Крейг подтвердил ее историю, но в этот момент вмешалась Вера.
– Все не так просто, – воскликнула она. – Во всем виновата тьма.
Полицейский удивленно вскинул брови.
– В чем виновата?
Она запнулась. Полицейский подозрительно смотрел на нее.
– Из-за нее собака напала на отца О’Коннелла, – пролепетала Вера. – Собака сошла с ума и напала на священника.
– Хорош же священник, который выступал против божьего человека, – сказал кто-то в толпе. – Может, Господь не позволил бы ему так погибнуть, если бы он поддержал Годвина.
Диана развернулась и с ненавистью посмотрела на толпу:
– Почему вы не хотите сказать то, что на самом деле думаете? То, что он заслужил свою смерть. Он был гораздо терпимее, чем любой из вас, и намного ближе к Богу. Может, поэтому вы рады, что он умер.
Вера решила продолжить:
– Я имела в виду не только собаку, – выпалила она полисмену. – Мы пытались уехать в Шеффилд, но не смогли выехать из тьмы.
– У вас закончился бензин?
Вера сжала кулаки.
– Ничего подобного. Мы доехали до места, за которым не было ничего, кроме тьмы. Дороги на шоссе нет. Город отрезан.
Полицейский вопросительно взглянул на Крейга.
– Мне тоже так показалось, – признал он.
– И телефоны не работают, – вставил Юстас. – Связи нет.
– Говорите тише. Я во всем разберусь.
Губы полицейского стали еще чопорнее, как будто его оскорбили возникшие осложнения. К калитке подъехала скорая. Полицейский расчистил путь сквозь толпу для санитаров. Ему хотелось верить, что тьма – всего лишь каприз погоды, подумала Диана. Что нужно сделать, чтобы убедить в обратном его и всех остальных? У нее внезапно возникло предчувствие, что скоро произойдет то, что их переубедит.
– У меня такое чувство, что никто не знает, что мы здесь, – сказала Вера сдавленным голосом, а потом взяла себя в руки. – Пойдем, Крейг. Я не хочу здесь оставаться. Отвези меня в отель.
– Нам надо починить шины, – сказал Крейг тоном, не терпящим возражений, и повел жену прочь.
Санитары с носилками вошли в пресвитерию. Юстас остался рядом с Дианой.
– Прошу сообщить мне, если решите уехать из города, на случай, если у меня появятся еще вопросы, – сказал ей полицейский.
Она услышала невысказанный крик, эхом разносившийся во тьме ее черепной коробки: «Я не могу уехать, разве вы не понимаете? Никто не может…»
Глава тридцать третья
Всю дорогу до магазина Джун злилась все больше.
– Эта Крамер совсем обнаглела. Посмела утверждать, что нам следовало ходить в церковь чаще. И что им, четверым безбожникам, понадобилось от отца О’Коннелла? Полиции надо бы к ним получше присмотреться…
Брайан бормотал что-то невнятное и кивал в ответ, шагая рядом с ней вприпрыжку. Он не знал, согласен он с ней или нет, но то, что она с подозрением относилась к кому-то другому, было огромным облегчением. Возможно, она перестанет следить за ним, и он сможет обдумать свои дальнейшие действия. Злость жены на мисс Крамер и остальных принесла Брайану почти такое же облегчение, как тьма.
Он был рад тьме и ничего не мог с собой поделать. Надо подняться на вересковые пустоши и все как следует обдумать. Можно взять с собой Эндрю. Джун это не понравится, но с тех пор, как мисс Ингэм поселилась у них, жена ему не перечила. Наверху, в темноте, ему не будет казаться, что она за ним наблюдает. Это чувство появилось у него в тот момент, когда оборвалась веревка Годвина, и не отпускало.
Может, она подумала, что Брайан шагнул вперед у пещеры, потому что волновался за Годвина. Может, теперь ей было стыдно за то, что в последнее время она в чем-то его подозревала, но от этого Брайану стало только хуже. У нее было достаточно причин подозревать его – лицо Годвина в момент, когда оборвалась веревка, ясно дало это понять. Ему не приснилось, что он скрыл брак на веревке; ему не приснилось, что лунной ночью он подкрался сзади к часовому у пещеры, хотя он и не понимал, зачем это сделал, и боялся даже думать об этом. Но еще больше он боялся размышлять о том, что известно Годвину.
Когда они проходили мимо отеля, Брайан старался смотреть в другую сторону. Хорошо, что Годвин не пошел разбираться, в чем дело, услышав крики женщины в пресвитерии. Со вчерашнего дня от каждого шага возле магазина или дома у Брайана замирало сердце. Может быть, он зря боится, может быть, Годвин простил его. Он все как следует обдумает, когда отведет Эндрю на пустошь.
Эндрю сидел на корточках под люминесцентной лампой внутри витрины, прижавшись лицом к стеклу. Увидев своих родителей, он юркнул обратно в магазин, наткнувшись на примус.
– Сколько раз тебе говорить, не сиди в витрине! – закричала Джун. – То, что у нас сейчас нет покупателей, не означает, что тебе можно все здесь крушить.
– Он просто переживал за вас, – вмешалась мисс Ингэм. – Ты немного разволновался, когда ходил по соседским домам, правда, Эндрю?
Джун глубоко вздохнула.
– Больше не будешь гулять в темноте один, Эндрю. Так и знала, что ты испугаешься.
– Мне кажется, дело не только в темноте, – пробормотала учительница.
– Не сочтите за грубость, мисс Ингэм, – вежливо сказала Джун, – но я знаю его на несколько лет дольше, чем вы.
Эндрю спрятался за прилавком.
Брайану стало его жалко, и он спросил:
– Что тебя напугало, сынок? Ты что-то увидел?
Мальчик жалобно на него посмотрел и потом отвернулся.
– Вот, видите, – сказала Джун. – Он прекрасно понимает, что глупо себя ведет. Тебе пора в постель, малыш. Взрослым надо поговорить.
– Начну готовить ужин, – сказала мисс Ингэм.
– Я пойду с вами, – Джун повернулась к Брайану. – Можешь закрывать магазин. Если кому-то что-то понадобится, они знают, где нас искать.
Она хотела рассказать мисс Ингэм о том, что случилось с отцом О’Коннеллом. Брайан задумался, хватит ли ему времени сводить мальчика на пустоши, прежде чем женщины их спохватятся, но когда Эндрю в таком состоянии, он не сможет думать.
– Все хорошо, сынок, тебе нечего бояться, – сказал он грубо. – Папа здесь.
Эндрю посмотрел на него, подбежал и уткнулся лицом Брайану в грудь. Руки Брайана замерли у головы сына; он был не в состоянии погладить мальчика по волосам. Эндрю со всей силы обнимал его, но Брайану показалось, что сын делает это, чтобы не сбежать от него. От этой мысли по телу поползли тревожные мурашки, словно его кожа превращалась в странное живое существо.
– Расскажи мне, что стряслось, пока женщин тут нет, – попросил он.
Мальчик начал что-то бормотать, и Брайан оттолкнул его от себя, чтобы лучше слышать. Но оказалось, Эндрю молился, непонятно о ком.
– Тогда пошли домой, если не хочешь ничего мне рассказать, – разочарованно сказал Брайан и вывел мальчика из магазина.
Всю дорогу домой Эндрю держал Брайана за руку, особенно крепко он сжимал ее между островками света уличных фонарей. Всякий раз, когда они проходили мимо улиц, ведущих к пустошам, мальчик начинал дрожать.
Когда они вернулись домой, Джун излучала безмолвную злобу. Эндрю поклевал свой вегетарианский ужин, потом мать искупала его и уложила спать. Только после этого она объявила:
– Представляешь, что мы узнали, пока ты вел мальчика домой? Они все равно собираются показать тот фильм.
Сначала Брайан не понял, что могло бы им помешать.
– А, хочешь сказать, даже после того, как…
– Даже после ужасной кончины отца О’Коннелла они будут смотреть этот дьявольский фильм. Утверждают, что священник сам собирался прийти на показ. Мне с трудом в это верится, но если это правда, то неудивительно, что его собака на него набросилась.
– Надо пойти туда и показать, что мы на стороне Годвина, – сказал Брайан.
– Можешь пойти туда с мисс Ингэм, если хочешь. Я останусь с мальчиком. Он даже не позволил мне выключить свет у него в спальне. Кто-то должен за ним присмотреть, чтобы он еще чего-нибудь не учудил.
Может, она ревнует к учительнице, из-за того что Брайан согласился пойти с ней в паб? Он не думал об учительнице как о женщине и чувствовал себя скованно в ее присутствии. Но когда та спустилась вниз, в длинном платье, благоухая духами, он посмотрел на нее другими глазами. Платье эффектно подчеркивало ее фигуру, и он ощутил тепло в области паха.
– Зовите меня Летти, – сказала она, и он подумал, не пригласить ли ее прогуляться после паба.
«Однорукий солдат» был забит последователями Годвина. Брайан заказал для Летти стакан апельсинового сока и пинту крепкого эля для себя.
– Рад тебя видеть. Думал, ты умер, – громко сказал Эрик, владелец паба.
Брайан пробормотал что-то нейтральное и сел рядом с Летти и ее друзьями. Они говорили о том, что Годвин отдыхает в отеле после своего подвига в пещере. Брайан понял, что не замечал Летти из-за ее лица – широкого некрасивого лица, на котором постоянно сияла улыбка. «Надень ей мешок на голову», – машинально подумал он и едва удержался, чтобы не взглянуть на очертания ее бедер. В этот момент собравшиеся начали требовать показать им фильм.
– Что бы вы о нем ни думали, держитесь подальше от пленки, – сказал Эрик и вставил кассету в видеомагнитофон. – И не стесняйтесь подходить за напитками.
Фильм назывался «Дьявольский колодец». Может, поэтому Годвин выбрал Мунвелл? В фильме рассказывалось о промышленнике, который добывал нефть там, где его предупреждали этого не делать. Большинство темнокожих актеров не говорили по-английски. По неодобрительным возгласам собравшихся Брайан понял, что промышленника сыграл отец Годвина.
Бур глубоко вонзился в землю, а затем на экран хлынула нефть, только это была не нефть: она была слишком черной, слишком целеустремленной. Промышленник повернулся к камере, дьявольски ухмыляясь. Из хлещущей жижи выползли демоны, и собравшиеся начали петь гимн. Антропоморфные демоны срывали двери с домов и убивали горожан, вырывали их горло голыми руками, поднимали кричащих людей над головой и швыряли о стены… Вряд ли этот фильм понравился бы отцу О’Коннеллу, подумал Брайан; ему самому происходящее на экране не очень нравилось, особенно когда жертвы ожили и отправились на поиски немногих уцелевших. Особенно ему не понравился вид безголовой молодой женщины, одетой в футболку и джинсовые шорты, которая, спотыкаясь, бродила по городу в поисках своего мужа. Он так энергично подпевал гимну, что люди начали оборачиваться на него.