— Это больше чем везение. Этот момент стал важным для Карра. Я почувствовал это, наблюдая за ним во время демонстрации. Что, по-вашему, произошло?
— Мое искусство не очень сильно отличается от вашего, — сказал Джок. — Что ищете вы в своей работе? Неожиданные действия, реакции людей, раскрывающие их сущность. Хороший режиссер делает то же самое. Он создает ситуацию максимально приближенную к реальной жизни, бросает в нее актера, надеется, что реакция того окажется интересной, захватывающей, искренней.
Восхищенный ответом Финли, Мэннинг уважительно кивнул. Джок понял, что сказанное им будет напечатано в «Лайфе».
— Нью-Йорк в восторге от моего материала, — сказал Мэннинг.
— Да? — отреагировал Джок. — Это хорошо!
— «Рождение шедевра» — так решено назвать фотоочерк. Один из снимков попадает на обложку. Если не произойдет сенсационное убийство и не начнется какая-нибудь война.
— Отлично! — воскликнул Джок.
— Они хотели поместить на обложку снимок, сделанный мной во время первой схватки Карра с мустангом. Но я, пожалуй, позвоню им и попрошу дождаться нового снимка, на котором запечатлен момент принятия решения. Моя композиция получилась более удачной, чем у Джо. Золотистое животное, фасные горы, коричневое тело и лицо Карра. Его глаза.
Мэннинг в задумчивости покинул трейлер.
Направляясь в столовую, Джок заглянул в радиотрейлер. Позвонил Марти. Он застал агента в его «роллс-ройсе». Марти ехал в кинокомпанию «Фокс», чтобы встретиться с Диком Зануком и обсудить с ним контракт. После обычного обмена любезностями Марти рассказал Джоку неприличную историю, услышанную им во время благотворительного ужина у Джека Леммонса. Потом агент спросил:
— Малыш, что случилось? Есть проблемы?
— Нет, Марти. Просто я захотел проинформировать тебя. «Лайф» отдает нам обложку. Очерк будет назван так: «Рождение шедевра».
— «Рождение шедевра»? В «Лайфе»? Это великолепно! — восторженно сказал Марти.
— Теперь послушай, что ты должен сделать. Позвони завтра на студию. Попроси их выслать мне пятьдесят бутылок «Дома Периньона». Деньги пусть возьмут из средств, выделенных на фильм. Десять фунтов черной икры. И лучшие закуски из «Чейзена».
— Когда ты хочешь получить все это? — спросил Филин.
— В четверг. К этому дню я закончу работу. Вечером мы устроим банкет, а потом сметем с лица земли наш лагерь!
— Хорошо, малыш, — обещал Филин, — Что еще?
— Подумай, сколько мы запросим за нашу следующую картину после очерка в «Лайфе».
— Я даже не могу представить себе эту цифру, малыш! — ликующе произнес Марти.
Джок решил завершить фильм сценой, в которой Линк, выбравшись из кузова, смотрит на мустанга, на бескрайнюю пустыню, в которой он поймал это благородное животное, и осознает, что он не может оставить коня в плену, не потеряв при этом части собственной свободы. Он восстает против мира, превращающего людей и животных в рабов, и отказывается покупать личную свободу за счет этих последних свободных существ, живущих на Юго-Западе.
Символичным было и то, что Линк отпускал девушку, слишком молодую для него, чтобы она могла связать свою судьбу с другим, более подходящим ей по возрасту человеком.
В эмоциональном аспекте этот момент явился ключевым, кульминационным. Чем сильнее возненавидят зрители Линка, одерживающего победу над мустангом, тем сильнее они полюбят Престона Карра, отпускающего коня на свободу. И поскольку этот эпизод станет последним, в сердцах зрителей навеки сохранится любовь к Линку и Престону Карру.
Джок снимал эту сцену с помощью большого крана. Камера смотрела сверху на кузов грузовика. На переднем плане находилось плененное животное; Карр забирался в кузов через боковой борт. Камера приближалась к животному и человеку, снимала их двоих крупным планом.
Карр протянул руку и похлопал мустанга по шее; он посмотрел вдаль, на бескрайнюю пустыню, горы, высохшие русла рек, пастбища. Линк понял, что нельзя лишать свободы столь прекрасное животное. Эта мысль отразилась на его лице. Преодолев сомнения, он открыл задний борт грузовика. Хлопнул коня по крупу; мустанг выбежал из кузова и поскакал по пустыне.
Оператор навел камеру на загорелое, коричневое лицо Карра, на котором появилась улыбка удовлетворения.
Наконец Джок неохотно крикнул:
— Стоп!
Этот момент стал концом съемки, финалом большого приключения с великой звездой.
Джок спрыгнул с крана, бросился к грузовику, чтобы пожать руку Карра.
— Великолепно, просто великолепно! — с восхищением произнес режиссер.
Карр ничего не ответил. Джок повернулся к съемочной группе.
— Наступил момент, который я всегда ненавижу. Мы похожи на труппу, которая сыграла хит на Бродвее. Но даже для величайшего хита когда-то приходит последний вечер. Надо попрощаться с людьми, с которыми ты жил, любил, ненавидел, которых уважал. И человек не знает, как выразить свои чувства.
Мое положение еще сложнее. Потому что пока не было просмотра, успеха, мы должны жить тем, что нам известно. Тем, что мы чувствуем. Доверием друг к другу и к тому, что мы делали. Мы должны знать, каким будет наш фильм. Я это знаю. Он великолепен!
Спасибо вам всем. А в первую очередь — спасибо великому актеру, великой звезде, нашему Королю. Великому человеку, настоящему джентльмену. В его честь я устраиваю сегодня банкет. В столовой. Вы все приглашены на него.
Джок повернулся к Карру, ожидая, что актер что-то скажет. Обычные слова. О картине. Об удовольствии от работы с Джоком. Хотя бы о съемочной группе. О сотрудничестве. Но Престон Карр ничего не сказал. Он лишь улыбнулся и спрыгнул на землю.
Все закончилось, как плохо поставленная сцена. Кто-то понял, что больше ничего не будет сказано, и отошел от съемочной площадки. Другие смущенно задержались на несколько мгновений. Ни один режиссер не захотел бы закончить сцену подобным образом.
Карр и Дейзи отошли, сознательно избегая Джока. Режиссер понял, что остался практически в одиночестве. Возле него находился только Мэннинг, который сфотографировал Карра и Дейзи, уходящих со съемочной площадки после заключительной сцены.
Они держались за руки. Точнее, Дейзи держала Карра за руку тремя пальцами; так ребенок держится за руку отца. Джок понял, что Мэннинг обладает инстинктивной восприимчивостью, превосходящей чувствительность кинорежиссера.
Этот снимок с изображением маленькой девочки-Королевы, сжимающей руку Короля, появится через пять недель в «Лайфе». Он станет завершающим снимком фотоочерка.
Банкет нельзя было назвать удачным. Шампанское и икра произвели впечатление на членов съемочной группы. Но люди не оценили их отменное качество. Престон Карр и Дейзи появились поздно, когда уже все решили, что они вовсе не придут.
Джо Голденберг, сославшись на усталость, выпил полбокала шампанского и даже не попробовал икру. Он удалился в свой трейлер, чтобы заняться сборами. Мэннинг и Аксель после двух тостов исчезли один за другим.
Когда появились Престон Карр и Дейзи, банкет уже почти закончился. Еще осталось много бутылок «Дома Периньона» — люди быстро переключились на виски. Три большие банки с икрой также остались нетронутыми. Карр и Дейзи выпили по бокалу шампанского, обменялись несколькими фразами с членами съемочной группы и направились к выходу, сказав, что завтра им предстоит рано вставать. Они собирались поехать на ранчо Карра.
Возле двери они остановились. Карр, повернувшись, улыбнулся оставшимся на банкете людям, помахал им рукой. Внезапно все зааплодировали замечательному актеру и очень хорошему человеку. Карр, похоже, смутился. Дейзи улыбнулась, посмотрела на него; в ее глазах заблестели слезы.
Под влиянием этих слез, а может быть, аплодисментов, Карр внезапно заявил:
— Завтра… в моем доме… мы поженимся!
Раздались крики, новые аплодисменты, зазвучали поздравления. Люди направились к двери, чтобы пожать руку Карра, поцеловать Дейзи.
Джок долго выжидал. Режиссерский инстинкт подсказывал ему, что в подобные моменты необходимо либо начинать сцену, либо заканчивать ее. Нельзя лишь плыть по течению, сливаться с толпой.
Джок подождал у двери, словно он был отцом невесты или другом жениха. Он позволил людям выговориться, потом пожал руку Карра, который небрежно принял этот жест, поцеловал Дейзи в щеку.
— Желаю счастья. Ты его заслуживаешь, — прошептал он.
Джок ощутил аромат ее духов, его охватило давнишнее желание. Еще одно мгновение, и он возбудится так сильно, что ему будет трудно отпустить от себя Дейзи.
Возможно, Дейзи чувствовала или подозревала это. Она позволила поцеловать себя, но оставалась далекой, холодной, бесстрастной.
Они ушли. Джок вернулся к столу. Но понял, что ему не с кем поговорить. Люди не интересовали его. И он не интересовал их. К нему подходили немногочисленные сентиментальные ветераны. Они говорили приятные вещи, делали смелые предсказания относительно успеха картины, вспоминали другие фильмы с участием Престона Карра. Но все это было пустой, ничего не значащей вежливостью. Они испытывали потребность что-то сказать, а Джок испытывал потребность выслушать их. Подлинный интерес отсутствовал.
Люди начали постепенно уходить. На часах еще не было десяти, а Джок оказался один в большой столовой, которая стала еще более просторной из-за того, что столы сдвинули. Он постоял в центре зала, обвел его взглядом, посмотрел на бокалы с недопитым спиртным, на тарелки с икрой и картофельным салатом. Ну и ситуация, с горечью подумал Джок. Что такое «Дом Периньон» для людей, которые отдают предпочтение бурбону или дешевому пшеничному виски?
Джок опустил руку в большую алюминиевую кастрюлю, которую использовали для охлаждения шампанского. На дне он обнаружил несколько бутылок. Взял одну из них. Схватил со стола чистый бокал и направился к двери.
Финли сидел в одиночестве в своем трейлере. Он уже выпил половину бутылки. Недавно перевалило за полночь. Если бы на столе вместо шампанского стоял телефон, Джок принялся бы звонить знакомым в Нью-Йорк, Лос-Анджелес или Лондон. Телефон — это средство от одиночества для таких людей, как Джок Финли.