Не стоит давать волю воображению, особенно когда она так слаба из-за голода. Лунный свет коснулся алтаря, словно хотел показать, насколько тот пуст, и Фиби увидела, как большой паук сполз с алтарной скатерти. Она прошла вдоль скамьи, держась обеими руками за спинку, и, переходя от скамьи к скамье, добралась до выхода из церкви.
Без палки она далеко не уйдет. Фиби проковыляла мимо ив на церковном кладбище и остановилась у дуба. Выбрав подходящую ветку, она навалилась на нее всем телом. Наконец, дерево хрустнуло, и по инерции женщина больно ударилась о шершавый ствол. Зато теперь ей было обо что опереться. Фиби поспешила прочь от здания церкви: ей начинало казаться, что у одной из горгулий под покатой крышей, самой щербатой и уродливой, было лицо отца О’Коннелла, криво ухмыляющееся на нее сверху. Фиби не планировала возвращаться в церковь после встречи с Манном. Ей будет спокойнее дома, с фотографией Лайонела в руках.
Она пошла по Хай-Стрит к отелю, трость поскрипывала под тяжестью ее веса. Горожане таращились на нее, но никто не предложил свою помощь. Оказавшись на пустынной площади, она должна была сильнее опираться на палку. Как только Фиби ступила на тротуар перед отелем, трость сломалась.
Она с трудом протиснулась в двери и двинулась дальше. Вестибюль был переполнен последователями Манна, одна из которых вскочила и возмущенно взвизгнула, увидев, что Фиби, пошатываясь, направляется к креслу. Не обращая на нее внимания, Фиби тяжело дыша плюхнулась в кресло. Отдохнув немного, она с трудом поднялась на ноги и проковыляла к стойке, за которой администратор мрачно разглядывал залитые лунным светом тени на ковре.
– Не могли бы вы мне сказать, какой номер у мистера Манна? – тихо спросила она.
– Никому нельзя подниматься на последний этаж. – Он уперся подбородком в ладонь и непонимающе уставился на нее, его овальный лоб поблескивал сквозь редкие пряди рыжих волос. – Теперь он занимает весь верхний этаж. Но это его дело, главное, чтобы платил вовремя.
Женщина почтенного вида с крестом между объемных грудей постучала Фиби по плечу и сказала:
– Годвин теперь принимает людей только по записи.
– Получается, он поменял свои методы?
– Мне очень жаль, мадам, но я ничем не могу вам помочь, – сказал администратор и повернулся к коммутатору, издавшему шипящий звук. Он напрягся, когда услышал, как тихий голос в его наушнике произнес:
– Пожалуйста, отправьте ее наверх.
– Мистер Манн, это вы? – Администратор осторожно склонился к микрофону. Поведение коммутатора озадачило его. – Кого отправить, сэр?
– Акушерку.
Наверное, он видел в окно, как она шла по площади, а потом услышал ее в микрофон коммутатора, подумала Фиби. Благоговение на лицах его последователей вызвало у нее отвращение.
– Можно мне с ним переговорить? – прошептал один из них.
– Пожалуйста. – Администратор пожал плечами.
Молодой человек почти склонился над микрофоном и спросил:
– Годвин, вы уверены, что не хотите есть? Мы были бы счастливы поделиться с вами нашими припасами.
– Я ценю вашу преданность, – сказал тихий голос. – Не беспокойтесь, со мной не надо ничем делиться. Прошу, проводите мою гостью на верхний этаж.
Вокруг Фиби столпилось столько людей, что она подумала, что они хотят отнести ее наверх на руках. Наконец двое мужчин взяли ее под руки и повели прочь от стойки регистрации. Один из них включил фонарик, и они пошли за его лучом наверх.
Гул голосов в вестибюле стих, когда мужчины помогли Фиби подняться на второй этаж, потом на третий. Луч фонарика выхватывал в темноте стены, которые казались распухшими, словно человеческая плоть. На лестнице царила мертвая тишина, и Фиби отчаянно хотелось ее нарушить. Она ступила на площадку четвертого этажа, и мужчинам пришлось подхватить ее под руки, так как она пошатнулась и чуть не упала назад.
– Думаю, он не будет возражать, если мы проводим вас до верхнего этажа и не пойдем в номер. Годвин приказал не беспокоить его, если он сам нас не позовет, – сказал мужчина с фонариком.
Они отпустили ее, как только оказались на последнем этаже. Фиби ухватилась обеими руками за перила и смотрела мужчинам вслед. Свет фонарика завернул за угол и исчез. Она отошла от лестницы и чуть не задохнулась от ужаса – на расстоянии вытянутой руки зияла открытая шахта лифта. Женщина попятилась к стене коридора и прислонилась к ней, тяжело дыша.
Этот этаж отеля оказался залит лунным светом. Ярче всего он сиял в конце коридора, там, где, по словам провожатых Фиби, располагался номер Манна. Пройдя несколько шагов, женщина поняла, что свет льется из открытой двери. Разве может весь этот свет проникать в коридор только из одной комнаты? У нее не было времени размышлять над этим вопросом. Фиби начала дрожать. Но не только из-за того, что ослабла. Судя по облачку пара, вырвавшемуся вместе с ее дыханием, на этаже было холодно. Осознание этого немного ее оживило, и она заковыляла вдоль коридора, держась одной рукой за стену. Женщина прошла мимо закрытой двери и услышала тихий голос:
– Рад, что вы добрались до меня, миссис Уэйнрайт. Я хотел, чтобы вы добровольно пришли сюда.
Фиби почувствовала напряжение в своем раздутом животе.
– Значит, вам известна моя фамилия. Вас замучила совесть? Теперь пришел ваш черед молить о прощении?
Послышался смех, настолько жестокий, что у Фиби перехватило дыхание. В номере с открытой дверью заскрипели половицы, и ей показалось, что скрип разносится по всему этажу.
– Да что вы, миссис Уэйнрайт, вы здесь совсем не по этой причине.
Фиби сложилась пополам из-за внезапной острой боли в животе.
– Даже если вы можете предугадать поведение своих последователей, – процедила она сквозь сжатые зубы, – не будьте так уверены, что я поведусь на этот трюк.
– Я знаю о тебе все, что мне необходимо, Фиби. Я начал интересоваться тобой с тех самых пор, как ты начала украшать пещеру.
– Что значит «с тех самых пор»? Это было много лет назад. – Она выпрямилась, слезы струились из ее глаз, и от услышанного по коже пробежал холодок. Женщина уставилась в конец коридора, залитый белесым светом, и спросила: – Кто вы?
– Неужели ты не знаешь, кто я? Ведь я ждал тебя столько лет. А вот я многое о тебе знаю, – сказал тихий голос. – Фиби, мы оба хотим одного и того же, и поэтому я дал это тебе.
Фиби села на пол, прислонившись к стене, и схватилась за живот.
– О чем ты бредишь, безумный фанатик? – простонала она.
– О том, что ты чувствуешь прямо сейчас. Это именно то, что ты думаешь. То, чего ты всегда хотела, но думала, что не сможешь иметь, потому что потеряла мужа.
Фиби попыталась отползти вдоль стены, одной рукой поддерживая живот. Чтобы выйти на лестницу, придется оторваться от стены, но лучше пересечь коридор за лестничной площадкой, подальше от шахты лифта. Она успела доползти только до лифта, когда из номера Манна высунулась ладонь.
Но ее сознание отказывалось верить в то, что это ладонь. Ведь ладони не бывают такими бледными, густо покрытыми пятнами, а пальцы никак не могут извиваться, как черви. Более того, ладонь казалась слишком огромной по отношению ко всей руке, которая, с ужасом осознала Фиби, тянулась за ней вдоль коридора. Когда ладонь растопырила пальцы, то стала похожа на человеческую руку, пока свет не засиял так ярко, что пальцы превратились в лучи белого света. Женщина почувствовала, как эти ледяные копья пронзают ее живот. Она отшатнулась, размахивая руками, и распласталась на полу напротив шахты.
– Приди ко мне, – произнес тихий голос.
Он сам себя перехитрил, лихорадочно подумала Фиби. Как она может подчиниться ему, если лежит на полу? Женщина закрыла глаза и приказала себе умереть раньше, чем голос расскажет ее секреты, раньше, чем спазмы в ее животе подтвердят правоту этого голоса.
– Приди ко мне, – безапелляционно приказал голос, и Фиби была готова рассмеяться, но вдруг поняла, что он обращается не к ней.
Женщина крепко зажмурилась в надежде, что весь этот ужас закончится, если она не будет его видеть, но почувствовала прикосновение ледяных пальцев-лучей. Потом что-то вылезло у нее между ног, разорвав нижнее белье. Она прикусила запястье с такой силой, что зубы захрустели о кость, и открыла глаза.
Вдоль коридора к открытой двери полз младенец. Он был тучным и болезненно бледным, но нашел в себе силы ползти. Пуповина ребенка тянула за собой его близнеца, а может и не одного. Фиби чувствовала нетерпеливые толчки внутри себя. Младенец полз к свету, заливавшему коридор, полз на призыв твари, находившейся в комнате Манна.
Фиби перевернулась на живот, вскрикнув от боли, и поползла за ребенком. Ей хотелось заплакать от осознания собственной немощности. Наконец она схватила младенца за скользкие плечи и подняла его к себе. Он был слепым, вернее безглазым. Фиби с трудом могла различить его лицо. Ребенок вырывался у нее из рук, вертел головой, махал ручками и ножками и пытался ползти в воздухе. Вид младенца и осознание того, что она родила его, привели ее в ужас. Силы почти оставили ее, но одна мысль не давала ей сдаться: каким бы отвратительным ни было это создание, в нем теплилась жизнь – жизнь, которую только она могла защитить от твари в комнате Манна. Фиби старалась не думать, что это была за тварь, как оказалась в отеле или что она хотела сделать с ребенком. Ее сознание сжалось, его почти не осталось. Она прижала извивающегося младенца к груди и встала на одно колено.
От напряжения Фиби едва не потеряла сознание. К чувству голода прибавилась кровопотеря. Она с трудом могла удержать ребенка, до лестницы ей не добраться. Существовал только один способ не позволить твари в номере Манна добраться до детей, и воспользоваться им надо прямо сейчас, иначе будет поздно. Женщина как можно быстрее пошла на коленях к шахте лифта, и тяжелый живот утянул ее вниз раньше, чем ее сознание решилось на этот шаг. По крайней мере, она умирает не зря, успела подумать Фиби. Она умерла мгновенно, раздавив ребенка весом своего тела. Падая, женщина поклялась, что в том месте, куда она направляется, ее дети останутся с ней.