Голод. Нетолстый роман — страница 15 из 29


Когда я перешагнула порог комнаты, где проходили анонимные собрания, шутка не вышла из меня – застряла в горле. Стулья по-киношному были выставлены в кружок, в центре которого стоял табурет, заставленный вафлями, простым печеньем и пакетиками чая «Майский». Девушка в круге улыбнулась мне: «Мы на группе любим чаёвничать после». У неё были розовые угги и длинные ногти, уязвлённые стразами по краям. Я подумала: какое глупое словечко – чаёвничать. Какие глупые угги. Какой глупый маникюр. Какая глупость это всё.


А потом они заговорили.


Девочку в уггах звали Аня. Своим главным достижением жизни она считает вес 40 кг и статус администратора одноименного паблика. Аня долж-на банить нелегальные объявления типа «продам тлу и нурик[24]» или «сделаю рецепт на любой препарат» в ветках обсуждения диет. Она банит, делая исключения для одной фармацевтки, так как в обмен на это та продаёт Ане тлу и нурик без наценки. Анина мама всё время злая: потому что готовит ей комплексный обед из четырёх блюд – первое, второе, салат и десерт, – чтобы они через час в обратном порядке проделали путь назад.


Ирине тридцать семь. Когда от Ирины ушёл муж, рокировав её, как и положено в непродуманных партиях с неудачным дебютом, молодой и красивой, она загадала себе, что всё наладится, если получится влезть в свадебное платье, почему-то до сих пор не проданное на «Авито». Теперь Ирина знает все диеты мира. «Питьевая», «любимая», «кремлёвская», «огуречная», «кефирная», «пять лепестков», «100 калорий в день». Они с ней с каждого понедельника. Как и положено человеку с сильной волей, она начинает их, несмотря на тысячу предыдущих провалов.


Наталья – вальяжная дама, о таких в моём родном городе говорили «наверное, чья-то жена». Всё лицо исколото гиалуронкой, даже в десять утра воскресенья – оглушительное декольте. Наталья заказывает себе дорогие диет-программы питания на один день, но содержимое пластиковых коробочек не находит в ней ответного чувства. Через три дня она изменяет им с собственно приготовленным оливье по семейному рецепту, который не доверяет даже домашнему повару. Она съедает пару кило, после чего бронирует себе неделю в швейцарской детокс-клинике. А отмотав половину срока с утренним пилатесом и сельдереевым супом, Наталья находит дыру в заборе и бежит в ближайший «Макдоналдс».


У Вероники анорексия на протяжении четырнадцати лет – то есть половину жизни. Она носит парик, потому что своих волос у неё не осталось, а рвотный рефлекс притупился настолько, что вместо двух пальцев она использует карандаш или проволоку.


Серафима любит экстравагантные меры. Она выбрасывает холодильник, кодируется, проходит сеансы гипноза, переводит всю зарплату в благотворительный фонд, чтобы не тратить на еду, заключает пари на бешеные суммы. У нее умерла от булимии племянница: исхудав до 34 килограммов, она не смогла пережить грипп. Даже знание этого факта не останавливает Серафиму в очередной раз сидеть на воде десять дней.


Настя не умеет вызывать рвоту, поэтому выбрала для себя медикаментозный путь. Она пила особую кислоту для разгона обмена веществ, тот же тлу – чтобы глушить аппетит, а слабительные и мочегонные потребляла в таком количестве, что без них превращалась в шар от одного стакана воды и могла неделями не ходить в туалет. Её последний эксперимент – жиросжигающий коктейль по одному форумному рецепту. Она зовёт себя Уолтером Уайтом[25]. Все улыбаются – шутка явно обкатана десятки раз, но все смеются, смеются всё равно.

Меня это вообще сразу же здесь поразило: смеялись на группе бесконечно много. Над другими: отпусти себя, слушай, чего хочет организм, просто займись спортом, это помогает от депрессии. И главное – над собой: над изощрённым самообманом, над срывами, над тем, кто как просрался от очередного слабительного.

Всё время казалось, что я пришла на хороший недушный стендап, из которого узнала, что я – не урод, что я – не одна, что есть люди, говорившие со мной на одном языке.


Я кинула пакет «Майского» в пластиковый стакан и отломила себе окошечко шоколадки (бабушкино словечко – «окошечко»). День официально считался «грязным» – то есть осквернённым углеводами, пальмовым маслом и белым сахаром, но больше я не съела ни одного окошечка и, выйдя с группы, не побежала в магазин «за догоном».


Согласно статистике, 9 % населения Земли страдает РПП.

Я наконец встретилась хотя бы с кем-то из них.


Что-то щёлкнуло, совершенно точно щёлкнуло.

Качнулось и медленно, потихоньку пошло.

RE: пожелания

доброе утро! Хорошего дня! Отличного настроения!

Бодрости! Задора! Оптимизма! Уверенности в себе!

Пусть сбываются мечты и исполняются надежды!


Кстати, к мнению другого человека надо всегда относиться с уважением, хотя бы ты с ним и не была согласна.

Это же ДРУГОЕ мнение.

Будь лояльнее!

RE: пожелания

Спасибо, спасибо, спасибо.


Люблю. Люблю. Люблю.


Теперь, когда на вечеринках спрашивали: «А ты чего так рано сегодня?», я говорила: «Утром на спорт. Отменить нельзя, а то спишутся деньги». В целом, мне было плевать, что я вру. В конце концов, спрашивающим по большому счёту тоже было плевать на меня.


С момента первого похода на группу я много думала о новой искренности – казалось бы, могущей стерпеть практически всё. Только вот на деле получалось, что её хватает разве что на фейсбучное нытьё о синдроме самозванца, неудачном браке, признании в трудоголизме. Никто не признавался в том, что начинает день со стакана шабли, и не рассказывал об уничтоженной в порыве голода упаковке замороженных наггетсов. Максимум – романтизированный кинематографом порок вроде курения.


На группе же я слышала совсем другие истории. Про неконтролируемый жор, про враньё близким. Про истерики, клизмы, рвоту, ненависть к себе.


И не только на группе. Я сблизилась с некоторыми девчонками – мы начали ходить друг другу в гости, пить вино (кто в завязке – чай) и обсуждать, кто как дошёл до жизни такой, чуть более развязно и веселее, чем каждое воскресенье.


Мне нравилось, что в этих отношениях не было иерархии – в том смысле, что «спонсоры» (то есть те, кто уже давно на группе и готов выступать наставником) тусуются вместе с новичками. Знаю, что многие участвовали в программе «12 шагов» – той самой, по которой «лечатся» алкоголики. По этой книге, оказывается, лечатся вообще все зависимые, просто заменяя «алкоголизм» на свой недуг. Я не стала участвовать. По местным правилам мне нужно было созваниваться со спонсором каждый день и читать эту книгу вслух по телефону. А говорить по телефону я, честно говоря, просто ненавижу. До сих пор с удивлением вспоминаю, как на школьных каникулах мы созванивались с Леркой и болтали по семь часов, а мать потом отвешивала мне затрещин за огромные счета.


В конце концов, для меня это не было главным. Главным было другое.

Я не стеснялась раздеться перед ними в бане или всхрапнуть в шавасане. Я не стеснялась заказать самую большую порцию картошки по-деревенски и попросить добавки. Я не стеснялась написать в общий чат: «Дамы, простите, растяжку сегодня пропущу, так как вчера устроила растяжку желудка, и теперь с опухшей мордой» и знала, что получу в ответ сердечки и одобрение. Короче, я не стеснялась перед ними облажаться. И много думала о том, что, даже если бы и открыла другим, первобытным, подругам свой секрет, ни за что бы не хотела смешивать эти компании. В кругу девочек с группы я была другой. Яркой, открытой и даже красивой. Переизобретающей себя. С первобытными же я так долго играла роль уродины-неудачницы, что, кажется, бесповоротно превратилась в неё.


С Лейлой, девицей из «наркоманов», мы познакомились, разболтавшись в туалете. Помню эту картинку до пикселя. Я поставила руки под сушилку, та в ответ давила волной сильного горячего воздуха и гнала волну по верхней части кисти.


– Господи, это что, жир так пузырится? – спросила я: даже не адресно ещё не знакомой Лейле, а просто. В несправедливый мир.

Та подошла, внимательно – будто врач – осмотрела мои руки и вынесла вердикт, слегка отчитав:

– Ты совсем дура? Это же просто кожа.


Так мы и подружились.


Лейла. Кудри, татуировки, зёрнышко родинки над губой. В прошлом героинщица, но до сих пор анорексичка, чередовавшая группы понедельно, выделяя чётные воскресенья на недуг № 1, а нечётные – на недуг № 2, сказала мне, что зависимость от еды такая же страшная, как и от иглы. Потому что игла – не основа жизнедеятельности. В то время как еда – фиксированная переменная в её формуле.


С Лейлой я познала совершенно новый вид дружбы – такой, где, даже опоздав на сорок минут, можно было говорить без заискивающей оправдательности. Она отмахивалась: «Расслабься, у меня дел всегда до едрени-фени», а потом хлопала крышкой ноутбука и заказывала нам самую жирную и вкусную еду из меню, но никогда не давала мне за неё заплатить. Лейла была юристкой, востребованной, лучшей, и вряд ли верила самой себе, когда говорила: «Вот выйду через годик на пенсию, и будешь меня сама кормить».

Всё было между нами легко, просто и честно. Лейле, в отличие от моих универских друзей, не нужно было три часа на разгон и крепко напиться, чтобы разговор из категории «кто куда съездил и что себе купил» перешёл в плоскость настоящих переживаний. Довольно быстро я задала ей главный, наиболее интересующий меня на тот момент вопрос: а что заставило прийти на группу тебя? Лейла, не задумываясь, ответила: «Ребёнок». Сказала: «Я долго думала, что в конечном итоге либо сторчусь, либо выкинусь в окно; просто ждала, что будет первым. А потом залетела. Так странно это – у девочек с РПП часто бывает бесплодие, а тут на́ тебе». Лейла хотела сделать аборт, но передумала на одиннадцатой неделе. Так на свет появился Том. На моё удивлённое лицо Лейла засмеялась: «В юности слишком много смотрели с бойфрендом фильмы “Интервью с вампиром” и “Миссия невыполнима”».