Он пошел в ванную, где умылся и побрился, дважды порезавшись, потому что свет лампы над зеркалом жег ему глаза и кожу. Наверняка все дело в чувстве вины, из-за него ему казалось, что его тело больше ему не принадлежит. Может, Годвин не найдет туристку, может, она упала глубже того места, до которого у него получится добраться. Будет несправедливо, если Брайан выдаст себя, помогая Годвину и Богу.
Он оделся и спустился вниз. Ему не хотелось встречаться с мисс Ингэм, учительницей Эндрю, которая теперь жила в их доме, но она уже ушла к пещере. Джун чистила метелочкой углы в гостиной. Он ни разу не видел столько пауков, как этим летом, не говоря уже о пятиконечных паутинах. Когда он вошел в комнату, Джун повернулась к нему.
– Как ты себя чувствуешь? Мы решили дать тебе поспать подольше.
– Что ты имеешь в виду? Со мной все в порядке, насколько мне известно.
– Ты ворочался полночи. Я проснулась, а тебя не было в постели. Я бы пошла тебя искать, если бы ты так меня не вымотал, так что я заснула.
– Наверное, я был в туалете, – сказал он поспешно, не готовый признаться, что совершенно не помнит, как вставал с постели. – И тебе тоже лучше туда сходить, Эндрю, перед тем как мы пойдем.
Джун продолжила уборку. Повернувшись спиной к Брайану, она пробормотала:
– Похоже, тебе не терпится отправиться к пещере.
– Что в этом плохого? – Она не могла знать о том, что там случилось. – Думал, ты обрадуешься, что я помогаю Годвину.
– Конечно, я рада, – отозвалась она и добавила, глядя прямо на него: – Просто не понимаю, с чего ты вдруг так стараешься ему угодить.
– Кто сказал, что я стараюсь? Я не набивался к нему в помощники, он сам попросил.
Слава Богу, в комнату вернулся Эндрю и спас его от дальнейших расспросов.
– Поторопись, сынок. Скоро ты увидишь, как Годвин Манн спускается в пещеру.
– И не смей подходить близко к пещере, Эндрю, слышишь?
– Просто не отпускай мою руку, пока мы там будем, сынок, – сказал Брайан и взял холодную и липкую ладонь Эндрю таким образом, чтобы обгрызенные ногти мальчика не поцарапали его кожу.
На Хай-Стрит было многолюдно, люди собирались на тропинках, ведущих на пустоши. На одной из них Джун догнала Хейзел, за их спинами остались домишки из известняка. Хейзел весело болтала, хотя казалось, что ее что-то беспокоит, а Бенедикт спросил у Брайана, не хочет ли он установить сигнализацию у себя в доме или в магазине, ведь Бог слишком занят, чтобы отгонять грабителей. Ему пришлось повысить голос, чтобы перекричать стук молотов, но он замолчал, когда они подошли к краю каменной чаши.
Несколько последователей Манна стояли прямо над пещерой, рядом с двумя крюками, вбитыми в скалу. Манн собирался спуститься вниз, и Брайан гордился тем, что помог ему. Он улыбнулся небу, скрытому за облаками, и напомнил себе, что уже сообщил полиции о туристке, поэтому ему не о чем беспокоиться. Что бы Годвин ни нашел там внизу, на Брайане это никак не отразится.
Тем не менее Брайан вздрогнул, когда толпа в чаше радостно зашумела. Прибыл Годвин. Несколько мгновений он стоял на краю каменной чаши, вытянув руки в стороны. Возможно, этим жестом он хотел успокоить собравшихся, но был больше похож на Христа, благословляющего паству. Несколько стариков в толпе прослезились. Шум усилился, когда он спустился в чашу. Приглушенный солнечный свет отражался от золотого креста, вышитого на груди его комбинезона, на его шее болтался свисток. Среди радостных возгласов где-то над пустошами прокричала птица. Ее крик был похож на хохот.
Когда Манн подошел к крюкам, толпа затихла. Он опустился на колени перед пещерой и закрыл глаза. Ветер развевал пепел по почерневшим склонам, заставляя обгоревшие кусты вереска дрожать. Солнечный свет трепетал над пустошью, казалось, вход в пещеру задвигался, зашевелил каменными губами. Брайан заметил, как Джун крепко сжала руку Эндрю.
Наконец Манн перекрестился и поднялся на ноги.
– Я хочу поблагодарить вас всех от имени Господа за то, что вы сегодня пришли сюда. И Он думает то же, что и я – вы живой акт веры. Я чувствую, как ваша вера дает мне силы исполнить то, ради чего я был сюда призван.
Брайан хотел верить всем своим существом. Он был уверен, что чувствует то же, что и проповедник, энергию веры, которая поможет Годвину победить. В какой-то момент Брайану показалось, что он – избранный, и все это происходит только для того, чтобы заставить его покаяться, но он поспешил отогнать эти мысли. Наверное, все дело в бессонной ночи, из-за нее он сейчас так нервничает.
Ветер подхватил голос Манна, который теперь звучал словно из радиоприемника.
– Вы же будете молиться обо мне? Я знаю, что Господь не призвал бы меня сюда, если бы сомневался во мне, но прямо сейчас, глубоко внутри, мне страшно. Но мне не будет страшно, если, спускаясь вниз, я буду слышать ваши молитвы.
Ветер усилился, заглушая его голос.
– Сегодня Господь залечит эту гноящуюся рану на теле земли, – сказал он, указывая на пещеру, – и потом, я верю в это, когда я расскажу, что видел, эта страна отвернется от суеверий и оккультизма и снова примет Бога.
Последователи помогли ему надеть снаряжение: шахтерскую каску и рюкзак с веревкой и карабинами. Двое из них закрепили веревки, по которым он должен спускаться. Он встал на краю пещеры и взглянул на солнце, вырвавшееся из-за облаков.
– Думаю, Господь хочет открыть перед нами завесу тайны, – сказал он, улыбаясь, и начал спускаться в пещеру.
Но выглянувшее солнце не показалось Брайану благим знамением. Из-за его света ухмылка пещеры казалась шире, а обугленные склоны – круче, словно набухшие низкие тучи гнали их к пещере.
– Он спускается, чтобы помолиться внизу, – тихо сказала Джун, обращаясь к Эндрю. – Тогда пещера станет святым местом.
– Зачем ему там молиться?
– Плохие люди делали там ужасные вещи. Но они по-другому не умели. Они были не такие, как мы. Дикари.
– Как люди-обезьяны, мамочка?
– Что-то вроде того. Им никто не рассказал о Боге, – ответила она, улыбнувшись вместе с Хейзел и Бенедиктом.
Брайан хотел, чтобы она заткнулась и не мешала ему думать. Почему вид натянувшихся веревок, по которым спускался Манн, заставлял его нервничать? Без сомнений, Годвин тренировался, готовясь к своей миссии, а Брайан наверняка убрал бракованную веревку. Солнце светило ему в лицо, словно лампа в комнате для допросов. Ему только приснилось, как он скрывает изъян на одной из веревок, на самом деле он положил ее в… Он сделал глубокий вдох и почувствовал вкус пепла во рту. Он не мог вспомнить, куда он положил ту веревку.
Он машинально сделал шаг вперед, наткнувшись на людей, стоявших перед ним. Веревка дергалась под сгущавшимися облаками и могла оборваться с каждым натяжением.
– Давайте помолимся, – сказал мужчина, стоявший у крюков.
Брайан сделал шаг назад, притворившись, что он не двигался с места. Он присоединился к молитве, почти крича, и краем глаза посмотрел на Джун. Его обдало жаром, хотя солнце скрылось за облаками. Если бы он на нее не посмотрел, она убедила бы себя, что он всего лишь оступился, но теперь он был уверен – ей все известно.
Глава двадцать шестая
В разгар дня Диана уже была не в силах выдержать ожидание. Она дважды обошла пустынный город, слушая гимны, доносившиеся с пустошей, и убеждала себя, что если верующие все еще поют, значит, ничего страшного не произошло. Она заглянула в церковь и позвонила в дверной звонок пресвитерии, но отца О’Коннелла нигде не было видно. Она надеялась, что он отправился на консультацию с церковным руководством, хотя подозревала, что он все-таки останется, чтобы посмотреть, что произойдет. Похоже, Делберт высказал свои подозрения слишком поздно.
Делберт ушел сразу после того, как рассказал им о календаре в видениях Манна. Он выскользнул из пресвитерии, озираясь по сторонам, чтобы убедиться, что его никто не видел.
– Он сам признался, что лежал в психиатрической клинике, – заметила Диана, но по глазам священника она поняла, что тот отнесся к его предостережению со всей серьезностью, впрочем как и она сама.
– Нам остается лишь наблюдать, – сказал он.
Беспокойство заставило ее покинуть пустынный город и отправиться на пустоши. Плевать, что ее просили не вмешиваться, она должна знать, что происходит. Пепельное небо становилось все темнее. Облака, похожие на почерневшую паутину, плыли по серому полотнищу. Размытое белое солнце над тропинкой напоминало паучий кокон, окутанный облаками. Ветер сдувал пепел с обгоревших кустов вереска. Она чувствовала пустоши каждой клеточкой своего тела, их однообразные одинокие холмы, простирающиеся за горизонт, до шоссе, по которому мимо проезжали автомобили, чьи водители не подозревали о существовании Мунвелла. Возможно, о городе уже все забыли. Ей хотелось позвонить Нику и напомнить, что город все еще есть. И завтра он тоже будет.
Обгоревшая тропинка была вытоптана множеством ног и почернела, словно нефть. Чем ближе она подходила к месту, откуда доносилась молитва, тем сильнее чувствовала себя изгоем. Что если они все правы, а Диана ошибается? Разве это не один из симптомов шизофрении – когда ты уверена в том, что видишь то, что другие не могут. Но, с другой стороны, в отличие от шизофреников, она была бы счастлива, если бы ошибалась. Она подкралась к краю каменной чаши и заглянула вниз.
– Пусть ты идешь по долине смертной тени, да не устрашись ты зла, – молилась толпа вокруг пещеры.
Диана пыталась найти Манна, надеясь, что он еще не пришел, но потом увидела веревки, свисающие в темноту.
Их вид привел ее в отчаяние сильнее, чем она рассчитывала. Если так легко было спуститься вниз, почему раньше этого никто не сделал? Ведь не потому, что путь в пещеру был закрыт до наступления определенного часа. Вид пещеры, темнеющей под чернеющим небом, наполнил ее чувством пугающей неизбежности, от которого у нее перехватило дыхание. Собравшиеся внизу люди, особенно дети, казались уязвимыми. Они стояли слишком близко к краю и не успели бы убежать, если бы из тьмы появилось нечто ужасное. В панике она стала обходить чашу, вытягивая шею, чтобы лучше видеть пещеру. Она думала, что ее никто не заметил, пока толпа не повернулась в ее сторону.