— Существует грех. И Бог тоже. Люди платят за то, что они совершают. Я плачу каждый раз после того, как ложусь в постель с мужчиной. Хотя и не получаю с ними радости. Я лишь позволяю им, но не люблю, не участвую в происходящем. Только позволяю.
Иногда я поднимаю глаза и вижу человека, занимающегося со мной любовью. Он выглядит так, будто это — самое важное дело на земле. Я хочу остановить его и спросить — почему? Что он находит в этом, что его толкает? Но я никогда так не поступаю. Потому что мне кажется, что это все испортит. Для него. Но я хочу получить ответ. Узнать, в чем причина. Ты не знаешь?
— Никто не знает, — ответил Джок, чувствуя, что вступить в эту беседу — все равно что открыть дверь в незнакомую комнату, из которой нельзя выйти.
— Поэтому я никогда не ложилась в постель с мужчиной, за которого хотела выйти замуж. Боялась, что кто-то из нас слишком рано испытает разочарование. Я бы хотела найти человека, который мог бы любить меня, не занимаясь со мной сексом. Я продолжала выходить замуж, потому что искала такого мужчину. Но не находила. Все мои мужья… Я покинула их, убежала. Как иногда убегаю с фильмов. Но они знали до моего бегства… что ничего не вышло, и оставляли меня в одиночестве раньше… задолго до моего ухода. Я чувствовала их разочарование и то, что они в любой момент могли покинуть меня. И уходила сама. Затем начинала искать дальше.
Один врач объяснил мне природу моей привлекательности. Почему я стала секс-символом. Я позволяю каждому мужчине, живущему на земле, ощущать, что я ищу именно его. Однажды я провела уик-энд с этим доктором. Он сказал, что хочет выяснить с помощью личного опыта, в чем заключается моя проблема. Он так и не объяснил мне это. Вскоре я перестала посещать его. Он звонил мне в течение нескольких месяцев. Просил о свидании. Не знаю, почему. С ним все было не лучше, чем с другими. Он только говорил больше. До. И после. Во время акта он молчал. Не издавал никаких звуков. Но потом долго говорил со мной. Обо мне. Словно я была шлюхой, и он расплачивался со мной так, как умел.
Он был прав в одном. Я действительно ищу. И если это видно на экране, то именно по этой причине я — секс-символ. Разве не странно? Кто-то получает миллионы долларов, потому что девушка не может найти то, что ей нужно. Ты ведь тоже такой, да?
— Какой?
Неожиданный вопрос смутил Джока.
— Вечно в поиске. Каждый раз, когда ты был со мной, я говорила себе: он ищет, ему что-то нужно от меня. Порой я думала, что дело в картине. Он ведет себя так, потому что хочет снимать меня. Потом я думала — нет, я нужна ему не для фильма. Трахая Дейзи Доннелл, он ощущает себя важной персоной.
Грубое слово, слетевшее с уст маленькой одинокой девочки, оскорбило слух Джока. Он не раз слышал, как его произносили женщины. Привык к этому. Но когда его произнесла Дейзи, Джок почувствовал себя оскорбленным. Хотя и считал, что никто не в силах оскорбить его.
— Но, — сказала себе я, — он имел других звезд. Это известно всем. Так он получил свое прозвище. Джок-Сок Финли. Тогда в чем дело? Что ему нужно от меня? Он хочет доказать, что способен сделать из меня актрису? Или что он — единственный мужчина, способный разбудить Дейзи Доннелл? Я этого не знала и сейчас не знаю. Мне даже нет до этого дела.
Тут есть один положительный момент. Я избавлена от сентиментальных воспоминаний. Кроме моего первого мужа, на свете нет ни одного мужчины, с которым я хотела бы возобновить связь в надежде, что все будет по-другому. Для меня мужчины — это города, в которых я была и куда не хочу возвращаться. Следующий мужчина окажется тем самым… Ты думаешь, он умрет? — внезапно спросила она.
— Сейчас в больницах творят чудеса. Пейсмейкеры, электрические стимуляторы. Трансплантации. Есть много способов одолеть сердечный приступ, — сказал Джок, думая о последствиях случившегося для картины.
— Я не прошу, чтобы он полностью выздоровел, и готова ухаживать за ним до конца его жизни. Что бы ни случилось. Я переживу, если даже скажут, что он не сможет… Я слышала от мужчин… Однажды у меня был агент… Пожилой человек… Он сказал, что совершить половой акт для него — это все равно что подняться бегом на шестой этаж. После тяжелого сердечного приступа мужчине не разрешают… заниматься этим. Я не очень огорчусь… Если я смогу просто ухаживать за ним, этого будет достаточно. Я люблю его. Это правда. Ради того, чтобы он остался в живых, я согласна отказаться от всех мужчин до конца жизни.
Джок знал, что любое его слово заставит ее замолчать. Он не отрывал взгляда от бетонной дороги, которая казалась белой под лунным светом.
— Я… сочинила одну историю. Для статьи в «Лайфе». Кажется, она понравилась той журналистке. Историю включили в очерк. Люди говорили о ней. Я сказала, что, когда я была маленькой девочкой, меня изнасиловал отчим. На самом деле этого не было. Я все придумала. Как бы выглядело, если бы все узнали, что секс-символ равнодушен к сексу? Просто терпит его… даже ненавидит. Поэтому я сочинила историю. Я подумала, люди скажут — неудивительно, что бедняжка испытывает такие чувства. Я поведала ее доктору. Не тому, с которым я провела уик-энд. Другому. Пожилому. Он сказал, что это все равно — придумала я ее или нет. Важно, что она пришла мне в голову.
Он заставил меня произнести вслух слово «фак». В его кабинете. Каждый раз, когда я пыталась использовать менее грубый синоним, он заставлял меня сказать «фак». Однажды он велел мне повторять это слово в течение пяти минут, чтобы я избавилась от внутреннего барьера.
Потом он заставил меня произнести слово «сосать». Он старался убедить меня в том, что я хочу делать именно это. Что я боюсь, стесняюсь произнести это слово или совершить такое действие. Я сказала ему, что делала это и не получила удовольствия. Он, похоже, был сильно разочарован. Мне казалось, что он, доктор, разменявший седьмой десяток, поступает гадко, заставляя меня произносить такие слова.
Отчасти это было забавным. Как он сам говорил «фак» с венским акцентом. Это звучало почти ласково.
Он не умрет! — воскликнула внезапно Дейзи. — Ему не дадут умереть.
Она молчала до конца поездки.
Они выехали на участок дороги, проходившей через маленький городок и освещенный фонарями. Когда по сторонам замелькали темные витрины и фасады домов, Джок понял, что он мчится, не зная, где находится больница. Он затормозил так резко, что мощную машину едва не занесло на сухом покрытии. Слой пыли сыграл роль масляного пятна. Он медленно поехал по улице, ища глазами указатель, который должен был скоро появиться. Он увидел его перед перекрестком. Стрелка с надписью «Больница» указывала налево.
Они приблизились к длинному одноэтажному зданию. Дейзи стала напряженной, сжалась, побледнела. Она плотнее запахнула шубу. Сейчас ей предстояло узнать правду. От этого она стала мерзнуть сильнее, чем во время поездки на автомобиле, мчавшемся сквозь холодный воздух со скоростью сто двадцать пять миль в час.
Джок остановился перед стеклянной дверью больницы. Дейзи взяла Джока за руку тремя пальцами. Они вошли в здание.
В конце длинного безлюдного коридора они увидели полицейского; он составлял рапорт, используя вместо стола стену. Джок и Дейзи пошли по коридору. Девушка по-прежнему держала Джока за руку. Ее пальцы были ледяными.
Они увидели дверь с надписью «Интенсивная терапия. Посетителям вход воспрещен». Дейзи, кажется, испытала облегчение, поняв, что не сможет войти внутрь.
— Им занимаются три врача, — сообщил полицейский.
Джок кивнул, подумал и осторожно приоткрыл дверь. Он мало что увидел. Три доктора и две медсестры закрывали собой Карра. Актер лежал на носилках, которые вкатили в комнату. То, что Карра не решились положить на обычную койку, было плохим признаком. Джока наконец заметили. Один из врачей произнес:
— Закройте дверь!
Финли сделал шаг назад; дверь закрылась. Он успел услышать слова доктора:
— Дайте ему немного. Чем мы рискуем?
Джок надеялся, что Дейзи этого не услышала. Она действительно не услышала этих фраз. Девушка стояла прислонившись к противоположной стене. Она отвернулась от двери и смотрела в конец коридора, где уже собрались медсестры и санитарки, желавшие поглядеть на кинозвезду.
Ее белокурая головка прижалась к бледно-зеленой стене. Лицо Дейзи побелело. Она была несчастным ребенком, отец которого умирал. Девушка не знала, что сказать, как вести себя, что делать.
Некоторые события всегда застают человека врасплох. Он не успевает к ним подготовиться. Дейзи заметила разглядывающих ее медсестер. Она отвернулась. Ей не хотелось смотреть на них. Джок шагнул к Дейзи, обнял девушку. Она охотно спрятала свое лицо, уткнувшись им в плечо Джока.
— Ему не дадут, — сказала она. — Он не…
— Я могу принести ей что-нибудь выпить, — тихо предложил полицейский. — Кофе?
Джок кивнул, чтобы избавиться от него. Полицейский зашагал по коридору в сторону медсестер.
Дверь отделения интенсивной терапии открылась. Джок посмотрел на врача. Дейзи не подняла голову, по-прежнему скрывая свое лицо. Взгляд Джока был вопросительным, в его глазах застыла мольба. Он молча просил доктора пощадить Дейзи. Врач понимающе кивнул.
— Мы контролируем ситуацию, — сказал он. — Она прояснится через двенадцать часов. Если приступ не повторится.
Джок кивнул.
— О'кей. О'кей.
Он посмотрел на доктора, которому не хотелось, чтобы его слова были процитированы и истолкованы превратно. Дейзи кивнула. Она восприняла только то, что могла воспринять.
— Мы можем зайти к нему? — спросила врача девушка.
Джок посмотрел на доктора, который покачал головой.
— Нам лучше подождать, — тихо произнес Джок.
— Комната для посетителей находится в начале коридора, — сказал доктор.
Прошел почти час. Они сидели в комнате для посетителей. Дейзи молчала. Джок наблюдал за ней. Думал. Гадал. Если Карр умрет, как это отразится на судьбе картины? На нем самом? Что произойдет, если Текс заговорит, и все узнают правду? Как отреагирует студия? Страховая компания? Как все это повлияет на карьеру Джока Финли?