Полоска света вдалеке стала тоньше. Ну и что, это лишь предвестник полей, дорог и домов, залитых солнечным светом, которые ждут их за монотонными темными холмами. Лучи фар задрожали. Неужели они действительно падают или впереди спустился туман? Холод просочился в салон машины. Он ослабил педаль газа, и на то, чтобы доехать до вершины следующего холма, ушла вечность, словно они увязли в темном болоте. Но когда машина переехала через гребень и перед ними открылся вид на пустоши, полоска света исчезла.
– Спокойной ночи, – пробормотал Юстас.
Возможно, это была шутка. Вера рассмеялась, но Крейг не был уверен, сделала ли она это из вежливости или из-за напряжения. Или этот холм был ниже остальных, или грозовые облака продвинулись чуть дальше. Он нажал на педаль газа, но, как только машина поехала вниз, свет фар начал тускнеть. Дело не в тумане, и ему точно это не показалось. Нужно ехать как можно быстрее, чтобы подзарядить аккумулятор. Ему не хотелось вылезать из машины посреди мрачных пустошей. Ну и пусть с каждым рывком лучей фар ему казалось, что он съезжает с дороги. Он ехал недостаточно быстро. Фары осветили морду еще одной овцы, которая таращилась на них у края канавы.
Вера сдавленно вскрикнула. От неожиданности, подумал Крейг. Он надеялся, что она не заметила, что челюсть животного лежала на асфальте, а его распухшие желтые глаза не двигались в свете фар. Скорее всего, овца умерла в канаве, ее туловище осталось валяться там. И тут он вспомнил, что другие овцы, которые им встретились, тоже не двигались, он видел только их головы вдоль дороги. Может, на пустошах поселилась дикая собака. Он снова надавил на газ, свет фар скользнул по пустой дороге и устремился наверх. Его тело напряглось, он со всей силы крутанул руль и ударил по тормозам. За следующим гребнем не было ничего, кроме тьмы.
Не может быть. Дорога не может просто оборваться. Наверное, они не заметили предупреждающий знак и доехали до крутого поворота. Он опустил окно и вгляделся вперед. Потом открыл дверь и высунулся из машины, дрожа всем телом. Их окружала глубокая тишина и леденящая тьма. Он видел небольшой участок дороги и еле различимые кочки вдоль канавы, но впереди лежала тьма, которая казалась монолитной, словно глыба черного льда.
Крейг захлопнул дверь и опустился на водительское сидение, словно физическое ощущение автомобиля способно победить панику. Возможно, если он выключит фары, то увидит то, что находится впереди. Он потянулся дрожащей рукой к выключателю, когда услышал сдавленный голос Веры:
– Аккумулятор садится. Поворачивай назад.
Он сразу же поехал задним ходом, вниз по склону, в поисках места для разворота. Ему было неприятно осознавать, как он был рад предлогу повернуть назад. Крейг посмотрел на жену, потом взглянул через плечо и развернул автомобиль. Но когда он посмотрел на Юстаса, его снова накрыло волной паники. Юстас был напуган, так же, как и Вера, так же, как и сам Крейг. И на этот раз дело было не в детском страхе. Что бы это ни было, они все видели это.
Глава тридцатая
Все это утро Диане казалось, что она вообще не просыпалась. Сколько бы ламп она ни включала в коттедже, все равно было слишком темно. Освещение не могло ни отогнать мысли, которые не давали ей уснуть полночи, ни прояснить их. Когда она открыла входную дверь, надеясь, что свежий воздух прочистит ей голову, темнота окутала ее, словно водопад грязной паутины. Она вернулась к кофеварке на случай, если кофе поможет ей избавиться от колючего оцепенения, от ощущения неспособности привести свои мысли в порядок.
Первый глоток черной жидкости обжег ей горло, но и только. Возможно, йога поможет ей заснуть. Но проблема в том, что, когда она попробовала заняться йогой ранним утром, то почувствовала себя на грани чего-то гораздо большего, чем расслабление, гораздо большего, чем те мимолетные видения Манна в пещере. Натаниэль Нидхэм намекал, что у него были видения, но неужели все дело в кельтском происхождении Дианы? Она чувствовала опасность столкнуться лицом к лицу с чем-то, чего не знала и боялась.
Она чуть не выронила кружку из рук, когда раздался пронзительный звонок в дверь. На пороге стоял Джереми Бут, прикрыв глаза одной рукой, словно защищаясь от темноты.
– Что ты думаешь об этом? – спросил он, указывая глазами на небо.
– Не знаю, – сказала Диана. Хотя бы в этом она была уверена. – Хочешь кофе? Я пью его все утро.
Когда она принесла ему чашку в гостиную, он рассматривал детские рисунки, которым было уже несколько месяцев.
– Что будешь делать, когда кончится лето? – спросил он.
Этот вопрос показался ей зловещим.
– Еще не решила. Хочу посмотреть, как будут дела у детей.
– Значит, решила остаться?
– Кто-то же должен.
– Мы бы остались, если бы было ради чего, – сказал Джереми, чувствуя себя уязвленным. – Но, между нами, мне не нравится, как происходящее влияет на Джеральдину. И до меня оно тоже начало добираться.
– В каком смысле?
– Наверное, мои грехи молодости настигли меня, – он делано усмехнулся. – Я в прошлом экспериментировал с психоделическими наркотиками. Мне казалось, они давно вышли из моего организма, но, видимо, все дело в стрессе. Я вижу всякое.
– Можно спросить, что именно?
– Мне не хочется говорить об этом, Диана. – Он допил кофе и встал. – Не сочти за грубость. Не хочу оставлять жену одну при подобных обстоятельствах. Она тревожится из-за темноты.
– Ты что-то от меня хотел?
– Да. Джерри сказала, что ты останешься здесь на какое-то время, и мы уважаем тебя за это. Можно попросить тебя присмотреть за магазином? Мы оставим тебе ключи. Мы уезжаем в Уэльс, хотим выбрать помещение для нового магазина.
– Прямо сейчас?
– Завтра. Но я решил спросить сейчас, на случай если ты откажешься.
– Вам ведь больше не к кому обратиться?
– Если честно, ты права.
Она уже приняла решение остаться, поэтому просьба Бутов не имела значения. Ее никто не спрашивал, наделяя способностями видеть то, что не видели другие горожане, так что нет смысла обижаться на то, что и сейчас ее поставили перед фактом.
– Оставь мне ваши контакты в Уэльсе, на всякий случай, – попросила она.
Диана смотрела Джереми вслед, пока он не повернул за угол, освещенный уличным фонарем. Вересковые пустоши нависали над городом, и казалось, что небо становится твердой материей. От необъятной тьмы над головой у нее перехватило дыхание, тело содрогнулось от отчаянного желания прорваться сквозь нее. Строчка из песни Нидхэма промелькнула у нее в голове, и по телу пробежал холодок, но будь она проклята, если станет прятаться в своем коттедже. Она схватила пальто и направилась в сторону магазинов.
– Что, в этом, по-вашему, тоже Годвин Манн виноват? – огрызнулся продавец газетного киоска, когда она спросила у него, почему нет свежих газет.
Ей хотелось ответить, что, да, именно так и есть, но вместо этого она пошла в отель. По крайней мере, она была не одинока в своих подозрениях. Надо выяснить, что еще может произойти, прежде чем спланировать дальнейшие действия.
Диана пересекала вестибюль, направляясь к стойке регистрации, когда улыбающаяся девушка преградила ей путь.
– Годвин знает, что вы хотите с ним встретиться. Он придет к вам, как только сможет.
Диана подавила тревожность, вызванную этими словами, и спросила:
– Вы знаете Делберта, тощего парня из Калифорнии?
– О да, мы все знаем Делберта. – Ее улыбка теперь казалась самодовольной. – Хотите с ним поговорить?
– Если он здесь.
– Он остановился не в отеле. Со вчерашнего дня он несколько возбужден. Годвин решил, что ему будет лучше пожить с теми, кто может о нем позаботиться. Он у мистера и миссис Скрэгг.
Скрэгги не будут против, если отец О’Коннелл захочет его навестить. Диана вышла из вестибюля, где темнота превращала потолок в пустоту над люстрами, и направилась в церковь. Когда она проходила мимо школы, дети пели гимн. От звука их пения у нее навернулись слезы. Но потом ей стало не по себе: праздновали ли они триумф Манна или пели, чтобы рассеять тьму? Люди останавливались под уличными фонарями и, улыбаясь, смотрели в сторону школы, и Диана чувствовала себя еще большим изгоем.
В церкви горел свет, но внутри никого не было. От каменных стен веяло холодом. Она невольно пошатнулась, выходя с церковного крыльца: кладбище, погруженное в темноту, казалось больше; надгробия были похожи на камни, неровно торчащие из неухоженной травы. Детские голоса доносились до нее с Хай-Стрит, но строчка из песни Нидхэма звучала у нее в голове громче. «Ночь средь бела дня», повторил голос, когда она торопливо переходила дорогу между тусклыми уличными фонарями. Ее шаги звучали тихо и глухо. Она подошла по тропинке к пресвитерии и позвонила. Послышалось рычание, кто-то царапался в дверь с другой стороны.
Конечно, это Келли, немецкая овчарка священника. Диана шагнула вперед с замирающим сердцем. Неудивительно, что собака была на взводе из-за темноты. Может быть, отец О’Коннелл спит? Но собака разбудила бы его. Она огляделась в надежде увидеть его на улице и в этот момент заметила свет со стороны пустоши.
Она подбежала к воротам, чтобы лучше видеть, и приложила ладонь к глазам, заслоняясь от света уличного фонаря. Она уже начала думать, что ей показалось, когда свет вспыхнул снова, уже ближе. Это была машина. Несомненно, она приехала из-за пределов тьмы, а это означало, что у тьмы есть конец и водитель знает, где именно он находится. Диана открыла калитку и стала ждать автомобиль.
Он показался на вершине холма над церковью и слишком быстро поехал вниз. Диана вышла на проезжую часть и отчаянно замахала руками. Послышался визг тормозов, и автомобиль занесло в ее сторону. Она отскочила в сад пресвитерии. Колеса машины заехали на бордюр со скрежещущим звуком, запахло жженой резиной. Пассажирское окно опустилось, и кто-то спросил:
– В чем дело, мисс Крамер? Что вам от нас нужно?
Это был Юстас Гифт. Его небольшой рот под крупным носом казался еще меньше, но на этот раз он шутить не собирался.