Глава двадцать четвертая
В понедельник ближе к вечеру Диана смогла дозвониться до Ника. Он был рад услышать ее голос.
– Ты в городе? Не хочешь поужинать? Как дела в твоем городишке со странным названием?
– Каким названием? – спросила она, скрыв волнение в голосе.
– Если честно, я забыл. Наверное, слишком много выпил вчера. Но тебя я не забыл. Жаль, тебе пришлось срочно уехать в прошлый раз.
– Мне тоже жаль, Ник. Хочешь знать, как здесь дела? Боюсь, все только хуже.
– В каком смысле?
Она закрыла глаза, глубоко вздохнула и понадеялась, что он поверит ей.
– Мунвелл – туристический город, центр пешего туризма. Но в последние несколько месяцев единственные наши гости – последователи Манна, которых тот послал вперед себя. Но больше всего меня беспокоит то, что этого никто не заметил.
– Мунвелл, конечно, вот как он называется. Хочешь сказать, что в этом виноват Манн?
Что еще ей сказать, чтобы у него была хотя бы малейшая возможность отправить историю в печать?
– Похоже на то, разве нет? Даже я заметила это только вчера. Что бы у нас ни происходило, на меня это тоже влияет.
– То есть что-то вроде массового гипноза или религиозной истерии? Если на тебя это влияет, уезжай оттуда немедленно. Можешь пожить у меня.
Он флиртовал с ней. При других обстоятельствах она бы включилась в игру.
– Я не могу бросить детей. Всем остальным абсолютно наплевать, как происходящее влияет на них, – сказала она и постаралась подавить мысль, которая ее преследовала, но никак не могла оформиться. На самом деле она решила остаться совсем по другой причине. Если она уедет, то забудет о существовании города, точно так же как Ник забыл его название. Ей нельзя думать о том, что если она останется, то забудут о ней. – Я должна узнать, что произойдет завтра. Манн собирается сделать то, ради чего он сюда приехал, – добавила она.
– Дай мне знать, что произойдет. И если передумаешь и все-таки решишь уехать, тоже сообщи, – попросил он, и она поняла, что он больше волнуется о ней, чем заинтересован в ее истории. – Жаль, что не могу пообещать напечатать обо всем этом статью.
– Ты же все еще связан с той радиостанцией?
– Она закрылась на прошлой неделе, – ответил он и замолчал. Потом продолжил: – Если ты сильно переживаешь и не можешь уехать, то, может, мне приехать и увидеть все собственными глазами.
– Правда? – Возможно, он тоже почувствовал неладное. – Когда?
– Я тебе сообщу. Не в ближайшие дни, но скоро. Теперь твоя очередь угостить меня ужином, – ответил он и добавил более серьезно: – И помни, звони мне в любое время, если потребуется.
По крайней мере теперь хоть кто-то знает о ее тревогах, сказала она себе, пусть ей и пришлось обвинить во всем Манна, чтобы убедить его в своих словах. Ее приводило в отчаяние то, что она осталась наедине со своими подозрениями, особенно после того как Буты рассказали ей, что переезжают в Уэльс. Если бы она могла поговорить с кем-нибудь менее скептически настроенным, чем Ник. Тут она осознала, что в Мунвелле есть такой человек, и хлопнула себя рукой по лбу. Диана сразу же вышла из дома и направилась в церковь.
Под солнечными лучами горгульи на стенах церкви казались меньше. Листья омелы поблескивали, словно чешуя, на дубовом стволе среди надгробий. Отец О’Коннелл беззвучно молился у алтаря. Когда он встал и отряхнул свою сутану, она подошла к нему.
– Это же Диана, – сказал он и взял ее за руки. – Вы пришли пополнить мою редеющую паству?
– Боюсь, что нет, отец О’Коннелл. Просто хочу с вами поговорить.
– Всегда рад видеть вас. И вы можете называть меня Боб, ни к чему нам лишние церемонии. Пойдемте со мной, я заварю чайник вашего любимого «Эрл Грея».
Он проводил ее в пресвитерию, небольшой коттедж через дорогу. На ковре в прихожей дремала немецкая овчарка. Когда входная дверь открылась, она навострила уши.
– Получается, все меньше людей приходят в церковь? – спросила Диана.
– Моя паства сократилась после того, как я рассказал, что думаю о произошедшем в книжном магазине. Время от времени захаживают последователи Манна, но мне кажется, просто чтобы найти изъяны в моих проповедях. – Он рассеянно погладил собаку. – Келли, хорошая девочка. Но, по правде говоря, у них есть причина сомневаться насчет нашей церкви. Похоже, в ее фундаменте есть руины кельтской крепости.
– Мне казалось, вы утверждали, что сила нашей церкви в преемственности традиций.
– Да, но традиции традициям рознь. Я узнал, что при строительстве крепости под ее фундаментом хоронили ребенка, видимо, чтобы сделать ее неприступной. Но такие традиции шокируют. Подождите меня в гостиной, я заварю чай, и мы поговорим.
Диана села в гостиной и осмотрелась. На стенах висели пейзажи Ирландии, на столике рядом с электрическим камином лежал семейный фотоальбом, а на кресле – роман Морриса Уэста. В комнату вошла Келли, положила голову Диане на колени и тыкала носом ей в руку, пока та не погладила ее. Наконец появился священник с сервировочной тележкой. Диане не терпелось начать разговор.
– Я тоже изучала наши традиции, – сказала она.
Она рассказала ему о том, как Лутударум исчез с карт, и что то же самое происходит сейчас с Мунвеллом.
– Когда я впервые сюда приехала, на улицах было полно туристов, но где они в этом году? В городе полно новых лиц, может, поэтому мы не заметили сразу отсутствие туристов. – По его глазам она поняла, что он хочет, чтобы она продолжала. – Какие-то силы заставляют внешний мир забыть о Мунвелле, и я думаю, их пробудил Годвин Манн. И еще эти силы влияют на нас, чтобы мы не замечали происходящее.
– Что ж, – начал он, но тут в дверь позвонили. – Сейчас вернусь.
Она чуть не разрыдалась из-за того, что их прервали в момент, когда она почувствовала, что он ей верит. В коридоре послышались шаги священника и еще чьи-то. Отец О’Коннелл заглянул в гостиную и сказал:
– Вы же можете подождать еще пару минут? Я хочу услышать, что еще вам известно.
Но она уже рассказала все, что могла. Наверное, он пошел в свой кабинет с одним из прихожан, который пришел за советом, и ее рассказ вскоре забудется. Но через несколько минут она снова услышала на лестнице шаги священника и его посетителя. Они остановились у гостиной, и отец О’Коннелл открыл дверь.
– Диана, думаю, вы должны это услышать.
Его посетитель, тощий бледный мужчина лет тридцати, нерешительно проскользнул мимо священника в комнату. Диана видела его раньше, в холле отеля. Казалось, ему не терпелось уйти, даже после того, как священник сказал:
– Мисс Крамер разделяет ваши сомнения. Расскажите ей то, что только что рассказали мне.
Мужчина молча взглянул на нее.
– Делберт следил за пещерой по просьбе Манна, – пояснил священник. – И он мне рассказал, что Годвин больше переживает из-за того, с чем он столкнулся, чем подает виду.
– Я вовсе не это хотел сказать. – Делберт провел рукой по своим седеющим волосам. – Он верит, что справится с чем угодно. Думает, его призвал сюда сам Господь. Думает, что то, что его отец играл Сатану в том фильме, – знак того, что ему надо сражаться во имя Господа. Для него вера – как наркотик, во время проповедей он словно под кайфом. А теперь у него появились видения.
– Хотите сказать, – произнес священник с ноткой тревоги в голосе, – он не справится с задачей, которую сам себе назначил?
– Разве я это уже не говорил? Или вы хотите, чтобы я повторил это при ней? Мы все равно уже ничего не сможем сделать. – Он недоверчиво покосился на Диану. – Я кое-что знаю о таких вещах. В Калифорнии я был сатанистом, пока не попал в психушку, откуда меня вытащил Годвин. И говорю вам, то, что живет в пещере, – старше самого Сатаны. Именно этого первобытные люди боялись в темноте, и оно превратит нас в первобытных людей, если его потревожить. Оно будет управлять нами.
Что-то темное прислонилось к окну и сползло по нему, словно огромная улитка – тень от облака.
– Еще кто-нибудь думает так же? – спросила Диана.
– Они верят в то, что Годвин нас всех спасет. Но я заглянул в ту пещеру прошлой ночью и услышал хохот. Оно готово и жаждет встретиться с ним. Возможно, именно оно подсказало Манну приехать сюда. Я рассказал ему, что услышал, а он решил, что это Сатана заставил меня попробовать отговорить его. И это укрепило его в желании спуститься завтра в пещеру.
– Если у нас получится убедить людей в том, насколько это опасно…
Делберт перебил ее:
– Чем больше людей попытаются его отговорить, тем больше он уверится в том, что поступает правильно. Я же сказал, мы уже ничего не сможем сделать.
Глубоко внутри она чувствовала, что он ошибается, но это ее не особо обнадеживало.
– Вы еще рассказывали о его видении, – напомнил отец О’Коннелл.
– Да, и это самое худшее. Он считает, что его видение – знак того, что он победит во имя Господа. – Делберт выглянул в окно на сгущающиеся облака и пробормотал: – Он рассказал мне, что каждую ночь во сне видит календарь на июнь с лицом дьявола, и на завтрашнем числе тот календарь обрывается.
Глава двадцать пятая
Кто-то стучался в дверь. Брайан с трудом разжал слипшиеся веки и вылез из-под влажного одеяла. Наверное, это полиция. Он испытал чувство облегчения от того, что они выяснили, что он сделал с Годвином и туристкой, вылез из кровати и проковылял к окну.
Он отодвинул штору и приподнял оконную раму. Солнечный свет упал ему на руки, и он почувствовал, как кожа на них скукоживается. Брайан отпрянул от окна и ударился плечами о раму. На крыльце его дома были не полицейские, а посланники Годвина.
Джун закрыла дверь. Посланники услышали грохот рамы и посмотрели наверх.
– Уже скоро! – крикнули они Брайану, широко улыбаясь, и пошли к следующему дому поделиться благой вестью. Значит, Годвин жив. Брайану только приснилось, что он скрыл изъян на одной из веревок, привезенных им из Шеффилда. А за сны людей в тюрьму не сажают.