Годвин сидел на кровати, вытянув ноги и прислонившись спиной к изголовью, освещаемому яркой лампой. Его глаза были закрыты, а руки сложены на груди. Наверное, он молится, хотя Брайану на миг показалось, что он что-то держит у груди. Но если что-то там и лежало, то оно было скрыто под свободной рубашкой. У него было лицо человека, идущего навстречу ледяному ветру, почти белая кожа обтягивала кости черепа. Брайану показалось, что Годвин не в силах пошевелиться, но в этот момент тот повернул к нему свое лицо и тихо сказал:
– Закрой нас.
Брайан закрыл за собой дверь и остался стоять, не зная, что делать. Встать на колени и закрыть глаза? Присутствие Годвина, освещенное ярким светом, давило на него: тонкий рот, почти без губ, острые скулы, сомкнутые плоские веки. Свет покрывал Брайана, словно иней, заставлял его дрожать. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, вернуть контроль над собой, но чувство вины ударило ему в голову, задушило его слова. Он все еще пытался сформулировать свою мысль, когда Годвин повернул к нему свое невидящее лицо:
– Тебе есть что мне сказать, – произнес проповедник.
– Мне нужно прощение. Я хотел помочь вам, я правда пытался помочь, но что-то внутри меня…
– Тише. Слова ни к чему. Я все знаю. – Он улыбнулся. – Ты правда мне помог, Брайан, и не только тем, что достал веревку. Если бы не ты, я бы не победил.
Брайан пошатнулся, от переполняющего чувства облегчения у него закружилась голова.
– Вы правда так думаете?
– С чего мне лгать? Подойди, возьми меня за руки. Давай избавим тебя от сомнений. Пока ты не поймешь, кто ты такой, что ты такое, ты не сможешь сделать то, на что способен.
Он наверняка имеет в виду поступки, которые Брайан может совершить ради Господа. Брайан сделал шаг к кровати и робко вытянул руки вперед. Проповедник взялся за них и притянул Брайана к себе.
Брайан начал дрожать всем телом. Сначала он решил, что все дело в неудобной полусогнутой позе. А может, так на него действовало исцеление верой. Но он не мог избавиться от ощущения, что именно ледяной свет заставляет его дрожать, размягчает его руки и ноги. Он отвернулся от застывшей улыбки Годвина и посмотрел на плафон. Что же это за такая яркая лампочка? Но патрон был пуст. Никакой лампочки в нем не было.
Он попытался отойти от проповедника, но не мог пошевелиться, онемевшие ладони на конце незнакомых рук не слушались его. Брайан чувствовал себя абсолютно беспомощным, а белый свет заливал его, и источником этого света была не лампа, а сам Годвин.
– Ты первый из моих истинных последователей, – сказал Годвин тихо и наконец открыл глаза. Из глубины белых глазниц на Брайана взирали глазки рептилии, размером не больше рубашечной пуговицы.
Глава тридцать восьмая
Диана была на борту самолета, летевшего в Нью-Йорк, когда иллюминаторы наполнились белым светом и пассажиры начали кричать. Она проснулась в темноте своего коттеджа в Мунвелле, и эта тьма казалась ей страшнее, чем ее сон. Она посмотрела на часы. Еще ночь. Тьма бесшумно сжималась вокруг нее, и она снова заснула. Теперь она гуляла в нью-йоркском Центральном парке. Что-то огромное и бледное появилось над небоскребами и зловеще захохотало. Потом она оказалась в незнакомом месте, сером и заброшенном, под солнцем, похожим на потухший уголь. Люди водили хоровод, их было так много, что хоровод доходил до горизонта. Она подошла ближе и увидела, что у них нет голов. Диана проснулась с чувством, что это могло произойти где угодно, если она ничего не сделает. Возможно, подсказка скрыта в ее снах.
Она попробовала расслабиться, как ее учили на занятиях йогой. Диана чувствовала, что сны находятся прямо за границей ее сознания и ждут, чтобы показать ей путь, возможно к видению, которое было ей на пустошах. Или, может, ей самой надо пойти на пустоши? От одной этой мысли ей стало не по себе. Без фонарика она туда не сунется. Диана не могла расслабиться, когда в голове было столько вопросов. Наверное, уже пора идти в полицейский участок, подумала она, поняв, что ее часы встали. По крайней мере, ей будет чем заняться. По крайней мере, ей не будет казаться, что она безвольно ждет, пока Манн не найдет ее в темноте.
Она умылась, оделась и приготовила себе скудный завтрак. У нее было чувство, что она выполняет ритуалы, значение которых почти забыто, и с каждым днем они становятся все более бессмысленными. Рисунки Салли и Джейн отклеились от стены в гостиной. Она снова их прикрепила и вышла на улицу. Почему-то все магазины на Хай-Стрит были закрыты. Все стало понятно, когда Диана услышала пение, доносившееся из церкви. Оказавшись на площади, она увидела белое свечение в окне номера Манна. Занавески напоминали ей облака, закрывавшие луну. Она поежилась и поспешила в полицейский участок за площадью.
Полицейский с лицом как у старой девы и седыми усами хмуро взирал из-за стойки на Крейга и Веру.
– Хотите сказать, нам нельзя выехать из Мунвелла? – спросил Крейг.
– Нет, пока мы точно не установим, в каком состоянии дорога. Поймите, это ради вашей же безопасности.
Когда Диана вошла в помещение участка, Вера повернулась к ней.
– Нам запрещают уехать домой, – пожаловалась она.
– Может, это к лучшему, – сказала Диана и позвонила в колокольчик на стойке.
Полицейский взглянул на нее и рявкнул:
– Подождите, пожалуйста.
– Вы тут один? – Ее сочувствие сменилось ужасом. – Значит, они не вернулись.
– Кто не вернулся? – спросила Вера.
– Скорее всего, офицеры решили бросить машину и продолжить разведку пешком. Быть может, из-за магнитной бури у них сломался двигатель. Связи с ними нет. Теперь вы понимаете, почему я прошу, чтобы вы отложили свою поездку. Отряд горных спасателей и так слишком занят.
Возможно, своей сбивчивой речью он хотел создать впечатление собственной компетентности, но Диане показалось, что он пытается оправдаться.
– Сколько полицейских было в машине?
– В первой – двое. – Он повернулся к ней. – Мисс Крамер, по непонятным мне причинам вы решили подрывать веру в Бога. Если вы в Него не верите, то это ваши проблемы, но официально предупреждаю вас, что при сложившихся обстоятельствах такое поведение будет расцениваться как нарушение общественного спокойствия. Чем я могу вам помочь?
Ей захотелось крикнуть ему: «Какого спокойствия?». Это не спокойствие, а апатия, несознательность и нежелание замечать происходящее.
– Вы нашли собаку отца О’Коннелла? – спросила она, уже получив ответы на остальные вопросы.
– Боюсь, нет. Подозреваю, она уже далеко. Но если вы боитесь, оставайтесь дома. – Он отвернулся от нее. – Мистер Уайлд, я сообщу вам, как только дороги будут объявлены безопасными. Как я понимаю, вас можно будет найти в отеле.
На улице Вера сказала:
– Я не хочу оставаться в отеле.
– Но у нас нет другой альтернативы.
– Вам что-то конкретное не нравится в отеле? – спросила Диана.
– Атмосфера на последнем этаже. Во-первых, там холодно, – с досадой сказала Вера. – Конечно, в подобных местах не ждешь роскоши, но я чувствую себя там как в пещере.
– Вы можете переехать ко мне, – предложила Диана.
– Это очень мило с вашей стороны, Диана, – Вера подошла к ней и поцеловала в щеку. – Мы сообщим вам о нашем решении. Наша дочь живет в городе. Возможно, ее жильцы согласятся переехать в наш номер в отеле.
– Видимо, вторая полицейская машина отправилась на поиски первой, – сказал Крейг, чтобы разрядить обстановку. – Не самое умное решение.
– Уверена, они хотели как лучше, – сказала Диана, уже жалея о том, что пригласила Уайлдов к себе.
Она брала на себя все больше обязанностей, пытаясь подменить ими свою главную миссию. Глубоко внутри Диана понимала, что если ей предстоит исполнить свое предназначение, то сделать это следует в полном одиночестве.
Глава тридцать девятая
– Господь проследит, чтобы вы добрались до дома в целости и сохранности, – сказала мисс Ингэм, и Эндрю принялся молиться еще усердней.
Наверняка свет не пускал тварей в Мунвелл – тварей, которых он видел ползающими по пещере, злых тварей, которые жили там внизу, пока мистер Манн не привел к ним Бога. Теперь они выползали наружу, как личинки из дохлой птицы, и Эндрю никак не мог понять, почему Бог не убил их всех там, внизу.
Может быть, они не придут. Может быть, они останутся в пещере и погибнут, ведь пещера стала теперь святым местом. Конечно, Бог не позволит им спуститься с пустошей в город. И все же, когда Эндрю думал об ужасных вещах, которым Бог позволил случиться, о вещах, в которых никто не был виноват, кроме Бога, он начинал в этом сомневаться.
Другие дети выбежали из класса, как будто в темноте не было ничего страшного. Они ссорились и дрались, пока мисс Ингэм не видит, и вели себя хуже, чем раньше, до того, как стало совсем темно. Они бы не поверили в то, что он увидел в пещере. Ему хотелось рассказать об этом мисс Крамер, но только сегодня в актовом зале мистер Скрэгг запретил с ней разговаривать, потому что она не верит в Бога; она осталась в Мунвелле, чтобы попытаться отвратить людей от Него. Она по-прежнему нравилась Эндрю, но теперь у него не было ни малейшего шанса заговорить с ней. Ему оставалось лишь разговаривать с Богом и надеяться, что Бог слушает. С другой стороны, у Бога есть миллионы людей важнее, чем Эндрю, которых нужно слушать. Так почему Он должен слушать Эндрю, когда никто другой этого не делает? Эндрю прочитал последнюю молитву, поднялся на ноги и увидел, что мисс Ингэм смотрит мимо него, на дверь. Его сердце болезненно забилось, прежде чем он обернулся и увидел отца.
Его отец радостно улыбнулся и шагнул вперед. При свете ламп дневного освещения его бледное лицо казалось почти белым, если не считать синяков под глазами. На щеках росла густая щетина, а подбородок выпирал, как у мультяшного персонажа. Эндрю показалось, что отец пытается как можно больше походить на себя. Мужчина сжал плечо мальчика.