщины, у которой мы тебя купили в Барстоу, Калифорния. Торговка детьми. Бог знает, где она выкопала такое отродье.
Ему казалось, что он умирает. Его жизнь промчалась у него перед глазами, как кинолента. Побои, издевательства, вечная пытка от того, что приходится слушать, какой ты никчемный…
И чувство вины…
Я ЧУТЬ НЕ УМЕРЛА РОДАМИ. ТЫ ЖЕ МОГ МЕНЯ УБИТЬ, КОГДА РОДИЛСЯ.
Всю жизнь считать себя виноватым.
Ни за что!
Она не мать ему. О господи, не мать!..
Кровь стучит в висках, в глазах темнеет. Он задыхается от ярости и разочарования.
Уинифред Эндрюс. Чужая тетка. Он зашелся невеселым смехом.
НЕ ТАК УЖ ПЛОХО… НЕ ТАК УЖ ПЛОХО.
Джой тоже засмеялась. Нервы.
НЕТ, ПЛОХО. НЕТ, Я ДОЛЖЕН ЧТО-ТО СДЕЛАТЬ.
Уиллис тоже смеется. Или плачет? Не имеет значения.
Три свиньи. Три хохочущих рыла. Зубы, глаза, волосы. Три свиньи.
Информация, которую он искал, была там, в папке, среди пожелтевших писем с жалобами. Сухая гниль. Сырость. Заделано мышами. Миссис Нита Кэрролл проживала в доме с 1956 года по 1973 — й, после чего переехала в Лас-Вегас. Ее новый адрес был аккуратно отпечатан на обмахрившейся по краям белой карточке.
Миссис Нита Кэрролл.
Дай бог, чтоб была жива. Теперь, узнав все необходимое, чтобы выжить, он мечтал об одном — прибить эту женщину.
Глава 47
Пятница, час обеда в «Ма Мезон». Появляется Джина Джермейн. Все поворачиваются и провожают ее пристальными взглядами. Тишина. Но только на мгновение. Потом все возвращается в норму.
Джина подсела к Оливеру Истерну за столик, где он обычно сидел, и принялась язвить:
— На что они, бляди, глазеют?
— На тебя, разумеется, — ответил Оливер, ковыряя пальцем пятнышко на скатерти. — Пора бык этому привыкнуть. Ты сколько лет в кино?
— Достаточно давно и знаю поэтому, что по пятницам в этом ресторане за ленчем никто глаза не пялит. Рэкел Уэлч может голой войти, никто и бровью не поведет. — Глаза ее тревожно расширились. — Все знают, Оливер, да? Слух пошел?
Он похлопал ее по руке, чтобы приободрить, и поразился, как она могла подумать, будто удастся сохранить в тайне, что их с Нийлом, сцепившихся, если можно так выразиться, в сражении, срочно доставили в больницу. Все кому не лень болтают об этом.
Ну и что? Если голова у нее работает, так пусть ходит с наглым видом и радуется, что прославилась.
Прошла неделя. Нийл Грей по-прежнему в больнице. Ничего хорошего врачи не обещают. Оливер не сидел сложа руки. Он не даст, чтобы фильм пошел прахом только потому, что выбыл из строя Нийл. Поскольку так было надо, он позабыл о девушке с пляжа и изменил свое решение насчет Джины. У него было несколько конфиденциальных бесед, и он убедился, что у картины с участием Джорджа Ланкастера и Джины Джермейн хорошие перспективы. Если они будут сниматься вдвоем, это значит, что в банк потекут деньги. Ему предложили необычайно выгодную, рекордную сделку на кабельном телевидении, если он поставит товар. Именно это он и собирался сделать.
А если это не понравится Нийлу с Монтаной, так он их пошлет на хер. Едва ли они сейчас в состоянии воевать с ним.