В лифте никого не было, захотелось сделать селфи, для которого в голове уже давно созрела подпись: «Сняла рабский ошейник!!!». На более-менее удачном ракурсе и 17-м этаже двери раскрылись, вошёл парень. Опередив рефлекс сделать вид, что я просто тупила в телефон, продолжила фотографироваться.
– Я вам не мешаю? – он уточнил.
– Нет-нет, всё идеально.
Я вышла на улицу, отложив мысль про пост на завтра. Запах офисного ковролина наконец отстал от меня. Я медленно брела вдоль воды, физически ощущая будто с плеч сняли тяжёлый рюкзак. Я чувствовала, что река идёт на встречу лишь мне. И лёгкое сердце – какое бывает в первый день зарплаты или когда ты семиклассник, освобождённый от гнёта школьной экскурсии.
Только зарплаты теперь не будет – никакой, и рассказать об этом было совершенно некому. Подругам нужно будет объяснять, «на что я теперь буду жить». А единственный человек, который бы поддержал меня в совершённом, вряд ли когда-нибудь захочет со мной говорить.
Вообще-то наша связь полностью не исчерпала себя. Никаких взаимоблокировок, ежедневных подглядываний в сториз и всё такое. Я продолжала вести календарь срывов, не обнулившийся после его ухода, по привычке заходя через сообщение в нашем чате. В его календаре ничего не менялось: то ли врал, то ли забросил, но я почему-то всё равно надеялась, что он туда смотрел. Пару раз он сам писал: по делу, не по любви. Напоминал снять тряпку с робота-пылесоса, чтобы не оставила след на паркете, как в прошлый раз. А ещё я – честное слово – случайно заказывала еду на его адрес, что остался запомненным в приложении.
Чат с Ваней висел у меня первым в списке, я спотыкалась о него каждый день, но только сегодня испытала желание удалить всю переписку, а с ней – подтверждение о том, что когда-то была счастлива. Я без конца ходила в наши места – намеренно, чтобы встретить его. Я обходила наши места стороной – намеренно, в надежде, что он будет делать так же и встречать его на путях обхода. А город словно назло без конца показывал только понятные нам приколы.
Я не стирала, но перечитывала – все три недели после расставания. Открывала ссылки, файлы, смотрела отправленные друг другу гифки.
Конечно, просить прощения за сказанное мной было немыслимо. Простить за это – тем более.
Я это понимала, так что не удивилась, когда, обычно отвечавший через секунду, Ваня игнорировал моё фото трудовой книжки и сообщение «смотри, что я сделала» два часа. Через три часа я разозлилась. Через четыре – удалила сообщение. Через пять отправила новое. Через шесть – запаниковала.
Last seen 15:42.
Это было на него совсем, совсем не похоже.
Тогда я пересилила себя и сделала то, что ненавижу больше всего на свете – позвонила. А потом – ещё одиннадцать раз.
Ответа не было.
Я понимала, что веду себя истерично. Не лучше матери, которая в былые времена начинала обзванивать морги, если я приходила на полчаса позже обещанного, а когда я выросла – оставляла на автоответчике 37 сообщений, если я не могла взять телефон. Вместе с тем я, кажется, впервые прочувствовала, чем было мотивировано её поведение.
Мне было страшно потерять Ваню, поэтому я позвонила ещё семнадцать раз. Я осознавала бессмысленность этого подхода, ведь если бы он увидел пропущенные или хотел бы со мной поговорить, он бы уже ответил. Но страшное лезло в голову неотвратимо, и я продолжала жать на зелёную кнопку вызова.
В тот момент у меня не было сомнений: он украл, но на этот раз что-то серьёзное, и попался ментам. Напился, упал на улице, был ограблен. Угодил в драку. Сел пьяным за руль и разбился. Ещё хуже – сел в машину к Вартану.
В последний раз мы сильно поссорились из-за того, что Вартан прямо за рулём искал на «Авито» запчасти для своей «девочки». Листал, ставил лайки, торговался в сообщениях, а мне казалось, что ещё секунду и мы намертво впечатаемся вон в тот жигулиный зад. Всю дорогу мы орали друг на друга. Я пыталась объяснить свой страх скорости после двух аварий, но в итоге Вартан обиделся и сказал: «Твоя проблема не в том, что ты боишься скорости. Ты просто не умеешь доверять людям, вот и всё». Мне было нечего возразить, и в Москву я возвращалась на электричке. С тех пор мы не разговаривали, и звонить Вартану мне хотелось ещё меньше, чем Ване.
– Алё.
– Вартан, привет! Ты Ваню давно видел?
– Ну, недавно. А тебе какое вообще дело?
– Мне поговорить с ним надо, а он трубку не берёт.
– И чё?
– Переживаю, что с ним что-то случилось.
– Ну, мы выпивали. Потом взяли одно такси на двоих. Он меня выкинул. Сам дальше поехал.
– А потом что?
– Ничё, я спать лёг.
– Да господи, не ты, Ваня.
– А-а-а… Да хрен его знает. Мож, по бабам пошёл, – Вартан победоносно хмыкнул.
Я положила трубку, отпила из горла той самой «гвоздичной» водки и плеснула остаток в вазу с цветами. Ваня бы сказал: «Хлебнула в одну калитку». Водка обожгла и сгорчила пищевод: теперь творившееся во рту напоминало моё душевное состояние. Хотелось закусить, но еды у меня не было уже третий день, а на полке валялась старая безглютеновая вафля. «Ну это на вкус похуже водки», – подумала я, надела шубу и вызвала такси (Ба посмотрела из уголка зеркала с одобрением). Пока ждала машину из-под дивана выполз робот-пылесос, оповестив своим электроголосом: «Процесс запущен».
Таксист промахнулся поворотом – высадил не туда и проворно скрылся. Карта показывала, что пройти нужно ещё четыре дома. Я шла – все стояли уверенно, в полную свою десятиподъездную длину, и ни одного спасительного – бочком или хотя бы просто башней. Ветер бил в лицо, шею, грудь – давил слёзы, но я не плакала и просто шла.
Подойдя к подъезду, я вспомнила: после нашего объяснения по телефону Ваня в итоге приехал за вещами сам, а не отправил курьера, как хотел. Мне активно не понравилось, что он кидал их в рюкзак легко, с таким бодрым безразличием, с такой индифферентной улыбочкой, словно не было в помине никакой клептомании, никакой анонимной группы, никакой любви. Ключи от его квартиры ещё покачивались на крючке, когда он вышел. Я понадеялась было, что он это специально – протянул мне хоть какую-то ниточку. Но эсэмэска опередила сантимент: «Оставь у себя на ресепшене, я заберу».
Кода от домофона я не знала. Ненавижу чёртовы домофоны. И их предшественников – кодовые замки, требующие делать пальцы корягой. Набирать номер квартиры было, конечно, бессмысленно: мне никто не ответил.
Я оглядела 23-этажку с головы до ног в поисках прорех жёлтого света во тьме. Бодрствовавших квартир было семь. Люди, пленённые бессонницей. А может, просто деловые даже в субботу. Или интересный сериал. Это значит, что мне придётся как минимум семь раз звонить незнакомцам и, припав к селектору, убеждать их открыть мне дверь в полпервого ночи. Я попыталась вычислить номера неспавших квартир: для этого вспоминала все разы, когда, думая о расходе калорий и будущей накаченной заднице, поднималась к Ване пешком. Я пыталась подглядеть в картинке воспоминаний цифры на дверях, но не видела ничего. Да и зачем мне было смотреть на чужие двери, если в тот момент меня интересовала только одна?
Из памяти запросились картинки: как будто совсем недавно мы, хмельные и весёлые, возвращались домой под утро из бара. Каблуки уже исчерпали себя, и я шла по набережной у Театра Эстрады босиком, а Ваня смеялся над моими чёрными пятками. Говорил: «Фу, я тебя в таком виде домой не пущу». Потом было опрометчивое решение взять меня на руки: «Ужас, ты тяжеленная, давай-ка лучше на такси», сверкнувшие шпильки, высунутые из окна пролетевшего мимо джипа. Я смеялась, вцепившись в его шею, и кричала: «Нет, я пушинка, не ставь меня на землю». Мы кричали песни, которые подсказывал май: Буланова, «Hi-Fi», Земфира. Не просто счастливое утро. Титры фильма Линклейтера. Конечно, телефон не мог не остаться в такси. Айфон был дряхлый, пронумерованный ещё однозначным числом, – совсем непривлекательным для воровства. Так что водитель и не подумал присвоить его себе и обещал вернуть через час, когда закончит заказы. Ваня спросил тогда: «Чего делать будем, чтоб не уснуть, пока ждём?» Ну, мы и делали, хотя он всё равно потом отрубился. Когда водитель позвонил сообщить, что приехал, Ваня уже крепко спал, поэтому вызволять потерю я пошла одна. Почему-то без ключей и без трусов. Так, в пять часов утра, я обнаружила себя у закрытого подъезда, с отсутствием идей, как мне попасть внутрь, зато аж с двумя телефонами – Ваниным и своим. Номер квартиры я не помнила, а позвонить Ване я, получается, не могла. Тогда меня спасло чудо. Минут через пять открылась дверь, и из подъезда вышла женщина в платке (наверное, шла в церковь?), которая, увидев меня, начала креститься.
Но в этот раз она не выходила.
Я дышала на пальцы, набирала случайные номера квартир, пыталась в максимально короткое время объяснить обстоятельства, приведшие меня в подъезд. Кто-то не отвечал, кто-то посылал меня и спрашивал, не охренела ли я, будить людей в такое время.
Господи, почему в России такая зима в конце октября?
Где-то на седьмой попытке усталый голос внимательно выслушал мою речь и спросил:
– А вы сами кто?
Поколебавшись, я ответила:
– Я – Лена. Я его… друг.
Домофон, открывшись, пригласительно зазвенел.
Разумеется, Вани не оказалось дома. Чем дольше мне не открывали, тем сильнее я вдавливала в стену кнопку звонка. Дверь наконец открылась. Не Ванина, соседская. Женщина осуждала меня всеми своими бигуди: сказала, что, если я не прекращу хулиганить, она вызовет ментов, и как же вообще всё уже надоело, горячей воды не дают третий день. В тот момент я почему-то первым делом подумала о Ванином алтаре награбленного и пообещала, что звонить больше не буду.
Конечно, предположение Вартана о том, что Ваня продолжил загул в более интересной компании, было весьма лёгкое на веру, но вместе с тем не шло ни в какое сравнение с моими фантазиями о его гибели или аресте. Поэтому, ещё не до конца поняв зачем, я набрала поддержку такси.