Уже за полночь, вытирая до скрипа тарелки, я смотрела на моющего посуду Ивана. Я спросила его:
– Тебе не понравились девчонки?
– Да нет, почему. Хорошие! Алла вон какая весёлая.
– Алла – да…
– А чего?
– Да ничего. Ты просто как будто выдохнул, когда они ушли. И не был им особо рад.
– Канеш, выдохнул. Да и чего мне им радоваться? Особо рад я только тебе.
Особо рад я только тебе.
Особо рад я только тебе.
Особо рад я только тебе.
Разглядывая его спину и даже почти не ненавидя храп, я думала: всю жизнь я фантазировала себе, что буду засыпать в совершенно другой компании. Что он будет красивее (ударение, пожалуйста, на и), успешнее, умнее и тысячу -ее вперёд. Что я буду каждый день не до конца понимать: почему на этом месте именно я?
На деле всё это оказалось совершенно неважным. Теперь, напротив, было понятно, почему на этом месте именно я.
И это, честное слово, было круче всего на земле.
Обстоятельства знакомства были не единственной нашей совместной тайной. Ею был также, например, календарь «чистоты». Один на двоих, в «Гугл Доке». Напротив каждого дня – эмодзи в виде яблока (у меня) и серебряной ложки (ему нравилось красть посуду). Закрашивать нужно было, если день получался без срыва. Мы закрашивали вот уже 93 дня.
Во избежание срыва было решено звонить друг другу в любое время дня и ночи – когда станет пусто, грустно, захочется сделать страшное. Решено было также не осуждать друг друга, в случае отката назад. Главное – не врать об этом, не врать никогда.
Из-за многолетних диет и правила «не есть после шести» у меня были серьёзные проблемы со сном: я засыпала тяжело, слушая самое ненавистное и так не осиленное из институтской программы. Обычно сон приходил спустя пять-семь глав Горького или Гончарова, но теперь голос Сири перебивал литературу. «Ванюшка перебинтованное сердце звонит. Принять вызов?»
Я громко говорила: «Да».
Наблюдая за своими метаморфозами, я прекрасно понимала, что истинная их причина кроется не в том, что я встретила любовь / нашла «мужика» / обзавелась отношениями. В конце концов, сколько в моей жизни уже было первого, второго и третьего? Нет, я нашла в первую очередь союзника, с которым мы были по уши в одинаковом дерьме, осознавали это и взявшись за руки из него выбирались. Так было проще.
Спустя несколько месяцев я обнаружила себя всеядной, добавляющей в тарелку соль, масло и сахар, работающей положенные восемь часов в день и лишь изредка по выходным. Я больше не писала в рабочий чат «AFK»[28], когда отходила от компьютера выпить кофе или подремать пятнадцать минут. Я перестала доедать до конца и поняла, что можно остановиться на половине. Я больше не драила квартиру сорок раз в неделю. Увидев, как в очередном припадке плохого настроения, я начала мыть полы, Ваня сказал: «Может, лучше “Офис” посмотрим?» Я покачала головой, подлила в ведро воды любимых духов и больше часа намывала паркет. На следующий день он принёс мне робота-пылесоса. Наблюдая, как белый диск ездит по комнате и делает хоть какую-то работу вместо меня, я не могла поверить, что это происходит наяву.
Включать пылесос так и не научилась – нужно было связать его с телефоном и совершать сложные манипуляции в приложении. Приходилось звонить на работу Ване. Он спрашивал, какую комнату надо помыть, чтобы простроить пылесосу путь. Обычно я отвечала: пусть моет всё. Ваня называл меня луддиткой, отключался от звонка, после чего включался пылесос – со словами «процесс запущен». Лишь иногда он мог запутаться в проводах или трогательно запаниковать от движущейся двери, но в целом – справлялся хорошо. Пока он ездил, я ложилась на диван и, поглядывая за ползущей по паркету линией влажного блеска, повторяла про себя: мне всё равно, что он не сможет убрать пыль в углах, мне всё равно, что он не сможет убрать пыль в углах, мне всё равно, что он не сможет убрать пыль в углах. Я не контролирую. Я. Не. Контролирую.
Мысли, которые раньше лишь осторожно посещали меня, теперь уверенно, во всю силу закрутились в голове.
Что скорее останется в дуршлаге вечности, а что уйдёт в её канализационный слив: мой подсчёт калорий или новая связанная балаклава? Может, права Екатерина Шульман, отвечающая на вопрос «Почему вы не закрашиваете седину?»: «А мне от этого что? Пара страниц к докторской?» Может, если я вешу одинаково – что голодаю, что ем всё подряд, – пора забить? Может, права была бабушка, спрашивающая: «И не жалко тебе тратить мысли на диеты, если можно подумать о чём-то великом?» Что, если минуты, потраченные на приложение «Fat Secret», подсчёт БЖУ на этикетках и чтение отзывов о диетах на сайте «irecommend» конвертировать в минуты, потраченные на созидание – ну, например, нового пледа?
Если бы я слушала историю не из точки ремиссии, которую мне наконец удалось нащупать после стольких лет тьмы, а из точки, например, анорексии или приступов булимии, единственный вопрос, который бы меня интересовал, звучал так: «Тебя в итоге разнесло или ты, наоборот, похудела?» Отвечаю: не разнесло и не похудела. Вес просто встал. Мне даже начало казаться, что стрелка прекратила смеяться надо мной: теперь она доходила до привычного деления уверенно, без трепыханий и резко замирала на одной и той же цифре. Я сходила с весов – стрелка равнодушно ложилась на 0. И так каждый день.
Я стала обращать внимание на женщин больше размера XS и научилась подмечать их красоту. Прибегать к автокоррекции мыслей – то есть одёргивать себя внутри, если при встрече со своим отражением или крупной женщиной в голове проносилось «фу, жирная». Я поправляла себя: не жирная, просто другая.
И это работало. Реально работало.
Я осознала это впервые за просмотром сериала «Наследники». А именно когда заметила метаморфозы во внешности главной героини Шивон только с подачи комментатора с ютуба. «Ну нихера себе она к четвёртому сезону раскабанела», так написал этот человек. Сначала я разозлилась на него и хотела ответить ему, что он идиот и что по сюжету героиня, на минуту, беременна. А потом поняла, что всего несколько месяцев назад подумала бы ровно то же самое.
Это был удивительный момент – понять, что мне совершенно неинтересно, каких размеров стала Шивон в последнем сезоне. Куда интереснее было другое: дерзкое словечко «fuck», вылетающее из неё 150 раз в минуту, её интриги, её ход мыслей, её злость, её попытка прорваться в мужскую империю.
Последний раз – то была девушка с большой грудью и широкими бёдрами, сидевшая за стойкой моего любимого джаз-бара «The Hat». Когда из воздуха ещё не успела раствориться последняя нота Пола Дезмонда, она резко сорвалась со стула и вышла к сцене, приглашая жестом парня, расплачивающегося за коктейль. Заиграло танго, и они начали танцевать. Их тела не выглядели идеальными, крой одежды не был согласован с ними: она либо висела, либо впивалась в них слишком сильно. Но мне было неинтересно об этом думать, потому что я была заворожена осязаемой страстью, инерцией, связью – друг с другом и с музыкой. Глянцевый мысок её туфли выписывал плавный паттерн по паркету, идеально слушаясь музыки. Я видела, что она любит его. Их. Но, главное, конечно, – себя.
Тогда я тоже придумала любить себя, хотя бы иногда. И порой мне это удавалось. В качественных пиджаках хорошего кроя, найденных по счастливой случайности в парижской винтажке, а не в синтетическом облегоне из «H&M», купленном от грусти, в приступе шопоголизма. Я обменяла абонемент мучительно болезненной антицеллюлитной пытки на лечебный массаж спины и теперь хотя бы могла почувствовать смысл потраченных денег. Я связала семь береток и четыре муфты, которыми одарила подруг, хотя и знала, что они никогда в жизни их не наденут.
Моё вязание носил только он, только Ванечка. И за это ему можно было простить всё что угодно.
Re: о журнале
Дорогая,!
Только что «открыла» почту. Обрадовалась твоему письму. Знала бы, что оно есть, раньше бы посмотрела. Весь день читала «Лестницу Якова», прерываясь на домашние дела. За день и книгу закончила, полы помыла, постирала и т. д. На последних страницах плакала. А, вообще, напиши, ты сама её прочитала или ещё нет?
О верхней одежде. Шубку не обязательно длинную покупать, можно и до колен. Можно подобрать и не норковую, красивую шубку. Для этого надо ходить на ярмарки меховых изделий. Посетить несколько. Чтобы представлять, какой выбор, какие цены, какие фабрики интереснее. Я уже писала, что мне нравится Новоторжская ярмарка. Что-то много у меня получилось. Пока.
Ещё из интересного: вчера шла по центру города и купила ******. Или как прознести название твоего журнала? Показала киоскёрше тебя.
Она прочитала, что написано, говорит: «Молодец! Только что же она не написала, что из Астрахани. Нам бы приятно было.»
Я сказала, что передам тебе её пожелание.
Re: о журнале
«Лестницу», конечно, читала. Люблю у неё вообще все. Мой антидепрессант. Но не плакала. Я вообще не плачу над книгами и фильмами, никогда.
Мне очень приятно, что ты читаешь меня! Хоть кто-то же должен это делать.
Не думаю, что редакции журнала интересно, откуда я родом. Думаю, они там вообще не в курсе, какие города есть за пределами Москвы и Питера))
Да и работать мне там больше не хочется. Мне кажется, журналы заставляют женщин делать то, чего они на самом деле не хотят.
Шубы сейчас носить немодно. Да мне и в пальто норм.
Люблююю.
Однажды, выходя из комнаты, я увидела, что Ваня вытаскивает из-под кровати мои весы. Видимо, пока доставал, задел пылесос – остро реагировавший на любые касания. Пылесос начал непрошеную уборку, а я подошла вплотную к Ваниной спине, чтобы посмотреть цифры на весах. Окошечко показало на полкило больше, чем у меня. Ростом он, к слову, был сантиметров на 20 повыше. «А сколько ты весил в последний раз?» – поинтересовалась я. Ваня ответил: «Понятия не имею. Пошли гулять?» И я пошла гулять, толком не раскусив случившегося волшебств