– Не открывайте глаза, – прошептала она. – Идите на ощупь до конца скамьи и поверните налево.
Она надеялась, что ее спутники не увидят тварь у алтаря, надеялась, ей самой не придется больше на нее смотреть, так как в церкви становилось светлее с каждой минутой. Но Ник резко проснулся и оттолкнул ее руку раньше, чем она смогла его остановить.
– Что это? – спросил он, заикаясь и не сводя глаз с алтаря. – Бог мой, где мы?
– Оно не причинит нам вреда, Ник. Мы идем к моей машине. Юстас, пошли.
Диана подтолкнула Ника к проходу и потянула за собой Юстаса, который тоже проснулся и моргая смотрел по сторонам. Под Ником скрипнула доска, и труп священника оторвался от алтаря и бросился на них.
Больше всего Диану ужаснуло не то, как он выглядел, не то, что его руки тянулись вперед, готовые схватить любого, не то, как его туловище наклонялось, демонстрируя кровавую рану на месте головы, а то, как быстро он двигался, когда почувствовал их присутствие. Он бросился в сторону оцепеневшего Ника. Диана оттащила репортера к скамье в момент, когда почерневшие руки мертвеца были готовы его схватить. Пятясь назад, она столкнулась с Юстасом.
– Боковой неф, – шепнула она через плечо.
Безголовая тварь преследовала их, протискиваясь между скамей. Наконец они вывалились в боковой неф, Юстас чуть не повалил ее на пол. Труп отца О’Коннелла несся на них вдоль скамьи. Ник развернулся и всем своим весом навалился на скамью.
Та оказалась тяжелее, чем выглядела. Она закачалась, и, когда руки мертвеца с длинными ногтями, похожими на когти хищной птицы, почти дотянулись до него, опрокинулась прямо на останки священника. Труп дергал руками и ногами, словно насекомое, проколотое булавкой, и пытался освободиться из-под груза. Диана и ее спутники повалили на него еще две скамьи и побежали к выходу.
Сперва Диана не поняла, почему она не испытывает облегчения, оказавшись на улице. Вокруг никого не было. Наверху светилось небо, затянутое облаками. Потом до нее дошло, что она боялась увидеть голый лик луны. Им нужен был ее свет, но какие силы та призовет против них? Белесое пятно кралось за облаками, искало прореху. Девушка с ужасом представила, как огромная улыбающаяся маска смотрит на нее своими мертвыми глазами.
Диана, Ник и Юстас добежали на цыпочках по боковым улочкам до ее коттеджа. Со стороны отеля доносились пение гимнов и еще какие-то звуки, не очень радостные. Они почти дошли до машины, и Диана испугалась, что местные могли сломать ее, чтобы не дать им уехать. Ник и Юстас, не произнося ни слова, сели на пассажирские места, все еще в шоке от происшествия в церкви. Машина завелась со второго раза. Диана осторожно вела ее по улицам, а потом, с бессловесной молитвой, надавила на газ, и автомобиль рванул на пустоши.
Глава шестьдесят вторая
Эндрю остался в отеле с мисс Ингэм. Как только его мать ушла искать тех, кого считала виновными в смерти полицейского, он закрыл глаза и присоединился к молитве. Молиться оказалось легче, чем думать. Ему не хотелось задумываться о слишком многих вещах. Он молился о своем отце, о себе и о том, чтобы его родители не встретились во тьме, когда его отец не был его отцом. Благодарственная молитва за чудо, совершенное мистером Манном, подошла к концу, но мальчик остался стоять на коленях, покачиваясь, чтобы сохранить равновесие.
– Эндрю, ты уснул? – спросила мисс Ингэм, и он виновато открыл глаза.
В переполненном вестибюле все еще царил полумрак. Казалось, что свет просачивается в него через стены. Нависшее над ним лицо мисс Ингэм выглядело встревоженным. Он с трудом поднялся на ноги и чуть не упал.
– Ты уверен, что с тобой все в порядке? Ты почти ничего не ел.
Он промямлил, что с ним все хорошо. Учительница улыбнулась и сказала:
– Поиграй со своими друзьями, если хочешь.
Мать запретила ему отходить от мисс Ингэм. Кроме того, ему не хотелось играть, особенно когда он смотрел на других детей, на их сытые довольные лица. В полумраке они казались бледными, как существа из дьявольской пещеры. Дети постарше организовывали игры: молитвенный снежный ком, каждый участник которого делал молитву длиннее на одно слово, библейские викторины, где нужно было покаяться за неправильный ответ. Наверное, он грешник, если не хочет с ними играть. Но в его голове роилось столько мыслей, от которых ему хотелось сбежать. Одна из них сорвалась с его губ.
– Мисс Ингэм, а за кем пошла мама? И что с ними будет?
– Мне не хотелось бы называть имен, Эндрю. Всегда будут люди, которые не желают слушать Слово Господне, а это значит, они прислушиваются к дьяволу, который вкладывает свои слова в их уста. – Она погладила его по голове и продолжала: – Что касается того, что с ними будет, – думаю, просто отведут к Годвину.
И они помешают Эндрю встретиться с ним. Он должен попасть к проповеднику до возвращения матери.
– Пойду поиграю с ребятами, – сказал мальчик, и учительница одарила его улыбкой, от которой он почувствовал себя еще более виноватым.
– О, это Эндрю, – сказал Роберт, когда мальчик подошел к группе детей у лестницы. – Наверное, наша игра будет слишком сложной для тебя.
Но Эндрю смог целых два круга повторять удлиняющуюся молитву, пока не вспомнил, что чем дольше он играет, тем меньше остается времени на встречу с мистером Манном.
– Я же говорил, – самодовольно ухмыльнулся Роберт, когда Эндрю пропустил строчку на третьем круге.
Эндрю отошел от группы детей, его лицо пылало от стыда, чувства вины и страха быть пойманным. Он бочком двигался к лестнице, прижимаясь спиной к стене, как будто на самом деле никуда не собирался идти, а потом понял, что таким образом только привлекает к себе внимание. Мальчик резко развернулся, и ему показалось, что его мозг вращается быстрее, чем он сам. Пошатываясь, Эндрю встал на первую ступеньку, хватаясь за конец перил. Внезапно мисс Ингэм преградила ему путь.
– Эндрю, куда ты собрался? Твоя мать сказала, чтобы ты был у меня на виду.
Чувство безнадежности переполнило мальчика, его ноги задрожали.
– Я устал, хочу отдохнуть, – заскулил он.
Рядом в кресле сидела старуха и читала Библию, придерживая очки одной рукой. Услышав их, она выключила маленький фонарик.
– Моя кровать свободна. Мальчик может поспать в ней. Отвести его наверх? Мой номер на втором этаже.
– Я пойду с вами.
Женщины помогли мальчику подняться по ступенькам. Он понял, что не смог бы в одиночку взобраться по лестнице. Луч миниатюрного фонарика старухи скользнул вдоль коридора второго этажа, освещая номера на дверях, и остановился на 109. Она открыла дверь в призрачную комнату, наполненную поблескивающими очертаниями, которые вот-вот исчезнут в темноте. Эндрю было все равно, пусть исчезают. Усталость навалилась на него. Он с закрытыми глазами забрался на кровать и едва почувствовал, как старуха снимает с него ботинки. Кто-то нежно поцеловал его в лоб, кто-то укрыл одеялом, и в следующее мгновение он крепко спал.
Эндрю слишком устал, чтобы видеть сны. Когда несколько часов спустя он открыл глаза, в комнате стало светлее. За облаками взошла луна. Он был совершенно один в номере, а возможно и на всем этаже. Мальчик откинул одеяло и вышел в коридор. Снизу доносились голоса. На цыпочках он подошел к лестнице. На первом этаже кто-то безудержно рыдал, и на мгновение ему показалось, что это его мать. Может, она встретила отца в темноте? Он не должен идти к ней, пока не попросит мистера Манна о помощи. После нескольких часов сна Эндрю чувствовал себя в состоянии подняться по лестнице.
– Пожалуйста, – сказал он, обращаясь к тому, кто мог его слышать, и начал восхождение к последнему этажу отеля.
Глава шестьдесят третья
Время близилось к восходу луны, когда Крейг начал задаваться вопросом, почему он чувствует себя таким спокойным. Несмотря на холод, если все еще было холодно, он больше не дрожал. Даже темнота больше не страшила его: ему не нужно было вести через нее машину или пробираться пешком; он просто сидел на пологом травянистом склоне рядом с дорогой и дремал, словно в конце пикника. Вера прижалась к нему, ее дыхание теплым ветерком овевало его шею. Впервые за все время, сколько он себя помнил, ни одному из них не нужно было ничего делать, не было смысла даже пытаться планировать заранее. «Это похоже на конец», – мечтательно подумал он, и если бы его конец действительно был таким, то в нем не было ничего плохого. Может, именно поэтому он так спокоен? Он знал, что достиг конца и никогда уже не выйдет из тьмы.
Возможно, они умрут от холода; возможно, это уже произошло. Может быть, именно поэтому он больше не мерзнет – не потому, что они с Верой согревали друг друга, а потому, что ощущения его тела покидали его. Никогда он не был так близок к экстрасенсорной интуиции, и теперь понимал, как ее ему не хватало. Интересно, все ли люди на пороге естественной смерти чувствуют себя так же?
Были времена, когда он думал, что умирает, времена, когда он просыпался, задыхаясь, посреди ночи, когда каждый болезненный удар его бешено колотящегося сердца казался последним. Тогда он боялся – боялся потому, что не был готов. Но теперь он знал, что готов. Что, если они с Верой попробуют пересечь пустошь, когда взойдет луна? Мунвелл был последним местом на земле, где он хотел бы оказаться, но он сомневался, что они могли добраться куда-либо еще. И даже если им попадется чей-нибудь дом посреди пустоши, действительно ли это их обрадует? Крейг предпочел бы мирно умереть здесь, рядом с Верой, а не превратиться в слюнявого младенца через несколько лет. Не дай бог, чтобы Вере или кому-то еще пришлось иметь с ним дело в таком состоянии. Лучше смириться с комфортной темнотой.
Крейг надеялся, что они не дождутся восхода луны. Ее свет только помешает им ускользнуть в небытие. Он закрыл глаза, чтобы разделить сон Веры. Если и есть что-то за пределами смерти, подумал он, то это твои последние мысли, которые длятся вечно, ведь ты так и не узнаешь, закончились ли они, потому что тебя больше нет. Крейг хотел, чтобы это ощущение покоя и молчаливой близости с Верой не кончалось. Но его жена подняла голову и прошептала: