– Крейг?
– Да, любимая, – отозвался он, надеясь, что она снова уснет, пока есть такая возможность.
– Как думаешь, они добрались домой в целости?
– Хейзел с мужем? – Неужели она забыла, что Бенедикт следовал за светящейся птицей, воплощением его веры. – Кажется, они знали, куда едут.
– Им пришлось сделать выбор, мы не могли сделать его за них. Они молоды, – сказала она, словно возраст был залогом их успеха. – И я не думаю, что в будущем Хейзел будет беспрекословно подчиняться Бенедикту.
Вера положила голову ему на плечо, и он подумал, что она задремала. Потом она прошептала:
– Я кое-что вспомнила.
– Правда? – Если они не поделятся воспоминаниями сейчас, то другого шанса у них не будет. – Что именно?
– Ее первый день в школе. Помнишь, как она вошла в ворота и даже не оглянулась? И потом тем же вечером она призналась, что если бы оглянулась, то не смогла бы нас оставить, а она не хотела нас расстраивать.
– А помнишь тот день, когда она выступала с речью и завоевала первое место в своем классе? Как торжественно она благодарила учителей и нас. А потом взглянула на нас, словно извинялась за то, что так преуспела в изучении религии.
– Помнишь, как она впервые привела в дом своего парня?
– Да.
Как его звали? Он никак не мог вспомнить. Незначительные детали постепенно ускользали из его памяти. Крейгу он нравился, жаль, что она в итоге выбрала Бенедикта. Может, ее первый парень слишком напоминал ей отца, чего нельзя сказать о ее муже, во всяком случае Крейг на это надеялся. Мысли начали выталкивать его из спокойствия ожидания. Он пытался вновь погрузиться во тьму, которую он делил с Верой.
– И наш первый отпуск без нее, когда она стала достаточно взрослая и отправилась отдыхать с друзьями, – сказал он. – Мы никак не могли привыкнуть, что ей не нужно желать спокойной ночи. А после того, как она вышла замуж, я несколько недель заходил к ней в комнату, чтобы поговорить, а потом вспоминал, что ее там нет.
– Мы так и не побывали в Греции.
– Так и не побывали, – согласился он.
Интересно, почему она вдруг напряглась. Когда он понял, то невольно открыл глаза в темноте, которая уже была не совсем темной. Он пытался скрыть свое ощущение приближающегося конца, опасаясь, что это может расстроить ее, и все это время она держала то же самое в себе – скрывала это, опасаясь, что мысль о том, что он потеряет ее в небытии, приведет его в ужас. Так и произошло, и его глаза наполнились слезами.
– Я хочу быть с тобой, – сказал он, шокированный тем, насколько постарел его голос.
– Так и будет. Я за этим прослежу. – Она крепко обняла его. – Если Бог существует, то он не разлучит нас только потому, что не дал тебе способности верить в него. Он не так жесток.
Слова жены могли бы его утешить, если бы он не пытался подвергнуть их сомнению, и теперь он жалел, что открыл глаза. Теперь Крейг не мог вернуться в тепло и покой, которые делил с ней, – ему стало интересно, откуда придет их смерть. Несколько часов назад он сказал себе, что с ними ничего не случится, если они будут сидеть спокойно, и теперь он не был в этом так уверен. Небо начинало бледнеть: он мог видеть край склона над ними на дальней стороне дороги. Скоро лунный свет начнет спускаться по этому склону. Он мечтал, чтобы они постепенно слились с темнотой, но теперь было уже слишком поздно. Крейгу хотелось закрыть глаза себе и Вере, но тревога не давала ему воспользоваться тьмой. Что-то бледное и огромное беспокойно шевелилось над склоном.
– Это просто облака, – пробормотал он.
Вера прижалась к нему. Он понял, что это действительно облака, но ему не нравилось, как они двигались, словно свет за ними раздвигал их, как плотный тяжелый занавес. Это всего лишь разрыв в облаках, наползавших на склон, успокаивал он себя. Теперь над хребтом виднелся клочок чистого неба – неба, которое пылало белым пламенем. Почти сразу же свет пролился вниз по склону, кристаллизуя вереск, а затем над хребтом показался лоб огромного черепа.
– Луна, – сказал Крейг.
Конечно, это луна, как бы нетерпеливо она ни взбиралась на небосклон. Ее диск не был полным. На мертвом лице был только один глаз, из-за чего казалось, что луна хитро подмигивает, намекая на то, что у нее есть секрет, которым она собирается поделиться. Лунный свет лился вниз по склону к большому камню через дорогу от Крейга и Веры. Мужчина напряг зрение, чтобы разглядеть облака на луне, отбрасывающие тени, из-за которых склон дрожал и пугающе смещался. Но там не было ни облачка. Пейзаж колыхался, словно простыни на кровати, с которой вставала проснувшаяся луна. Затем луна поднялась над краем склона и наклонилась к нему с неба, ухмыляясь своей рассыпающейся улыбкой.
Крейг так и не понял, пошатнулся ли он, или склон под ним сдвинулся и отбросил его назад, или и то и другое вместе. Он упал в тень, которую отбрасывал камень на дальней стороне дороги. Сначала он не совсем понял, почему Вера так крепко обнимает его, словно ни за что на свете не хочет отпускать, а потом до него дошло, что они летят вниз. От потрясения его сердце чуть не выскочило из груди. Этого не может быть, беззвучно воскликнул он: в темноте за ними была твердая земля. Но сейчас, в лунном свете, там была только пустота.
В отчаянии Крейг ухватился за поросший травой край, но было слишком поздно. Залитый лунным светом пейзаж исчез, и они с Верой погрузились в темноту. Наконец-то его ночной кошмар настиг его и унес Веру с собой. Ощущение пустоты под ним подступило к горлу Крейга и душило его до тех пор, пока он не испугался, что задохнется раньше, чем разобьется о дно. Его тело и сознание съежились от предчувствия удара. Они летели вниз, отчаянно цепляясь друг за друга, их сердца бились так сильно, что он больше не мог различить, где чье. Крейг хотел, чтобы Вера молилась: молилась о том, чтобы к тому времени, когда они достигнут дна, они уже оказались бы вместе далеко-далеко.
Глава шестьдесят четвертая
После того как машина чуть не вылетела с дороги на крутом повороте, Диана заставила себя ехать медленнее. Они уже проехали первый холм. Мунвелл скрылся из виду. Надо как можно скорее добраться до ракетной базы, но нельзя рисковать машиной.
Ее видение не сообщило ей, что должно произойти на ракетной базе. Она видела военных, слепо подчиняющихся невидимой силе, но ей хотелось верить, что их глаза, превратившиеся в миниатюрные копии луны, были лишь метафорой. Что бы ни произошло, оно случится только в полнолуние, сказала она себе. Пока луна не полная, и эта мысль помогла Диане побороть соблазн скрыться от взора ее единственного глаза. Это всего лишь луна, успокаивала она себя, всего лишь лунная ночь над вересковыми пустошами.
Конечно, на самом деле все было гораздо хуже, только сначала она не понимала почему. Когда она въехала на следующий холм, сердце Дианы сжалось от страха того, что скрывается за ним. На вершине машина остановилась – девушка непроизвольно сняла ногу с педали газа. Но их взору не открылось ничего необычного. Вокруг простирались вересковые пустоши, белесые холмы, поросшие травой, тени очерчивали кусты вереска, тускло освещенные кроны деревьев выделялись на фоне неба, как клубы дыма. Все было неподвижно, словно глыбы льда, возможно, это ее и насторожило: мертвенный свет высосал из окружающего пейзажа всю жизнь – Диане казалось, что она едет по поверхности Луны. Хотя в этом случае она не могла бы дышать. Впрочем, и сейчас от напряжения она дышала с трудом.
Луна преследовала их с такой легкостью, что девушке хотелось вдавить педаль газа в пол, чтобы от нее оторваться. На небе показались облака, но это не принесло облегчения. Бледная фигура кралась за облаками, постоянно меняя очертания, высовывая ядовитые щупальца там, где облака были тоньше. Когда луна находила прореху, она выглядывала в нее, словно огромное мертвое лицо, играющее в прятки. Пусть играет, если ей так хочется. Но Диана не могла отделаться от чувства, что чем дольше она размышляла над тем, что задумала лунная тварь, чтобы ей помешать, тем ужаснее будет то, с чем ей предстояло столкнуться. Ей надоело размышлять в тишине.
– Юстас, расскажи нам шутку, – попросила она.
Он взглянул на нее в зеркало заднего вида.
– Ничего хорошего не лезет в голову.
Ник обернулся, его пассажирское сиденье скрипнуло.
– Сейчас даже плохая сгодится.
– Возможно, я знаю только плохие шутки. Но не могу вспомнить ни одну. Не представляю, куда они подевались из моей головы.
– Худшую шутку в жизни я слышал в фильме Лорела и Харди, – с вызовом сказал Ник.
– Это немного жестко. Мало чьи фильмы достигли таких высот.
– Каких высот? Ниже плинтуса? Лорел и Харди находятся в зале суда, где их судят за бродяжничество. И судья у них спрашивает: «Вы понимаете, за что вы на скамье подсудимых?» И один из них отвечает: «Мы не на скамье подсудимых спали, а на обычной скамейке в парке». И это одна из их лучших шуток.
– Это сказал скорее Лорел, чем Харди, – вмешалась Диана. – Я считаю, они в своих фильмах прекрасно передали, как ведут себя дети…
Продолжайте говорить, мысленно взмолилась девушка, и надавила на педаль газа, когда они доехали до следующей вершины.
Небо прояснялось, луна становилась ярче, и пейзаж уже не был полностью неподвижным. Возможно, эти едва уловимые движения на светящихся склонах, которые она замечала слишком поздно, на самом деле были тенью плывущих по небу облаков. Машина мчалась под гору, и Диана время от времени встревала в спор Ника и Юстаса о Лореле и Харди, чтобы отогнать свои смутные страхи. Со стороны ей казалось невыносимо забавным то, что в подобной ситуации они спорят о комическом дуэте, но если бы она рассмеялась, то потеряла бы остатки самообладания.
Дорога изгибалась, они ехали навстречу луне. Последние облака поглотили ее, превратили в бесформенную бледную кляксу, которая кралась по небу и становилась все отчетливее. Облака неумолимо отползали, и Диана едва могла вздохнуть. Неровный край луны выглянул из-за облаков, которые в ужасе отпрянули от него. Прежде чем девушка успела собраться с духом, она оказалась лицом к лицу с луной.