«Знаешь, у меня было, есть и будет много мужчин. Они вожделеют меня, моё идеальное тело, называют мои глаза бездонными, сравнивают их с озёрами и уверяют, что в них можно утонуть. Но я им не верю. Я верю только сыну: он говорит, что, когда я добрая, мои глаза – цвета машины его отца, а когда я злюсь – цвета козявок».
RE: немного поэзии
Вспомнилось: Разбуди меня завтра рано.
О, моя терпеливая мать!
Я пойду за дорожным курганом
Дорогого гостя встречать!
Доброе утро!
RE: немного поэзии
Я сегодня нашла пару бумажных писем, которые мы отправляли друг другу во время ковида.
Так что утро то и впрямь доброе.
Люблю!
Раньше я думала: ничто так не роднит людей, как возможность вдоволь наязвиться над чьим-то промахом.
Теперь я думаю: ничто так не роднит людей, как общая боль.
Каждая группа заканчивалась «молитвой», которую участники произносят хором, взявшись за руки: «Дай мне разум и душевный покой принять то, что я не в силах изменить. Мужество изменить то, что могу. И мудрость отличить одно от другого».
Первое время мне не хотелось быть частью этого – местные ритуалы, местный жаргон казались мне неловким, глупым, стыдным. Большинство девушек раздражали меня тем, что говорили психологические банальности про отстаивание границ и принятие себя. Я без конца оценивала их одежду, состояние кожи, объёмы тела. На некоторых историях в голове вспыхивало: «Фух, ну такое дно у меня ещё не пробито».
Так было, пока не заговорила новенькая – о том, что устала от диет и срывов до такой степени, что на прошлой неделе была готова повеситься. Девушка сказала, что никогда бы не осмелилась прийти сюда, если бы не «группа поддержки». «Группой поддержки» была короткостриженая блондинка. Я не знаю, кем она приходилась ей, но та взяла новенькую за руку, и они сидели так до конца сессии.
Почему-то осознание пришло именно на них. Когда я вышла с группы в то воскресенье, я поняла, что надпись «Feminist» на моих носках, которые демонстративно торчали из кроссовок, до сих пор не имела ко мне отношения.
Я поняла, что стоит за моими насмешками над фотографиями женщин, неумело сужающими свои талии в фотошопах.
Я поняла, какое чудо наконец случилось со мной: впервые в жизни я вступила в сделку, валютой которой были не рубли, не доллары, не евро; валютой которой было сострадание.
Позвонил риелтор, сказал, что мою квартиру наконец-то достроили.
– Ремонтик через кого делать планируете?
Я вспомнила ремонт в своей первой квартире: тогда я много пила и тусовалась с обдолбанными друзьями Дани, поэтому все поездки в «Леруа Мерлен» приходились на горькое воскресное похмелье. Я стояла лохматая, не отошедшая от ночи, напротив полки с серой плиткой и пыталась найти разницу между оттенками 76345 и 76346. Я вспомнила все сифоны и клеи, которые никогда не подходили и которые нужно было обязательно лично возвращать в магазин. Я вспомнила прораба, который записывал мне двухсекундные войсы формата:
Елен.
Ну, кароче.
Это самое.
(Тот прораб двести раз спросил, собираюсь ли я делать ремонт одна без мужа. Видимо, это знание дало ему право обманывать меня в смете и врать про простой бригады.)
Я сказала риелтору, что ремонтом заниматься не хочу.
– Если это про денежки, то у меня есть ребята отличные. Тысяч в пятьсот уложимся и двести – на мебель. Семьсот тысяч – это фигня. Ну, если нет, можем кредитик какой-нибудь.
Услышав это, я засмеялась в голос. Моих НЗ-сбережений хватило бы на «ремонтик», но смеялась я не поэтому, а потому, что риелтор предлагал добавить к двадцатилетней ипотечной кабале ещё одну долговую яму.
Я не знала, как объяснить ему, что деньги у меня есть, а сил – не очень, и просто предложила:
– Давайте поставим максимально низкую цену, пусть сами делают с квартирой, что хотят.
Риелтор ответил, что без нормальной отделки нормальным людям сдать не получится.
– В смысле «нормальным»? – уточнила я.
– В смысле славянам, – ответил риелтор.
Я положила трубку.
Он написал через неделю, сказал, что есть кандидат. Сообщение было таким: «Таджик, но вроде ничего. Я вас сразу предупреждал».
Подъезжая к щетине новостроек, я не могла поверить, что потратила тринадцать лет жизни в Москве, нервные клетки, слёзы, часы переработок, фрилансы для шампуней против облысения или, наоборот, густоты волос – вот на это. Некоторые дома моего ЖК лежали горизонтально, какие-то – резали небо, какие-то улеглись буквой «П». Страшный тетрис, с определённых ракурсов которого казалось, что здания вот-вот оживут и начнут наступать друг на друга.
Вот она – моя инвестиция в будущее.
Я смотрела в эти тысячи квадратиков окон, рассеянных по красной панели фасада, пыталась заглянуть дому в глаза, но в них не было ничего – сплошная тьма.
Будущий жилец оказался не таджиком, а киргизом. На нём было поло «Lacoste», кепка «Adidas», блестящие часы и неидентифицируемый сильный парфюм.
– Здравствуйте, – сказала я ему. – Как вас зовут?
– Амир.
– Вам реально подходит пустая квартира?
– Реально. Ну только матрас с холодильником и стиралкой купите. Я чисто спать тут буду, работы много.
– Чем вы занимаетесь?
– На стройке работаю.
– А жить будете один?
– Ага, один, – его голос звучал неуверенно и было слышно, что он врёт и боится.
– Правда?
– Ну… Там брат ещё думал…
– Амир, вы мне честно скажите, чтобы я знала, ладно? Сколько людей будет? Двое?
Амир кивнул.
– Давайте договоримся на двоих, но не больше, окей?
– Хозяйка, а…
– Не зовите меня так, пожалуйста. Я – просто Лена, идёт?
– Идёт.
– Лена, тут просто это… у меня ещё котик, короче.
Он показал белого грязного кота с разноцветными глазами – один серый, другой голубой. «На стройке нашёл, она так орала от голода, не смог не взять. Но я без неё не въеду, я лучше буду на улице жить в коробке».
– Зовут как? – спросила я, словно это имело значение для решения.
– Да никак… Просто кошка.
Кошка решила судьбу квартиры: риелтор, забывший даже распечатать договор, забрал совершенно незаслуженные комиссионные, и мы с Амиром ударили по рукам. За следующий год он задержал оплату лишь однажды. Так и написал: «Летал домой, перед этим шопинг устроил, что-то переборщил я». А когда забывал вовремя скинуть фото счётчиков, присылал извинительные кошачьи портреты с подписью «Я так люблю ию мой ребёнак».
А ещё отремонтировал мне дверцы кухонного шкафа и не дал мне за это заплатить.
RE: грустное
Здравствуй! Вчера плохо поговорили. Ты рассердилась. Я расстроилась. Лучше письма писать. Посмотри обязательно «За пропастью во ржи». Открыли библиотеки, но к стеллажам из-за ковида до сих пор не пускают, хотя в ТЦ уже всем наплевать. Пришлось брать, что вынесли. Прочитала «Клеймо» Сесилии Ахерн. Причём второй раз. Забыла, что уже читала. Всё равно сопереживала героине, как будто читаю впервые. Пока.
RE: грустное
Прости, я действительно злюсь и бываю несдержанной.
Ахерн – это что-то про любовь?
Фильм посмотрю!
Ковид-ковид.
Сейчас думаю – страшное время.
А потом вспоминаю, как хотела продолжения карантина, потому что, сидя дома, было проще соблюдать диету, и так делается стыдно.
Но и кому кроме тебя такое ещё рассказать?
Люблю тебя.
В одно из воскресений «на группе» случилось необычное – пришёл мужчина. Он представился как-то совсем по-школьному: Иван Шувалов. И занял место в кругу. «Неужели у мужиков тоже бывает булимия?» – подумала я, оглядывая вполне стройного и складного Ивана Шувалова.
Ладно.
«Группа» началась традиционно, со вступительного слова ведущего. Которое Иван бесцеремонно перебил.
– Ой, дамы, а я ж не ваш. Простите! Я к клептоманам пришёл. Второй раз всего, запутался, не признал своих.
– А, так клептоманы в другом кабинете, через дверь, – ответила ведущая, участливо и разочарованно.
– Всё-всё, понял, ушёл. Простите, что украл ваше время. Я это люблю… Ну, красть, – сказал Иван и рассмеялся.
С ним рассмеялись все остальные. Сначала робко, потом – по-настоящему.
Я подумала тогда, ещё вяло, без эйфории: Шувалов. Хорошая фамилия, графская. Легко запомнить. Даже предположить не могла, что именно так, очередным беспросветным московским февралём я и встречу свою любовь.
К следующей группе я готовилась с особой тщательностью. Зачем-то купила новый антицеллюлитный крем – словно собиралась заявиться в купальнике. Крем обещал, что ягодицам будет горячо. Да у меня и так жопа перманентно в огне, не привыкать, решила я и намазала толстым слоем.
Пока бегала по квартире с задницей, обмотанной в пищевую плёнку, думала: нет бы курильщик или сексологолик, но клептоман? Это правым полушарием. Левым размышляла, как подкатить. Решила особо не выделываться и начать с малого – прийти красивой. Впоследствии оказалось, что прийти красивой решила не одна я; от этого стало не очень приятно. Зато впервые в жизни всю дорогу до «группы» я повторяла про себя не мантру-признание про обжорство («Привет, меня зовут Лена, и у меня булимия»), а репетировала на разные лады «один тут отдыхаешь?». Я была так глубоко погружена в свои мысли, что не заметила, как вошла в здание, в полный голос разговаривая сама с собой. В это самое время он мне и попался. Осознав, как глупо выгляжу, я не нашла ничего лучше, чем изобразить, что говорю в AirPods. Это был фейк чистой воды: оригинальные наушники я потеряла, усыновленные с «Авито» барахлили, купить новые не давала жадность. Иван не понял разыгрываемого спектакля, спросил по-простому: «Чего-чего, я не расслышал?» Конфуз неликвидируемых последствий. Я не знала, что сказать, и просто стояла в оцепенении. «Вас как зовут?» – спросил Ваня, и так мне понравилась эта инверсия, уместная как будто в детском садике или школе, и что-то внутри размягчилось: крысиный хвостик, рейтуз