Дейзи затормозила возле безлюдного пляжа, отделенного от главной дороги каменными глыбами скал. Она вышла из машины, развязала платок, тряхнула своими светлыми волосами, сняла с себя всю одежду и побежала с ярким пляжным полотенцем в руках к океану, накатывавшемуся на берег высокими грохочущими волнами.
Увидев, как она бросилась в воду, Джок испугался — такая реакция возникла бы у любого человека, помнившего, как Фредерик Марч бросается в Тихий океан в фильме «Рождение звезды». Со дня выхода на экраны этой картины кинозвезда на берегу океана ассоциируется с самоубийством.
На мгновение Дейзи скрылась из виду, но потом она снова появилась. Дейзи хорошо плавала. Через несколько минут она позволила сердитой волне вынести ее на то место, где вода доходила ей до бедра. Обнаженная, она поднялась из пены; ее белая кожа блестела на солнце. Спутанные мокрые волосы придавали ей трогательное сходство с беспризорным ребенком.
Если бы рядом с Джоком находился сейчас оператор с камерой, режиссер запечатлел бы эту сцену, еще не зная, как она вмонтируется в фильм. Профессиональная интуиция подсказывала ему, что такой кадр нельзя снимать дважды. Также он знал, что попытается сделать это для «Мустанга», даже если такой кадр не предусмотрен пока что сценарием.
Он дал ей время вытереться. Прежде чем она начала одеваться, Джок заявил о своем присутствии, окликнув ее: «Дейзи!» Он полагал, что внезапный голос вызовет у Дейзи шок. Он хотел этого. В общении со звездой он всегда считал полезным лишить ее уверенности.
Повернувшись, она прикрылась полотенцем так, как дюжину раз делала в фильмах. Туго затянутое чуть выше бюста, оно мини-юбкой падало на бедра. Похожая на мальчика, сейчас она могла украсить любую кинокартину. Если она испытывала растерянность, была застигнута врасплох, то ей хорошо удавалось это скрывать.
Джок шагнул к Дейзи, чтобы представиться. Но она ждала его появления.
— Что случилось с вашим фасным «феррари»?
Он изобразил на лице обезоруживающую, застенчивую улыбку сельского паренька, ослепляя Дейзи светом, исходившим от его невинных голубых глаз. Он изображал из себя мальчишку, которого застали в тот момент, когда он запустил руку в банку с печеньем.
— Вы меня давно вычислили, — виновато произнес Джок.
— Когда вы проехали мимо бензоколонки и вернулись с противоположной стороны, я едва не расхохоталась, — сказала Дейзи. — Я сказала себе: «Надеюсь, он более талантливый режиссер, чем детектив».
Она улыбалась.
— Тогда смейтесь! Хохочите! — Джок изобразил глубокую обиду. На самом деле он воспрял духом: она знала, что он — режиссер. — Да, Дейзи, — продолжил он, — я днюю и ночую возле вашей двери. Уже пятые сутки. Как потерявший голову поклонник. Или как сексуальный маньяк, который, посмотрев на вас, возвращается домой, чтобы заняться онанизмом. Извините меня, леди, за резкость и прямоту. Но я действительно обижен. Глубоко обижен. Да, я — режиссер. И я езжу на красном «феррари». У меня есть для вас отличная роль в отличном, правдивом фильме. И я не могу даже связаться с вами. Когда наконец мне удается увидеть вас, вы находите это забавным. Как мне не обидеться?
Джок Финли знал некоторые основные вещи о человеческой природе. Чувствительных, уязвимых людей легко шантажировать, ссылаясь на собственную чувствительность. Если, унижая себя, он завоюет ее доверие и сострадание, он пойдет на это.
Его метод, похоже, сработал. Она поискала в глазах Джока следы нанесенной обиды. Будучи неплохим актером, он сумел изобразить душевную боль. Будучи беспринципным сукиным сыном, он мог заставлять других людей излучать ее в широкоугольный кинообъектив.
— Извините, — тихо промолвила Дейзи голосом, который она эффектно использовала в интимных сценах. Джок понял, что сейчас она не играет. — Я не хотела посмеяться над вами, мистер Финли.
Джок испытал потрясение. Они не были знакомы прежде. Однако Дейзи знала его. Джок не смог скрыть свою реакцию.
— Когда я находилась в нью-йоркской Студии, ваша группа разыгрывала сценку. Я наблюдала за вами, когда вы смотрели на актеров. Я никогда не забуду этого. Вы были частью маленькой труппы, их отцом. Как замечательно, подумала я, иметь режиссера, который всегда с тобой. Любит тебя, является твоей частью.
Дейзи говорила тихо, словно они находились наедине в маленькой комнате, а не на песчаном, ветреном берегу возле ревущего океана. Джок невольно заговорил таким же тихим ласковым голосом.
— Если вы чувствовали это, почему не отвечали на наши звонки? Мы с Марти уже две недели пытаемся до вас дозвониться.
— Потому что я знала, что вы заговорите о фильме. И я не смогу ответить вам.
— Почему? — мягко спросил он.
Она пожала плечами. Отвернувшись от Джока, уставилась на океан. Джок изучал Дейзи. Сирота на берегу. Преследуемая мужчиной, который хотел предложить ей миллион долларов и роль в фильме с Престоном Карром. Она боялась принять решение. Порядочный, истинно чувствительный человек сказал бы: «Дейзи, оденьтесь. Поезжайте домой. Не терзайте себя. Не позволяйте мне мучить вас».
Но ставка была слишком высока, шанс сулил слишком многое. Необходимо осуществить постановку «большого» фильма.
— Дейзи, я удаляюсь. Оденьтесь. Я буду ждать вас на вершине холма, — скромно произнес Джок.
Он повернулся и ушел. С вершины холма, глядя вниз на берег, можно было увидеть солнце, опускающееся в воду. И девушку, снявшую с себя полотенце на то время, которое необходимо для того, чтобы надеть трусики и платье. Джок Финли отвернулся от всего этого, точно был порядочным и благородным человеком.
Но при более пристальном рассмотрении можно было увидеть другого Джока Финли, глаза которого выдавали его расчетливое предвкушение.
Если бы удалось взглянуть с малого расстояния на Дейзи, то выяснилось бы, что она провожает взглядом удаляющегося Джока Финли. Ее лицо выражало уважение, почтение, страх перед человеком, принятым в качестве режиссера в нью-йоркском «доме истинной игры».
Она не захотела выпить. Поэтому они сидели в «форде» и разговаривали до тех пор, пока солнце не опустилось в Тихий океан. Когда стемнело, Джок вспомнил, что она даже не съела ленч. Они доехали на двух автомобилях до маленького ресторанчика, расположенного в конце длинного пирса неподалеку от сто первого шоссе. Этот заурядный ресторан мог оградить их от толпы, которая не оставила бы их в покое в «Чейзене» или «Ла Скала».
Во время обеда они говорили о фильмах. О жизни. И наконец о «Мустанге».
Дейзи сама затронула эту тему, так как знала, что это неизбежно.
— Хорошо, расскажите мне о своей картине, — предложила она равнодушным, отстраненным тоном, указывавшим на ее внутреннее напряжение и желание в конце концов закрыть этот вопрос.
То, как она попросила Джока, заставило его понять, что он должен проявить большую осторожность при ответе. Даже в общении с Престоном Карром от Джока не требовались такая тонкость и умение владеть полутонами. Карр был мужчиной с выраженной мотивацией. Он хотел сниматься при двух условиях. Хороший сценарий. Хорошие деньги.
С этой девушкой, испытывавшей страх, не уважавшей деньги, а боявшейся их, он должен разговаривать исключительно осторожно. Или исключительно смело.
В самом начале режиссерской карьеры Джок установил для себя одно правило. Чтобы произвести впечатление на критика или завладеть вниманием публики в банальной ситуации или сцене, всегда делай нечто самое обычное, но самым необычным способом.
Что, как правило, говорит режиссер звезде, согласия которой он добивается? У меня есть для вас отличная роль в превосходном фильме! У меня есть для вас потрясающая роль в лучшем из фильмов!!! В последние годы Дейзи Доннелл слышала это едва ли не при каждой встрече с очередным режиссером. Джок знал, что необходим другой путь.
Поэтому он не ответил ей сразу, а продолжал есть, словно не желая погружаться в эту тему. Наконец он произнес так, словно делал весьма личное признание:
— С девушкой из сценария не все в порядке. Она меня ужасно беспокоит!
Сейчас он не был режиссером, говорившим со звездой. Так режиссер мог говорить со своей женой. Или со своим агентом. Так продюсер мог говорить с главой студии. Здесь звучала скрытая жалоба: надо мной нависла опасность. Помоги мне!
— Это гнетет меня! Сводит с ума! Я не сплю из-за этого. Буду с тобой абсолютно честен. Именно по этой причине я хочу снимать тебя. Студии, возможно, нужно твое имя. Но мне — нет. Мне необходимо то, что ты можешь сделать для этой картины, для меня.
Дейзи, знавшая многих режиссеров, такое услышала впервые. Актриса немного напряглась. Она вообще не хотела связываться с любым фильмом, даже если бы ее убедили в том, что сценарий и роль великолепны. Но сообщение о том, что со сценарием и ролью есть проблемы, не могло не вызвать тревогу. Джок ощутил ее испуг, увидел его на лице девушки, смотревшей не на собеседника, а на океан. Но он завоюет ее!
— Я уже несколько недель пытаюсь убедить автора в том, что он не знает женщин. Разумеется, он знаком со старым стереотипным голливудским представлением о женщинах. И даже слишком хорошо. Но реальную женщину! Нет! Он не знает ее и не позволяет мне позвать кого-то на помощь. Поверь мне, если бы речь шла не об оригинальном сценарии, я немедленно прогнал бы автора! Но мои руки связаны. Что весьма плохо. И… душа также…
Он посмотрел на нее, чтобы понять, отреагировала ли она на слово «душа». Да, отреагировала.
— Мне следовало бы отказаться от его сценария. И я сделал бы это. Если бы интуиция не подсказывала мне, что картина может получиться превосходной. Ее надо сделать. Я знаю, что должен ее сделать. Только бы решить проблему с героиней. Этот фильм станет лучшим за всю карьеру Престона Карра, если мы сумеем правильно показать отношения Карра с девушкой. Фильм станет лучшим для актрисы, которая сыграет героиню. Если роль будет доработана. Вот зачем мне нужна ты. Только ты одна можешь помочь мне. Да, только ты!