стили мне мой отказ участвовать в той забастовке.
– У меня есть друзья в отделе образования. Я дам тебе знать, когда в Манчестере появятся вакансии для учителей.
– Очень мило с твоей стороны, Ник, но я надеялась, что ты предашь огласке то, как руководство школы со мной поступает. – Она допила свое пиво. – Теперь моя очередь платить.
Когда она вернулась к столику с напитками, Ник выглядел растерянным.
– Конечно, я сделаю все что смогу, – сказал он. – Я правда хочу помочь.
– Думаю, когда я закончу свою историю, у тебя будет готовый репортаж. – Она рассказала ему о выступлении Юстаса Гифта, сожжении книг, сомнениях отца О’Коннелла. – И теперь Манн ходит от двери к двери, так что ни у кого не получится отсидеться. Я же говорила, как он хорошо все спланировал.
– Священник разрешил себя процитировать? Это может стать решающим доводом. Давай пообедаем, а потом я поговорю с редактором.
Диана ждала его возвращения в вестибюле редакционного здания пятнадцать минут. Когда он вернулся, она вскочила, кресло из искусственной кожи, на котором она сидела, приняло прежнюю форму.
– Ну что?
– Диана, мне очень жаль, но ничего не вышло.
– Может, мне самой с ним поговорить?
– Я бы взял тебя с собой, если бы от этого была какая-то польза. Понимаешь, в прошлом году я выпустил серию статей о скандале с Билли Грэмом и его фундаменталистами, и редактор считает, что твоя история уже запоздала. Ему не кажется, что ситуация в Мунвелле намного серьезней. Хотя он удивился, когда я упомянул вашего священника. Слушай, у тебя нет планов на ужин? Я должен тебе все подробно объяснить, но лучше не здесь.
– Ты ничего мне не должен, – тихо сказала Диана.
– В любом случае я хотел бы угостить тебя ужином. Я заканчиваю работу в шесть.
– Решим, кто платит, когда нам принесут счет. Мне нужно сходить в библиотеку.
Но в читальном зале с высокими сводами, где ей пришлось заказывать необходимые книги у библиотекаря, Диане не удалось найти нужную информацию, чтобы пролить свет на одержимость Манна пещерой. Более того, упоминаний о Мунвелле почти не было. Но просматривая тематический каталог, она наткнулась на знакомое имя.
На библиографической карточке в качестве темы был указан Лутударум. Книга представляла собой пожелтевшую брошюру в пластиковом библиотечном переплете. В ней рассказывалось о заброшенной свинцовой шахте времен Римской империи. Автор приложил набросок карты, на которой было указано местонахождение шахты. Вместо названия “Мунвелл” Диана прочитала “Лутударум”. Автора исследования звали Натаниэль Нидхэм.
– Мне следовало о нем вспомнить, – сказала она Нику во время ужина в Чайна-тауне. – Он живет на пустошах. Если кто-то кроме Манна знает, что такого особенного в этой пещере, то это Натаниэль Нидхэм.
– Только при условии, что до этой пещеры есть кому-то дело кроме Манна. Вся эта история о глубоком черном зле звучит очень по-фрейдистски, не находишь?
Улыбка исчезла с ее лица.
– Думаю, эта пещера особенная. О ней существует множество историй.
– Чего нельзя сказать о Манне. Не считая тех историй, которые он сам о себе рассказывает. Настоящая фамилия его отца Мэнипл, и я понимаю, почему он решил ее сменить.
– Расскажи, почему у тебя проблемы на работе.
– Ты когда-нибудь слушала радио «Свобода»? Хотя вряд ли, в твоем районе на ее волнах вещает религиозная радиостанция. Это пиратское радио, на котором я вел программы и говорил о вещах, о которых не мог написать в газете. И в день, когда я вернулся из твоего города, у меня не получилось изменить голос как следует, и редактор меня узнал.
– Вот черт.
– Он выразился более красноречиво. Мне еще повезло, что он меня не уволил. А потом создательница радио «Свобода» сказала, что если мне действительно важно говорить правду, то я должен рассекретить свое имя и работать на радиостанции в открытую. Из-за этого мне пришлось с ней расстаться, и, возможно, я потерял шанс помочь тебе. Хотя я все еще могу найти тебе работу.
– И мне следует воспользоваться твоим предложением, так? Следует уехать из Мунвелла, учитывая, что родители получили то, что хотели.
Его шокировала горечь в ее голосе.
– Неужели все настолько плохо?
– Ник, когда я начала преподавать в той школе, дети боялись меня, потому что думали, что я такая же, как и другие учителя. По-твоему, это плохо?
– А когда они поняли, что ты другая, то начали испытывать твое терпение, правильно я понимаю?
– Конечно, пока не поняли, что я не буду их бить или отправлять к директору для наказания палками. Мы не применяем телесные наказания в Нью-Йорке, и совсем не обязательно делать это здесь. Больше всего меня бесит, когда их родители уверяют, что им такое воспитание не повредит. Думаю, они просто забыли, каково им было в школе, иначе они ни за что не отправили бы туда своих детей. И сейчас, спустя столько лет, они все еще боятся, что их примут за возмутителей спокойствия.
– И этот страх Манн использует в своих целях.
– Меня еще кое-что беспокоит. Мои дети ни за что не соврут о том, что они верят в его страшилки, и я боюсь, что он или его последователи решат, что кто-то настроил детей против их религии.
Ник глубоко вздохнул и встал из-за стола.
– Может, я больше не работаю на радиостанции, но про твою историю могу рассказать. Сейчас позвоню Джулии.
Он вернулся через несколько минут расстроенный.
– Не могу дозвониться. Попробую еще раз через несколько минут. Может, Джулия захочет взять у тебя интервью.
– Твой ужин остынет. Ник, лучше мне не выходить в эфир. Мы оба знаем, что я должна сделать.
– Правда? – спросил Ник с ноткой сомнения в голосе.
– Конечно. Я должна вернуться в школу и подписать то, что они хотят. Тогда я смогу присматривать за своими ребятами.
Сказав это вслух, она почувствовала себя еще увереннее, ее инстинкты обострились так же, как в ту ночь, когда она проснулась, увидев самолет во сне. На этот раз она их не подведет, пообещала она себе. После ужина Ник предложил выпить кофе у него дома, но она боялась, что из-за тумана дорогу в Мунвелл перекроют. Она понимала, что если пойдет к Нику домой, то может оказаться у него в постели. При других обстоятельствах она хотела бы этого не менее сильно, чем, по ее ощущениям, он.
Она выехала из Манчестера, и огни маленьких городков сменились извилистыми неосвещенными дорогами. Тучи опустили ночь над Мунвеллом. Она напомнила себе, что в состоянии избавиться от ощущения темноты и тяжести, которое она испытывала по дороге в город. Должно быть, она очень устала, потому что, хотя до восхода луны оставалось еще несколько часов, ей померещились белесые отблески в облаках над пещерой. Вернувшись домой, она сразу легла спать, чтобы отдохнуть и быть готовой к утренней встрече со Скрэггами.
Миссис Скрэгг стояла у школьных ворот и смотрела на Диану так, словно та не имела права даже переступать их порог. Некоторые родители, казалось, были рады ее видеть, а дети засияли от счастья. Она обязана подписать это соглашение ради них. Николас Никльби[7] мог бы взять кабинет мистера Скрэгга штурмом, но в реальной жизни все было по-другому, жизнь просто шла своим чередом, не принося никому удовлетворения. Она вошла в здание школы и постучала в дверь мистера Скрэгга.
Директор безразлично посмотрел на нее.
– Простите, я слишком резко отреагировала, когда вы попросили меня подписать то соглашение, – сказала она, заставив себя улыбнуться. – Я подпишу его прямо сейчас, если можно.
– Я рад, что вы прислушались к своей совести. Надеюсь, вам за это воздастся, – он зашелестел бумагами на столе. – Но что касается вашей должности, боюсь, уже слишком поздно. Вакансия занята двумя нашими новыми друзьями, которые готовы работать даже бесплатно.
Глава шестнадцатая
Голова Эндрю казалась большой и болела, нос и глаза наполнились слезами.
– Но в прошлом году ты мне разрешила, – заныл он. – Сказала, что для меня это полезно.
– Ну что ж, мы ошибались. – Его мать взяла прищепку из сумки, которую он держал, холщовой сумки с вышитой на ней маленькой девочкой с горстью прищепок в руках. – Я сказала: нет. Здесь нечего обсуждать.
– Но это будет происходить в церкви. Отец О’Коннелл не возражает.
– Он не возражает против слишком многих вещей, а ведь он – представитель Бога на земле. Тебе нельзя приближаться к церкви без меня или отца, понятно? И забудь о миссис Уэйнрайт и украшении пещеры.
– Но ты обещала, что в этом году вы с папой придете и посмотрите, как я украшаю пещеру.
– Я ошибалась, как ты не можешь понять? Бог послал нам Годвина Манна, чтобы показать, насколько мы ошибались. Отдай мне сумку, если ты такой дурак, я сама возьму прищепку.
Она выхватила у него из рук сумку и уронила чистое белье на лужайку.
– Теперь посмотри, что я из-за тебя натворила, чертенок. Встань на колени и попроси у Бога прощения.
Трава больно колола голые колени Эндрю.
– Прошу, Господи, прости меня, – пробормотал он и повторил за матерью: – За то, что я являюсь таким тяжким испытанием для отца и матери.
– Теперь иди в свою комнату и закрой дверь, – приказала мать. – И не выходи, пока я не разрешу.
Эндрю почувствовал, что это никогда не произойдет. Он поднялся на ноги, нервно огляделся по сторонам, на случай если кто-нибудь слышал его исповедь, и увидел отца, наблюдавшего за ним из окна кухни. Но мужчина сразу отвернулся и уставился на серое небо, словно видел в нем скрытый смысл.
– Прочитай притчу о том, как важно слушаться родителей, – крикнула мать ему вслед.
Эндрю сидел на кровати и разглядывал комнату, которая стала какой-то чужой. Ему пришлось снять постеры Мориса Сендака со стен, и теперь от их обнаженности веяло холодом. Эндрю не разрешалось видеться ни с Джеральдиной, ни с Джереми, ни даже с мисс Крамер, которая больше не работала в школе, и он не хотел играть с новыми детьми, которые так нравились его матери и которые заставляли его чувствовать вину за то, что он недостаточно раскаивался. Он казался себе еще более неуклюжим, чем раньше, и переживал из-за того, что родители стыдятся его.