Ее обдало волной их враждебности. Страшнее всего было смотреть на лица детей – все они хотели, чтобы она ушла, словно у нее не было права здесь находиться. Даже Салли, смотревшая на нее через стекла своих сломанных очков, даже Ронни, сложивший руки в молитвенном жесте с таким видом, что он скорее спрятал бы их в карманы. Может, ей действительно нельзя здесь находиться, подумала она, возвращаясь на тропинку. Возможно, из-за нее ослабевает сила их молитвы. Сегодня день святого Иоанна Крестителя, напомнила она себе, а не Лунного Гарри. Но потом она вспомнила, какая судьба ждала Иоанна Крестителя. Она посмотрела на почерневшие безжизненные холмы и поняла то, чего ей отчаянно не хватало: она была не одна. У нее был Натаниэль Нидхэм.
Она постаралась покинуть обгоревшие холмы как можно скорее, но легче ей от этого не стало. Зеленые склоны угрюмо сияли под удушливым небом, и ей было не по себе от десятков провалов заброшенных шахт, через лабиринт которых ей пришлось прокладывать свой путь. Они напомнили ей о пещере, в которую спустился Манн. Она живо представила себе ее сочащиеся стены, меняющие очертания от света фонаря на его шлеме, и то, как скользят его ноги по грязи на полу шахты. При виде коттеджа Нидхэма она испустила вздох облегчения.
Старик стоял на пороге и прислушивался, его узловатые руки крепко сжимали посох, а длинное морщинистое лицо было повернуто к небу. Когда Диана приблизилась, он повернулся к ней, его посох указывал на нее, как лоза водоискателя.
– Кто здесь? – крикнул он.
– Это Диана Крамер, мистер Нидхэм.
– Вы проходили мимо пещеры? Что они там делают?
– Читают молитвы и поют гимны, – ответила она и добавила: – Ждут возвращения Годвина Манна.
– Значит, он сделал это? Несчастный дурак. Какой же он проповедник, если не понимает, что подвергает собственную душу опасности? Кем он себя возомнил?
– Я не совсем понимаю, о чем вы.
– Разве я вам не рассказывал, что друиды так боялись луну, потому что те, кого приносили ей в жертву, умирали не до конца? Разве я не рассказывал, что они навсегда становились частью чудовища, живущего в пещере?
– Нет, вы мне об этом не рассказывали, – тихо сказала Диана и подумала о том, что лучше бы он и сейчас промолчал. – И, в любом случае, его никто не приносит в жертву.
Нидхэм уставился на нее невидящим взглядом. Ей показалось, она прочитала страх в его глазах, но, возможно, это был ее страх.
– Почти все жители города собрались у пещеры и молятся о нем, – сказала она. – Это что-то да значит.
Глаза Нидхэма тревожно блеснули.
– Этого недостаточно.
Через холмы до них долетела фраза из гимна и растаяла, словно дымка. У пещеры все было по-прежнему, но от этого едва слышного одинокого звука у нее пробежал мороз по коже.
– Хотела бы я знать, что он там делает, – выпалила она.
– Тогда почему вы здесь, а не там?
– Манн запретил приходить туда тем, кто его не поддерживает.
– Они все равно обвинят вас в неудаче, – сказал Нидхэм с печальной улыбкой. – Они все остались наверху? Никто с ним не спустился?
– Нет, в пещере только он, с шахтерским шлемом на голове и верой в сердце.
– Он думает, этого достаточно? Наверное, он уверен, что он и есть – Бог, – презрительно произнес старик, но ей показалось, что ему страшно. Или это был ее страх от осознания того, что она никак не могла знать всех этих деталей, ее же не было у пещеры, когда Манн начал свой спуск.
– Вернее, я предполагаю, что он один, – добавила она, напомнив себе, что у нее создалось такое впечатление, когда она шла через пустоши. Но проблема заключалась в том, что чем больше она отрицала свои ощущения, тем реальнее они становились. – Уверена, если у него возникнут сложности, кто-нибудь придет к нему на помощь.
– Ну и зря. Они ему все равно не помогут, и им не понравится то, что они там увидят.
– И что они там увидят?
Его лицо содрогнулось.
– Думаю, мы все скоро это узнаем.
Из-за его слов ей стало еще хуже.
– Я просто хотела рассказать вам, что там происходит, – соврала она. – Теперь мне пора назад.
– Да, у пещеры должен быть хоть кто-то, кто видит, что там происходит на самом деле.
Ветер утих. Над пустошами собирались черные тучи. Казалось, зеленые холмы дрожат в полумраке, словно земля пришла в движение. Горы на горизонте начали скрываться за облаками. Опустились сумерки, хотя был только ранний вечер. Она старалась как можно быстрее пробираться между шахтами, чтобы успеть до темноты.
Она спустилась с холма, и небо двинулось к ней навстречу. Тучи почернели и застыли на месте, заполняя собой все пространство над головой. Ее глаза заболели от яркого свечения, исходившего от травы и вереска. Зияющие пропасти шахт снова напомнили ей о Манне. Она не могла не восхищаться им: если ей не по себе от темноты на поверхности земли, то каково ему там, глубоко внизу? Он совершенно один, под пустошами, путь ему освещает только слабый свет фонаря на каске, и что произойдет, если этот луч выхватит во тьме то, что было сброшено в пещеру много веков назад? Она прижала костяшки пальцев к губам: впереди она увидела свет, но он исходил не от облаков, а от скал.
Диана в отчаянии посмотрела на тускнеющие холмы. Ей нужно вернуться домой и прилечь. Темнота и тишина – предвестники грозы, а свет, который она только что видела, наверняка молния. У нее пересохло во рту, боль пульсировала в висках. Пустоши содрогались, словно скала сбрасывала с себя растительность. Что бы ни произошло у пещеры, она этого не увидит. Наконец, она миновала заброшенные шахты и вышла на тропинку. Но тут со стороны пещеры раздался крик.
Тучи, собравшиеся над зазубренным хребтом, были почти черные. Она вздрогнула, увидев в вышине три яркие фигуры, похожие на ножи, но это были лишь птицы, летевшие над пещерой. Она оцепенела от тяжелой тишины, но потом услышала голос. Кто-то крикнул:
– Внизу все хорошо?
Это не имело к Диане никакого отношения, и ей сказали держаться от пещеры подальше, но она побежала к ней, ее ноги скользили по пеплу. Ей хотелось знать, где именно сейчас находится солнце, скрытое тучами. В каменной чаше царила тишина, и она подумала, что собрание уже закончилось. Но нет, вокруг пещеры толпились люди. Они заглядывали в ее жерло, которое казалось чернее неба. Движение на краю привлекло ее внимание. Там несколько помощников Манна тянули за одну из веревок. Они поднимали кого-то из тьмы.
Крик болью отозвался у нее в сердце. Один из последователей Манна свесился в пещеру, и она испугалась, что он туда упадет.
– Годвин, ты в порядке? – крикнул он.
Послышалось глухое карканье. Наверное, Манн прочищает горло. В следующую секунду из пещеры донесся его голос:
– Никогда не чувствовал себя лучше. Все кончено. Возблагодарите Господа.
Кто-то начал петь «Иисус любит меня», и толпа подхватила гимн. Казалось, черное небо и каменная чаша заглушали их голоса. Они не обращали внимания на Диану, наблюдавшую за тем, как помощники Манна вытягивают веревку, которая извивалась за их спинами. Они вытянули почти всю веревку, подумала Диана. В этот момент над краем пещеры показалась темная фигура.
Это был Манн. Он был одет в комбинезон и ботинки, но ни шлема, ни рюкзака при нем не было. Сколько времени он провел внизу, в полной темноте? Передняя часть его комбинезона была чем-то запачкана. Невозможно было разобрать символ, вышитый у него на груди. Он повернул голову, изучая собравшихся, которые приветствовали его радостными возгласами и оглушительными аплодисментами, и Диана увидела, что его глаза почти закрыты. Наверное, после тьмы пещеры они болели даже в сумерках. Он улыбнулся, она увидела, как блеснули его зубы. Последователи помогали ему выбраться из пещеры, и в этот момент веревка оборвалась.
Толпа закричала. Люди, стоявшие ближе всех к пещере, бросились вперед, и Диана испугалась, что кто-то из них упадет вниз. Но они попятились назад, когда увидели, как Манн схватился за край пещеры и прополз последние несколько метров словно ящерица. Возможно, он ударился грудью, потому что держался за нее, когда отходил от края, а потом посмотрел на ту часть толпы, в которой стоял Эндрю с родителями. Диана пыталась убедить себя в том, что его улыбка казалась зловещей только из-за сумерек. Толпа замолчала, пока не убедилась, что он цел и невредим. Люди возликовали, когда он произнес:
– Не волнуйтесь. Я вернулся.
Глава двадцать седьмая
Некоторые дубы в роще за Мунвеллом были настолько старыми, что укоренились несколько раз. Ветки толщиной с талию Крейга склонились к земле и проросли. Они с Верой провели день, гуляя по густому лесу. Для него это место больше походило на церковь, чем сама церковь, особенно когда листва заглушала звуки балагана, доносившиеся с пустошей. Наконец они с Верой расположились на замшелом камне, рядом с ручьем, бежавшим под корнями дубов. Крики птиц заглушали шелест листьев. Вера какое-то время смотрела на воду, когда он сказал:
– Вспомни, Хейзел не знала, когда мы приедем.
– Мне все равно кажется, что они специально сделали все, чтобы для нас в их доме не оказалось места. Ничего не могу с собой поделать.
– Они просто поступили по-христиански и приютили бездомных.
– Но почему Бенедикт не рассказал об этом, когда ты ему звонил?
– Может, он решил, что мы не будем рады его друзьям-святошам.
Мел и Урсула переехали к Эддингсам после того, как пожар на пустошах уничтожил их палатку. Вера узнала об этом и о других неприятных ей вещах вчера от Хейзел.
– Что ж, – сказал Крейг, – очень приятно сидеть здесь и слушать журчание ручья, но пора и делами заняться. Уедем отсюда, как только скажешь.
– Я хочу сперва с ними поговорить. И надеюсь, никто не выйдет из себя во время нашего разговора. В Бенедикте должно быть что-то хорошее, иначе Хейзел не вышла бы за него.
– Возможно, он то же самое думает о нас. Слушай, я придумал, что мы можем для них сделать, пока отдыхал вчера. Скажи, что ты об этом думаешь, – и Крейг поделился с ней своим планом.