– Теперь, когда здесь больше нет неверующих, давайте совершим акт веры, и тьма станет светом.
Миссис Скрэгг оглянулась и испепелила Диану взглядом. Женщина расстроилась из-за того, что не примет участия в молитве. Толпа начала повторять слова, заглушая голос проповедника:
– Бог наших предков, освети нашу тьму, – трижды повторили они. – Мы предлагаем себя тебе.
Диана попыталась вырваться. Она хотела сделать что угодно, лишь бы остановить неминуемое, но мужчины выволокли ее с Хай-Стрит в переулок, ведущий к школе. Здесь, вдали от отеля, было намного темнее. Конвоиры крепче сжали ее руки, и Диана подумала, что они не столько опасаются, что она сбежит, сколько бессознательно боятся темноты. Отец Ронни взглянул на темнеющие параллелепипеды коттеджей.
– Хвала Господу, вы видите это? – прошептал он.
Диана подняла голову, и сердце замерло у нее в груди. Она видела крыши и печные трубы, очерченные белым светом. Это было не свечение из окна отеля. Тьма отползала, как изъеденная молью шаль, открывая ночное небо с темными тучами. Белое пятно ползло за облаками, подкрадываясь к кусочку чистого неба. Диана знала, что это луна, но в глубине души боялась увидеть гигантское лицо Манна, триумфально глядящее на нее. Совершенно незачем воображать себе кошмарные картины, вдруг поняла она, тщетно пытаясь расслабиться, чтобы похитители разжали хватку. Луна сама по себе не менее ужасна.
– Яви нам свой свет, о Бог наших отцов и праотцев, – скандировала взволнованная толпа.
Миссис Скрэгг уставилась на небо, где вены белого света тянулись из разрыва между облаков, очерчивая их. Диана приготовилась вырваться и убежать, больше шанса у нее не будет, но миссис Скрэгг повернулась к ней:
– Давайте запрем ее, а потом возблагодарим Господа.
Она прошла по короткой дорожке между цветочными клумбами, раздавленными бетонными плитами, и отперла дверь коттеджа в конце улицы.
– Ведите ее сюда, – потребовала она.
Мужчины провели Диану по дорожке, и белый свет вырвался из-за облаков. Когда миссис Скрэгг захлопнула за ними дверь, лунный свет залил коттедж.
Глава сорок шестая
Джеральдина прижалась к Джереми на кушетке в дальнем конце книжного магазина и слушала темноту. Крики на улице сменились гимнами и удалились в центр города. Это означало, что какое-то время их почтовый ящик отдохнет от собачьих какашек и писем с угрозами. Темнота прогнала их мучителей, и теперь Джеральдина надеялась, что она способна на большее. Если Джонатан стеснялся показываться им на глаза при свете, возможно, темнота поможет ему вернуться.
Больше всего на свете Джеральдина хотела, чтобы Джереми принял его. Она не должна позволить мужу отшатнуться от сына, отпугнуть его. Джеральдина чувствовала, как Джереми старался дышать ровно и не дрожать. Она слушала, как вдали звучали гимны и молитвы и пристально смотрела в темноту. Ее глаза не могли сфокусироваться. Она не слышала ничего, кроме религиозных песнопений, когда вдруг пол перед ней залило светом.
От этого зрелища у нее перехватило дыхание. Она провела в темноте слишком много времени, и теперь ей казалось, что прямоугольник освещенного пола проявляется прямо у нее перед глазами, со всеми мельчайшими деталями, словно фотография, но бесконечно более реальный. Лунный свет очертил неровности голых досок и заткнул дырочку от сучка пробкой из темноты. Даже щепка ярко выделялась на фоне своей тени, похожей на спичку. Чем дольше она смотрела, тем ярче казался освещенный прямоугольник пола. Потом Джереми задрожал. Наверное, он подумал, что у него галлюцинации.
– Я тоже это вижу, – прошептала она. – Пойдем посмотрим.
Она повела его через магазин, чьи пустые полки были едва заметны за пределами лунной дорожки, и открыла входную дверь. Краска коттеджей чернела на белых стенах, словно все дома на улице были построены в тюдоровском стиле. Она смотрела на ярко освещенную пустынную улицу, и ей захотелось танцевать под серебристыми лучами. Джеральдина и Джереми быстро прошли вдоль своей дорожки, и над крышами взошла луна.
Сначала она не поняла, почему этот вид заставил ее остановиться. Казалось, луна разогнала облака и очистила небо во всех направлениях. Но, наверное, это сделал ветер, просто он был слишком высоко и Джеральдина не почувствовала его дуновения. Что касается яркости, неудивительно, что четверть луны кажется такой яркой после всей этой тьмы. Ее беспокоило совсем не это, и вскоре она поняла, что именно. Пока всё вокруг было затянуто тучами и мраком, уже прошло новолуние. Минуло больше времени, чем она думала: день рождения Джонатана растворился в прошлом незамеченным. Как она могла так поступить? Бросить своего ребенка одного в темноте.
– Джереми, я не хочу быть здесь, – тихо сказала она.
– У нас нет фургона.
Когда луна вышла, ее муж заметно расслабился, но его голос звучал раздраженно.
– Я не это имела в виду, – сказала она и взяла его за руку. – Давай пройдемся.
Он посмотрел в сторону центра, где, казалось, собрались все жители города.
– Пока нам никто не мешает?
– Да.
– Хорошо, давай. Пока мы живем здесь, это наш город тоже. Пускай эти ублюдки попробуют сказать что-то против прямо мне в лицо. Куда ты хочешь пойти?
– На окраину города.
– На кладбище?
– Мне бы хотелось немного побыть там.
– Джерри, если все еще считаешь, что Джонатан привел нас сюда…
– Думала, мы договорились не обсуждать это, а то опять поссоримся. Просто там я чувствую себя ближе к нему, ясно? Мне хотелось помянуть Джонатана в его день рождения, но, кажется, он уже прошел.
– Прости, – сказал он, словно она обвиняла его в чем-то, потом взял ее за руку, и они вышли на улицу.
Не считая собравшихся на площади, они были в Мунвелле совершенно одни. Хай-Стрит напоминала мираж. Лунный свет окрасил и законсервировал дома. Они шли по главной улице, пока впереди не показалась площадь, на которой радостно пела толпа, воздев руки к сияющей улыбке в ночном небе. Джереми быстро пошел по узким улочкам, где окна верхних этажей поблескивали в лунном свете, а тротуар утопал в тени. Джеральдина поняла, что он торопится на случай, если луна неожиданно скроется за облаками. Он ведет себя так не потому, что не разделяет ее чувства к Джонатану: он тоже переживал потерю их сына, только делал это по-другому. Проблема заключалась в том, что он не в состоянии принять, что люди скорбят по-разному.
За несколько сотен ярдов до церкви они снова вышли из темноты на Хай-Стрит, и Джеральдина почему-то почувствовала напряжение. Стены церкви казались побеленными, лунный свет струился с ее остроконечной крыши. Тени сгустились на маленьком крытом крыльце и покрыли лица горгулий синяками. Лунный свет стер лики на витражах в высоких узких окнах. Джеральдина вспомнила, что в церкви больше не было священника, но вряд ли атмосфера запустения заставила Джереми остановиться и шумно втянуть воздух.
Она взглянула на его шокированное лицо, потом проследила за его взглядом. Он неотрывно смотрел на кладбище. Между блестящими надгробиями в траве лежали тени, паукообразные тени гнездились в корнях ив и дуба, но Джеральдина не увидела ничего необычного. Может, Джереми разглядел что-то за оградой? Она напрягла глаза и увидела какую-то бледную фигуру в траве между оградой и одной из могил. Джеральдина побежала вперед.
Джереми что-то пробормотал и попытался ее удержать, но она вырвалась из его рук. Он догнал ее у калитки. Джеральдина остановилась, ее рука замерла у защелки. Сердце бешено заколотилось не только из-за бега. На траве у кладбищенской тропинки лицом вниз лежало белое обнаженное тельце.
Она смотрела на него через прутья калитки, у нее в горле пересохло от эмоций, которые она не могла сформулировать. Джереми потянул ее за руку.
– Не смотри туда, отойди, – нервно пробормотал он, но Джеральдина вырвала свою руку.
Обнаженное тельце не двигалось, и она боялась подойти поближе, чтобы выяснить почему. В лунном свете оно было похоже на мраморную статую, но она знала, что это живой ребенок. Или мертвый.
– Оставь меня в покое! – крикнула она, когда Джереми протянул к ней руку. В этот момент ребенок на траве поднял голову.
– О боже, – выдохнул Джереми. В этот раз он схватил ее за руку, чтобы поддержать, а не утащить прочь, но она поняла это, только когда яростно посмотрела на него. Он таращился через калитку. Она глубоко вздохнула и повернула голову, чтобы рассмотреть лицо ребенка.
Это был мальчик. Сперва она смогла осознать только это, хотя позже она поймет, что боялась поверить в то, что видела. Мальчик смотрел на нее, словно слишком устал или был слишком напуган, чтобы выразить какие-либо эмоции кроме робкой мольбы в глазах, залитых лунным светом. Или ей показалось? Он поднялся на четвереньки, сырая трава под ним распрямилась. Джеральдина увидела, что у мальчика голубые глаза, такие же, как у Джереми, голубые глаза на квадратном лице, таком же, как у Джереми, только поменьше, лишь губы были похожи на ее губы. Непреодолимый прилив эмоций понес ее вперед. Она не заметила, как ударилась локтем о калитку. Ей так хотелось подбежать к ребенку, что сначала она не поняла, почему стоит на месте, не поняла, что Джереми удерживает ее.
– Отпусти, Джереми, – спокойно сказала она, хотя эмоции разрывались в ней, словно бомба. – Ничего страшного, если ты не хочешь идти туда. Просто подожди здесь.
– Ты с ума сошла? Разве ты не видишь? – Паника не давала ему ясно изъясняться, поэтому вместо слов он сжал ее руку еще сильнее. – Когда погас свет, я боялся, что оно придет, но думал, что лунный свет его прогонит.
– Джереми. – Она нежно погладила его руки, державшие ее за плечи, разжала его пальцы. – Взгляни еще раз. Это не та тварь, которую мы видели на дороге, а ребенок. Разве ты не видишь?
Он неохотно посмотрел вперед, его руки напряглись. Когда он заговорил, его голос дрожал:
– Это не… Я думал… Боже, я больше не верю своим глазам. Но что бы это ни было, мне оно не нравится. Не подходи к нему, Джерри, ради бога.