— Ну, так да?.. Или нет? — спросил он.
— Да, — ответила она.
Зажав портфель под мышкой, Александр взял обе руки Франсуазы и одну за другой протянул их к губам. Она подумала, что он собирается целовать ее прямо на улице, но он прошептал:
— А сейчас возвращайтесь домой! Уже половина восьмого. Я хотел бы вас проводить, но не могу… У меня дела, там!..
Движением подбородка он указал на освещенное бистро на другой стороне улицы. Смутившись, она посмотрела на него как на чужого. Он что, опять смеется над ней? Ей захотелось спросить его, когда они снова увидятся, на какое число он думает назначить свадьбу. Но остаток гордости помешал ей задавать эти вопросы. Едва она успела подумать, что завладела им, как он выскальзывает у нее из рук. Нет, это не человек, а какое-то гибридное существо, гибкое, многоликое, противоречивое.
— Франсуаза, маленькая моя, я очень счастлив, — сказал он. — Я вас люблю.
И, даже не сказав «до свидания», перебегая между машинами, он пересек бульвар Сен-Жермен, мелькая своими длинными ногами и развевающимися по ветру волосами. Мгновение спустя он уже растворился в толпе. Ничего как бы и не произошло между ними. Эта радость, которую она пока еще смутно ощущала, корнями своими уходила в мечту.
Вернувшись домой, Франсуаза застала Кароль и отца в гостиной. Конечно, ей снова сейчас будут выговаривать за опоздание? Она уже приготовилась к очередной вспышке. Но лицо у отца было спокойным. Он сообщил ей:
— Мне только что звонил господин Козлов. Он будет у нас завтра в шесть часов.
X
Уже по предварительным пассам Козлов понял, что партия обещает быть куда занимательней, чем он ожидал. Одно то, что он расположился в этой элегантной гостиной перед родителями, озабоченными будущим дочери, наполняло его удовлетворением. Сидевшая недалеко от него Франсуаза следила за этим решающим разговором с тревогой, скрыть которую никак не могла. Козлов пожалел ее и одарил взглядом, перехваченным девушкой с большой признательностью. За ней была розовая стена, какая-то мрачноватая картина, лампа с абажуром бананового цвета, и во всем этом ощущался академический, официальный стиль, вызывающий отвращение своим чувством меры и вкусом. Подали виски. Разумеется! Шампанское будет позднее, когда для всех он станет своим, когда можно будет поздравить его и друг друга! А пока было принято принципиальное решение о свадьбе, без уточнения деталей. Филипп Эглетьер ходил вокруг да около. Его мозг силился составить представление о будущем зяте. Своей ловкостью он восхищал Козлова.
— Еще немного виски? — спросила Кароль, беря у гостя из руки стакан.
Он согласился. Виски было хорошим. И маленькие кубики льда забавной геометрической формы.
— Мне — нет! — отказался Филипп, останавливая жену, которая собралась налить и ему. И, повернувшись к Козлову, добавил: — Франсуаза рассказывала нам о вашей работе в Институте восточных языков. Там действительно интересная ситуация?
«Вот мы и дошли до сути!» — подумал Козлов. И доставил себе удовольствие, разыграв наивность:
— В интеллектуальном плане очень интересная! Постоянный контакт с молодежью, глубокий подход к великим произведениям русской литературы…
— Я имею в виду в финансовом плане, — пробормотал Филипп.
— Нет, — признал Козлов. — Но я, в общем, не жалуюсь. Располагая этой работой и моими переводами, я всегда выкручусь.
— Даже когда вы будете не один?
— Безусловно!
— Среди моих клиентов есть два крупных акционера «Издательства Шевалье-Виньара». Если вы хотите получить какую-то постоянную и хорошо оплачиваемую должность в этом издательском доме, я мог бы…
Козлов остановил его, выбросив вперед раскрытую ладонь, будто пытался защититься от лобового удара быка:
— Ни в коем случае!.. Я дорожу своей независимостью. Надо жить с постоянной возможностью терять свое время, уделять внимание вещам, которые не приносят никакой выгоды, пренебрегать правилами и принципами. Денег нам всегда будет достаточно, не правда ли, Франсуаза?
Франсуаза сияла, между тем как у Филиппа черты лица напряглись. «Он боится, — решил Козлов. — Он еще размышляет, стоит ли отдавать мне свою дочь! Как увлекательно!» Кароль дипломатично вмешалась:
— Я считаю, что Франсуаза выше всех этих материальных вопросов!
Козлов улыбнулся ей: «Эта — наша союзница. Она даже помогает нам. Почему бы это?» Привыкшему к молодым и открытым лицам, позволяющим легко разгадать себя, ему не удавалось определить нрав этой женщины, защищенной не подлежащими оглашению условностями. В ней все было вымерено, высчитано, грациозно, однако она наводила на мысль о насилии и об одержимости. Муж, тот был куда естественнее. Деловой человек и жуир. Это бросалось в глаза. В какой-то момент он поперхнулся подрывными речами будущего зятя, который придавал деньгам мало значения. Теперь же снова ринулся в бой:
— Где вы рассчитываете жить после свадьбы?
— У меня. Квартира моя вполне пристойна.
— В каком районе?
— На рю дю Бак.
— О, это в двух шагах! — с радостью воскликнула Кароль. Потом, повернувшись к Франсуазе, шепнула: — А что вы решили насчет даты, моя дорогая?
— Насчет даты? — переспросил Козлов, высоко подняв брови.
— Да. Когда вы рассчитываете пожениться?
Козлов посмотрел на Франсуазу: она трепетала.
— Чем раньше, тем лучше, мне кажется, — сказал он. А сам подумал: «То, что я делаю — чистое безумие!»
У него закружилась голова от серьезности выбора. Возрождение или самоубийство. Несомненно, и то и другое вместе. Какая превосходная кухня! Этот брак встряхнет душу. Он нуждался в этом, иначе бы умер от скуки. И она, нежная, сияющая, и этот ее взгляд ягненка. В свои девятнадцать, свои пятнадцать, свои восемь сидит перед троими взрослыми, которые обсуждают ее будущее.
— Требуется время, чтобы все подготовить, напечатать приглашения, так что, думаю, раньше февраля не стоит планировать, — сказал Филипп.
— Февраль — это замечательно, — согласился Александр.
Филипп поглубже уселся в кресло и положил ногу на ногу. Но плечи оставались расправленными. Козлов понял, что тот готовится сделать какой-то вираж.
— Есть еще один деликатный вопрос, который мне хотелось бы обсудить с вами, — сказал Филипп. — Думаю, вы не будете ничего иметь против, если я со своим нотариусом оформлю контракт о разделе имущества, который защитит как ваши интересы, так и интересы моей дочери. В наше время необходимо, чтобы каждый из супругов располагал полной свободой маневра в том, что касается его личного состояния. Во всяком случае, я считаю…
Он нанизывал готовые штампы, и Козлов одобрял их, отчетливо кивая подбородком. Еще и нотариус! Это было великолепно! Франсуаза, похоже, терпела страшные муки. Она слишком хорошо знала Козлова, чтобы не догадываться о его мыслях. Непроизвольно она покраснела и пролепетала:
— Прошу тебя, папа, ничего не делать с нотариусом. Ни у Александра, ни у меня нет личного состояния и…
— Это принципиальный вопрос! — сухо сказал Филипп.
— Ваш отец совершенно прав! — превзошел всех Козлов.
Он едва сдерживался от смеха. Филипп адресовал ему, как мужчина мужчине, полный благодарности взгляд. Затем, закрепив этот первый успех, продолжал важным и густым, словно намазанным маслом, голосом:
— Франсуаза, конечно, сказала вам, что хотела бы — что совершенно естественно — сочетаться церковным браком?..
— Она мне пока еще ничего не говорила, но это само собой разумеется! — ответил Козлов с нарастающим восхищением.
После нотариуса — кюре! Эта последовательность неизбежна! Было даже некоторое величие в этом мещанском вздоре.
— Полагаю, вы православный? — спросил Филипп.
— Не имеет значения! Я перейду в католичество, если понадобится.
— Я не думаю, чтобы это было необходимо, — робко прошептала Франсуаза.
— Ты узнаешь у кюре в церкви Сен-Жермен-де-Пре, дорогая, — вмешалась Кароль.
— Ну да, мы сходим вместе! — поддержал Козлов.
Он ликовал, готовый к любому маскараду… Подумать только, а еще водятся люди, которым скучно в жизни. Достаточно выбиться из своей колеи, чтобы открыть для себя новый мир. «Я у папуасов!» — заключил он со злобной радостью. И его любовь к Франсуазе росла, разгоралась, как пламя на ветру. Кароль предложила еще виски. Он даже не заметил, что выпил уже второй стакан. «Если не откажусь от третьего, скажут, что у меня слабость к спиртному».
— С удовольствием, — ответил он.
Кароль налила виски, добавила содовой воды, подхватила щипчиками кусочки льда. Филипп расслабился, довольный тем, что от начала до конца откровенно и с пользой провел беседу. Он позволил себе тоже налить немного виски, но от воды отказался. Говорить вдруг стало не о чем. Они улыбались друг другу, как покупатель и продавец, заключившие сделку. Одна лишь Франсуаза ощущала себя на небесах. Козлов поднял стакан, глядя на нее. Минуту назад она впервые назвала его по имени.
Хлопнула одна дверь, затем другая. В гостиную вошел парень, нескладный, светловолосый, обросший, резкий в движениях.
— А вот и Даниэль, наш исследователь!
Они пожали друг другу руки. Речь затем зашла о Жан-Марке, о тете Маду… Так промелькнул весь клан Эглетьеров. Козлов отметил про себя, что вот уже несколько минут забавлялся меньше. Он съел миндальный орешек, допил свое виски и встал, чтобы откланяться. Кароль сказала ему:
— Не придете ли завтра отужинать?
Подгоняемый любопытством, Жан-Марк торопливо шел по рю Бонапарт. Что означала записка Франсуазы, которую он обнаружил под дверью, возвратившись с занятий? «Ты обязательно должен прийти сегодня вчером домой на ужин. Я сообщу тебе большую, очень большую новость!» Он подумал, что если придет в семь часов, то у него как раз будет время поговорить с ней с глазу на глаз. Но дома Мерседес сообщила ему, что мадемуазель еще не вернулась. В этот самый момент открылась дверь кабинета:
— Жан-Марк, это ты? Иди скорее сюда.