А потом случилось оно – ощущение, когда после долгого копания в сумке рука наконец натыкается на искомое.
Ещё толком не поверив в догадку, посветила телефоном под диван. Я попросила девочек встать, отодвинула его в сторону. Выглянуло чёрное паркетное пятно: Ваня не напомнил снять с робота-пылесоса мокрую тряпку, и тот в отместку оставил полумесяц. Спрятанная за диваном пробковая доска с картой желаний (сплошь худые модели, а больше – ничего) покачнулась.
А за ней, вот же она: сраная безвкусная дешёвка.
Прямо у выдранной с мясом розетки.
RE: болезнь
Я читала твоё письмо, но пока болею.
Дело у меня одно: бороться с температурой. По моему уже четвёртый день
Напишу, когда станет полегче. Всего тебе хорошего!
А потом она уволила меня. Одним днём, без прелюдий.
Я, на самом деле, давно догадывалась. Как настоящий невротик легко находила тревожные звоночки, не заметные здоровому глазу. Ну и привычка на автомате полистывать «HeadHunter». Там я увидела вакансию, подозрительно схожую с той, на которую когда-то откликалась сама. Разнилась она разве что более жесткими формулировками в разделе «требования». Готовность к ненормированному графику, возможность быть на связи, (жирным шрифтом) отсутствие отпусков в горячий сезон, а следом – забор восклицательных знаков. К тому же Тэ Бэ стала давать мне подозрительно мало задач и почти не погружала в новые проекты. Сначала я было решила, что паранойю и просто не умею расслабляться. Но потом она то ли по запаре, то ли совсем растеряв всякий стыд поставила в свой публичный календарь несколько встреч под названием «Собеседование / копир».
С предположениями этими встретилась спокойно. Нет, не мужественно, мне просто было всё равно. Только когда Лейла спросила: «Тебе за себя совсем не обидно? Ты же столько там упахивалась», подумала: «Да, вот тебе и расплата за лояльность».
Лейла настояла на том, чтобы продумать линию защиты. Для начала – сходить на сигаретку с Сергеем, типа прощупать почву. Но он не кололся: то ли побоялся предупредить, то ли и вправду не знал. Я как бы невзначай спросила его про тонкости перевода из нашего офиса на армянское юрлицо. Он рассказал, подробно, а потом уточнил: «Ты переезжать, что ли, собралась?» Я неопределённо кивнула. «Работать устала? На охоту за армяном на гелике выходишь?», спросил Сергей, заржал, крикнув на ходу: «Ну ладно, давай, наберёмся». Я с облегчением выдохнула и остановила запись диктофона, которую сразу же отправила Лейле.
Через полчаса она написала:
– Мало того, что мудак, так ещё и болтун безмозглый.
– Есть что-то интересное?
– Ты даже не представляешь, насколько!
Вторым заданием Лейлы было зайти в кадры и узнать, за какие нарушения трудовой дисциплины можно официально уволить сотрудника на удалёнке. Царица кадров – Виолетта Юрьевна – напряглась:
– А тебе зачем?
– Да ассистентка хулиганит, надо на место человека поставить, пригрозить… – соврала я.
– Это хорошее дело. Сейчас посмотрю.
Виолетта Юрьевна отложила вязание и повернулась к монитору. Она пыхтела и ёрзала – компьютер не так дружелюбен, как клубок и спицы. Я решила подбодрить её – чтобы она почувствовала себя значимой:
– Виолет Юрьна, вы как закончите – покажете мне петли с накидом?
Та в ответ просияла.
– Давай сейчас петли, а про положение мне после обеда напомни, ладненько?
Я согласилась и полчаса слушала её лекцию про петли с накидом, которые и без того умела делать. А после обеда услышала наконец важное: положения для увольнения не существует.
– А чего же делать, чтобы человека уволить? – искренне удивилась я.
Виолетта Юрьевна пожевала губу и успокоила меня:
– Да мы задним числом без проблем подпишем!
Короче, к разговору с Тэ Бэ я была готова настолько, что и бровью не повела, когда она озвучила самое бессовестное, что могла предложить:
– Коть, давай, короче так: одну зарплату тебе отдаём, доводишь все дела до ума и расстаёмся друзьями.
– А на каком основании увольняете?
– Котюнь, ну ты ж сама видишь: не справляешься, сроки продалбываешь… Мы ж к тебе по-дружески. По соглашению сторон.
Я ответила, что для увольнения по соглашению сторон нужно, чтобы обе стороны выражали согласие, но выражать согласие с предложенными условиями я не хочу.
– Ну а чего ты хочешь?
– Пять зарплат, отпускные и комп.
– Совсем охуела?
– Ну, может, немножко.
Тэ Бэ тяжело задышала и взяла в рот подвеску.
– Ну, не хочешь по-хорошему, уволим по-плохому.
– И за что же вы меня уволите?
– Найдём за что, – рявкнула она в ответ.
– Ну, это вряд ли. Я в кадрах столько всего узнала – про то, как вы положения задним числом подписываете. Думаю, в суде будет интересно.
Тэ Бэ швырнула в стену дырокол и заорала:
– Сука! Мразь! Идиотка! Пошла на хуй отсюда!
Я улыбнулась и вышла из кабинета. Поплакав в туалете, написала ей сообщение: «5 зарплат, отпускные и комп».
И вышла – с таким славным чувством – из офиса.
Внизу меня ждала Лейла. Она прыгала от нетерпения и без конца спрашивала: «Ну чего, расскажи, расскажи! Вот она, наверное, по полной обосралась». В последующие дни Лейла вела от моего ли-ца изнурительные переписки с юротделом, который ну никак не хотел соглашаться на мои условия. Я без конца дёргала её вопросом «Ну что там?», она успокаивала: «Погоди, да они там все такого жидкого дали».
В четверг вечером Лейла сказала мне:
– Ну чего, устроим им весёлую пятницу?
– В смысле?
– В смысле время тяжёлой артиллерии, – пояснила она, протянула мне папку и сказала швырнуть это любимой начальнице прямо в лицо.
Я не швырнула, протянула вежливо (чувствовались нервные вибрации, в кабинете ещё витал невыветренный душок скандала). «По почте нельзя было? Тебе лес не жалко?» – спросила она, не отрываясь от телефона.
А потом, приглядевшись к тексту, спросила:
– Я не поняла: это что за хуйня?
– Это распечатки всех выплат сотрудникам, которые вы проводите с помощью якобы своей премии. Чтобы обходить на налоги, – я произносила фразы, которые Лейла заучивала со мной как стихи на детский утренник. Вроде нигде не ошиблась.
– Ты это откуда взяла?!
– Тань, да всё ж на общем диске лежит…
– Это просто вонючие распечатки! Ты ни хера не докажешь! Такие таблички может и охранник наш подделать.
– Ну, во-первых, там приложены чеки. Во-вторых…
Я открыла диктофон и включила последнюю запись. Из трубки заговорило Сергеем, обстоятельно перечислявшим мне все нюансы выплаты удалённым сотрудникам в обход налогов.
Таня задышала медленнее и сказала спокойно, уверенно, на октаву пониже:
– Ты думаешь, стала дерзкая, один раз своих интернетов начитавшись? Ты думаешь, будешь кому-то нужна после такого скандала? Ты ж на всю индустрию опозоришься. Тебя потом ни на одну работу не возьмут.
– И слава богу.
Тэ Бэ вылетела из своего кабинета и больше не возвращалась в офис в тот день. Следующей ночью она, спустя два года, наконец-то подписалась на мой инстаграм и отлайкала все мои фотографии. Через три месяца после ухода я увижу её сторик, в котором она перечислит требования для искомой девочки на проект: вес не больше 54 килограммов, готовность быть на связи 24/7, оклада нет, но поделюсь уникальными знаниями. Я не выдержу и спрошу, будет ли взвешивание отдельным этапом собеседования, и Тэ Бэ снова заблокирует меня, вернув всё на круги своя.
В три часа ночи мне пришло письмо: «4 оклада, отпускные и ноут. Больше, правда, нету».
Калькулятор показал мне приятную сумму – какой хватило бы на первоначальной взнос для второй ипотеки. Но такой ерундой, конечно, заниматься больше не надо, решила я и заказала на «Озоне» дорогущей пряжи из категории «Избранное» на немыслимые 17 тысяч рублей.
Впоследствии я часто вспоминала наш с Ваней отпуск – не из чувства ностальгии или попытки отмотать до того момента, на котором всё порушилось. Нет. Чаще всего я возвращалась мыслями к перелёту туда. Где-то в районе Польши человеку из бизнес-класса стало плохо, стюардесса, забыв держать лицо, забегала по самолёту, громко спрашивая: «На борту есть врач?! На борту есть врач?!» Над салоном поднялась единственная рука. Хрупкая русая девушка встала с кресла и спокойно сказала: «Я врач», затем выбралась с места и прошла за стюардессой. С той минуты разлитое за иллюминатором небо больше не интересовало меня, я смотрела только на неё, на девушку-врача. Вернувшись, она заметила мой заинтересованный взгляд и ответила: «Всё в порядке» и произнесла, будто извинившись за пассажира, три слова: «Сердце. Возраст. Водка».
Я молча восхищалась ею и не могла перестать думать о том, что от её действий, получается, зависело, долетит пассажир до своего ол инклюзива или нет. Мне казалось, я явственно чувствовала, что в её руках – власть, магия, смысл.
А что было в моих руках?
Сигарета обожгла пальцы, я закурила вторую. Башня «Федерация», тщетно стремившаяся в небо, собирала у подножия таких же, как я: нервное топтание, три торопливые затяжки, бросок в урну, опять не попал, ну и ладно, и, вообще, скорее бы уже конец дня, чтобы сесть в метро или такси, снова стать беззащитным и сладко уснуть в баюкающей тёплой тряске, запрокинув голову и глупо открыв рот. Башня раскручивала входную дверь-карусель, но какая уж тут карусель, если соковыжималка: забирать людей с улицы (в заложники), рассовывать в лифте по этажам и офисам, а после – сплёвывать в равнодушную суету «Москва-Сити», и так каждый день.
Собрала вещи я тихо, без патетичной рассылки про «настало время двигаться дальше», торта и отвальной вечеринки. Только подарила фиалку милой тётечке из бухгалтерии, которую с подачи Сергея все звали «бюстгалетрия». Тётечка пожаловалась, что так и не научилась вытаскивать мышью нужное окошко из-под спадающей на монитор чёлки вязанной салфетки. Теперь просить будет некого. Я долго размышляла, что сказать в на-путствие бывшей стажёрке Кате. Сомневаясь между «Беги отсюда» и «Всё будет хорошо», я выбрала сказать то, что думала на самом деле: «Ты далеко пойдёшь. Но не дай им себя сожрать».