Оказавшись внутри, он первым делом засветил фонарь, зарядил ружье на случай, если Кезебергу вздумается вернуться, и только затем принялся рассматривать находку. Своеобразная перламутровая отделка оказалась знакомой. Пожалуй, другой такой к западу от Миссисипи не сыщешь.
Разочарованный Стэнтон смотрел на оружие, не веря глазам. Револьвер принадлежал Тамсен Доннер.
Наутро Стэнтон оседлал лошадь и отправился к Джеймсу Риду. Рид выглядел так, будто ни на минуту не сомкнул глаз. Одежда его была сплошь запорошена солью, светлая кожа уроженца Ирландии покраснела, точно обваренная кипятком.
Увидев его, Рид кивнул с одобрением.
– Похоже, вы песчаную бурю пережили без потерь.
– Разве что чудом, – ответил Стэнтон, старательно сдерживая дрожь в голосе. – Ночью меня пытались убить.
Проводив Рида к своему фургону, он показал ему пробитую пулей дыру.
Рид, присев пониже, оглядел пробоину со всем вниманием.
– Кто это сделал, вы видели?
Стэнтон задумался. Резонов обнародовать причастность ко всему этому Тамсен и Кезеберга у него не имелось. Куда лучше сохранить подробности в тайне, пока он не разберется, что эти двое задумали.
– Нет. Темно было слишком.
– Значит, дело уже до стрельбы друг по другу дошло? Что предпринять думаете?
Сняв шляпу, Рид пригладил взмокшие от пота волосы. Стэнтону вспомнилось, как выглядел Рид в самом начале пути – просто-таки столичным тузом. Крахмальные воротнички, ботинки до блеска начищены…
– Я бы вызвался ехать вперед. К ранчо Джонсона. Нам не хватает провизии, и у большинства семей дела совсем плохи. Некоторые уже подъели все, что запасли в дорогу, а те, кто еще не бедствует, делиться с нуждающимися не захотят.
Сощурившись, Рид устремил взгляд вдаль, к головным фургонам обоза. Среди бескрайней равнины повозки казались крохотными, не больше жуков.
– Как только минуем пустыню, можно устроить привал на день-другой, забить часть коров, а мясо завялить. Какое-то время протянем на нем.
– Никто из тех, у кого еще есть коровы, не расстанется с ними ни за какие коврижки, – возразил Стэнтон. – В пустыне немало скота полегло, а нет, так сбежало. Ближе всех к голодной смерти те, кто выступил в путь, не имея почти ничего – Эдди, Маккатчены, Вольфингеры и Кезеберги. И не забудьте о холостяках. Об одиночках при оружии. Скоро здесь жуть что начнется.
Согласно кивнув, Рид вновь покосился на брешь в борту Стэнтонова фургона.
– Уже началось, – со вздохом сказал он. – Что ж, может быть, со временем тот, кто стрелял в вас, успеет поостыть.
Да. А еще он, Стэнтон, рискует отдалиться от остальных сильней прежнего.
Однако это, пожалуй, меньшее из двух зол. Сейчас от обоза лучше убраться подальше.
– Стало быть, решено.
Рид кивнул.
В который уж раз Стэнтон задумался, где-то сейчас обретается Брайант… Нет, нет, отсутствие писем наверняка ничего дурного не значит. Будем надеяться, Брайант почти добрался до Йерба-Буэна и вовсю наслаждается тамошним сказочным солнцем.
– Я бы хотел взять с собою напарника, – неспешно проговорил он, глядя, как это воспримет Рид. Добровольцев в такую поездку вряд ли отыщется много: по пути к ранчо Джонсона гибель ждет путника на каждом шагу.
– Уилл Маккатчен, – подсказал Рид. – Думаю, он вам в напарники вполне подойдет.
Стэнтон понимающе покивал. Все имущество семьи Маккатченов умещалось во вьюках на спине единственного мула.
– Ваших волов можно оставить на Бейлиса, а миссис Маккатчен приглядит за фургоном.
Стэнтон снова согласно кивнул.
– Мы многим обязаны вам, мистер Стэнтон. Очень и очень многим, – объявил Рид, отряхнув ладони от пыли, прежде чем протянуть ему руку.
Тамсен шла пешком, в тени, отбрасываемой высокими навесами фургонов Доннера, а голову укрыла от солнца белым платком. Спешившись, Стэнтон пошел с нею рядом.
– Мистер Стэнтон? – безо всякого удивления сказала она, увидев его. Подобным самообладанием оставалось лишь восхищаться. – Что вы здесь делаете?
Стэнтон сунул руку в седельную сумку.
– По-моему, это ваш.
При виде собственного револьвера Тамсен замерла. Замерла… и вроде бы изменилась, сделалась не менее прекрасной, но как-то странно уменьшилась, словно пламя свечи, съежившееся от нехватки воздуха.
– Возьмите, – продолжал Стэнтон. – Я ведь знаю, чей он.
Оружие Тамсен приняла с отвращением, точно змею или огромное кусачее насекомое. Не сводя глаз с ее рук, Стэнтон на миг задумался, не направит ли Тамсен револьвер на него, и в глубине души обрадовался неопределенности положения, но тут же возненавидел себя самого. Подобное влечение к вещам скверным – к опасности, к ней – сулило гибель, и он это прекрасно знал, однако последнее обстоятельство отчего-то лишь придавало влечению силы. Плотно сжатые, губы Тамсен раскраснелись, и Стэнтон, неизвестно отчего разозленный их краснотой, отвел взгляд в сторону. Хоть бы приличия ради сделала вид, будто ей стыдно!
– А знаете, как он ко мне попал? – продолжил он гнуть свою линию.
Тамсен смерила его непонимающим взглядом.
– Я отнял его у Льюиса Кезеберга.
– У Льюиса Кезеберга? – Тамсен, невозмутимо пожав плечами, сунула ему револьвер. – Что бы он ни натворил, я его о том не просила. И оружия ему не давала. Должно быть, Кезеберг взял его тайком.
– А когда же ему могла представиться такая возможность? Похоже, вы, миссис Доннер, не тратите время зря. Должен заметить, я рад, что вы подыскали себе другую игрушку.
От подобных намеков следовало бы воздержаться, но зверь, все эти месяцы сидевший внутри, на цепи, поднял голову, встал на дыбы, и Стэнтон мало-помалу терял самообладание… а может, уже потерял, причем давным-давно?
Лицо Тамсен исказилось в гримасе ненависти.
– Так говорить со мной вы не вправе, – сказала она. – После того, что между нами было…
– Не думайте, я ни о чем не забыл, – ответил Стэнтон, всей душой ненавидя рычащие нотки в собственном голосе, всей душой ненавидя ее власть над собой, но не в силах противиться этой власти. – Забудешь тут, когда половина обоза шепчется за спиной, а другая половина меня сторонится, и слухи расползаются, будто зараза. Забудешь тут, когда Франклин Грейвс грозит мне повешеньем, если…
Тут он осекся. Упоминать о Мэри ему уж точно не следовало.
Но Тамсен лишь покачала головой.
– Я никому ни о чем не рассказывала.
– Простите, но на слово поверить вам не могу.
Подобрав узду, Стэнтон приготовился вскочить в седло, однако Тамсен быстро, будто раскаленного железа, коснулась его плеча и тут же отдернула руку.
– Прости, Чарльз, – негромко сказала она. – Послушай меня, хорошо? Я вовсе не так скверна, как ты можешь подумать.
Стэнтон, сощурившись, отвернулся прочь. Горы, маячившие вдали, словно затейливые иероглифы, словно потеки слез на глянцевитой глади лазурного неба, в эту минуту казались гораздо ближе. Вон они, снежные шапки пиков, вон и долины, скованные вечным льдом… Надо спешить.
– Да, – не глядя на нее, сказал он.
Вспомнив горячий, густой перегар изо рта Льюиса Кезеберга, вспомнив, как тот безоглядно, почти как зверь, бросился на него, Стэнтон вздохнул. Нет, подобного типа Тамсен не пустит в постель ни за что и, стоит надеяться, даже сговариваться ни о чем с ним не станет.
– Да, – повторил Стэнтон. – Наверное, так и есть.
Он знал, Тамсен – сама все равно что револьвер: сильна, даже смертельно опасна… но только если попадет не в те руки.
Взглянув на собственные ладони, он крепко стиснул поводья, вскочил в седло и пришпорил лошадь так, что та с места взяла в галоп.
Глава двадцатая
ИНДЕЙСКАЯ ТЕРРИТОРИЯ
Драгоценная моя Марджи!
Я заплутал. Сбился с пути, и уже сам не знаю, давно ли. Счет дням потерял тоже. Пишу тебе, дабы отвлечься, дабы воспрянуть духом. Повезет ли мне встретиться с кем-либо другим, с человеком, который сумеет переслать тебе это письмо? Не уверен. Если не повезет, оставлю письмо на речном берегу или в ином месте, где его с течением времени смогут найти.
Провизия у меня кончилась. Дичи вокруг не сыскать. Жив я только благодаря познаниям, несколько лет назад почерпнутым от индейцев-мивоков, «копателей», вынужденных жить, в буквальном смысле этого слова, на подножном корму. Экспериментирую со всем, что выглядит пригодным в пищу, даже с горькими желудями и сорными травами, но из-за засухи даже сорняки попадаются не так уж часто. Пожалуй, я, кабы не сомневался, что выберусь из глуши пешком, прирезал и съел бы лошадь. Возможно, если положение в скором времени не переменится к лучшему, мне это еще предстоит, хотя о таком повороте и думать-то отвратительно.
И вот недавно, в этаком-то полубреду, наткнулся я на следы чьей-то давней стоянки. Прогалинка, а посредине – старое, обложенное камнями кострище. Единственная постройка, хижина из неошкуренных бревнышек, под действием времени и непогоды развалилась на части, крыша просела внутрь. Покопавшись в земле вокруг кострища, я нашел ряд вещиц, свидетельствовавших, что здесь побывали белые – скорее всего, партия золотоискателей: жестяную кофейную кружку, полуистлевший сборник псалмов с множеством вырванных (несомненно, на растопку) страниц, пару серебряных монет и две порожние бутылки – разумеется, из-под виски. Однако среди всех этих предметов обнаружилось множество-множество осколков костей. «Должно быть, – подумалось мне, – еще недавно дичь здесь была, хотя сейчас вокруг не найти ничего живого».
Все бы ничего, но кости оказались какими-то странными: для кроличьих слишком крупны, а на оленьи не похожи по форме. Сие первоначальное замешательство я отношу на счет вызванного недоеданием помутнения разума… а может быть, разум мой просто отказывался признать ужасную истину, сколь она ни очевидна.
Только в хижине я и понял: здесь произошло нечто страшное. На полу россыпью белели человеческие черепа – каждый надколот, словно проломлен булыжником. Найденные мною там же крупные кости также оказались однозначно человеческими, судя по более тонкой надкостнице. Головки крупных костей, те самые, что находятся в местах сочленений – в суставах плечевых, бедренных и так далее – не отличались целостью (как вышло бы, если бы тело было разорвано на части или распалось под действием тления); напротив, на них имелись отчетливые надрубы. Вдобавок, рядом валялся ржавый топорик, так что сомневаться в постигшей несчастных участи не приходилось