Она видела, как Бабах положил руку на плечо констебля, повел ее в мастерскую возле сарая. Заговорщики. Родственные, блин, души или еще что-нибудь пафосное. В глазах мутилось от слез.
В груди болело. Очень, очень сильно. У него даже были жена и дочь. Сраный, сраный, сраный врун. Она развернулась, изо всех сил пнула кровать. Пальцы свело болью. Ей было плевать. Она метнулась в кухню, стала рыться в ящике, ища термометр для мяса. Нашла, подняла рубашку и стала втыкать острый кончик в мягкий жир живота. Тык, тык, тык. Тык. Кровь сочилась из маленьких ран блестящими алыми капельками. Стекала по поясу брюк. Она любила его. Ненавидела его. Ненавидела Тану за то, что приехала сюда. Ей хотелось убить Тану Ларссон. Убить, убить, убить.
Бабах был тем самым, единственным. Он вытащил ее из сарая, где она спала, он помог ей прийти в себя. Минди все рассчитала — однажды он должен был быть с ней. Однажды у них случился бы секс, если бы Тана не приехала в город. Минди знала: этого еще не произошло, потому что он заботится о ней. Он ждет. Когда она станет старше. Минди, ты слишком молода. Тебе нужен хороший мальчик твоего возраста. Нужно ходить в школу… Слезы стекали по лицу.
ГЛАВА 29
Они сидели в мастерской Бабаха на низких стульях и смотрели друг на друга. Здесь стоял его красный «АэроСтар». Он закрыл дверь, включил обогреватель, загоревшийся теплым оранжевым светом. Снег шлепался на землю, сползая по крыше.
— Мою жену звали Ли, — сказал он и грустно улыбнулся. — Точнее, и теперь зовут, только уже бывшую жену. Дочку — Трейси. Думаю, теперь ей больше нравится, когда ее зовут Грейс. Ей двенадцать. Как я уже сказал, мы не видимся.
Он провел рукой по мокрым волосам, зачесав их наверх, отчего вид у него сделался каким-то ранимым. Улыбнулся пошире и снова стал похож на знакомого Бабаха. Который носил нелепый летный комбинезон времен Второй мировой и управлял таким же старым самолетом. Слушая, Тана изучала его. Он прятался за этой улыбкой и показной бравадой, но она понимала: так делают сломленные люди, а этот человек был явно сломлен.
— Из-за сложности и масштаба операции, связанной с международным терроризмом, правила постоянно менялись. Я заходил все дальше и дальше. И чем глубже погружался, тем больше отрывался от своих, потому что тем больше потерял бы, если бы меня раскрыли. Я все реже бывал дома. Грань между мной настоящим и моей ролью становилась все тоньше. Я отрастил волосы, набивал татуировки, проходил проверки. Я учился выживать в другом мире, обрастал связями.
— Кэм О’Халлоран — твое настоящее имя?
Он пристально посмотрел ей в глаза и какое-то время молчал, потом ответил:
— Отчасти.
Вот дерьмо. Тана встала, прошла мимо маленького вертолета, повернулась к Бабаху.
— Все еще играешь в свои игры, да? Думаешь, ты все еще под прикрытием, но ты уже стал маргиналом. Поэтому ты торгуешь алкоголем, наркотой и чем там еще.
Вот почему она ничего не нашла, когда искала информацию о нем.
— Как тебя зовут на самом деле?
Он сглотнул.
— Дэйв О’Халлоран. Сержант Дэйв О’Халлоран. Поищи в Интернете.
Она смерила его взглядом. Мысли бешено вращались.
— Ты не похож на Дэйва.
Уголок его рта изогнулся в горькой улыбке.
— Ну, зови Бабах. Меня звали Бабахом еще в детстве. Я был неуправляемым ребенком.
Тана вновь села напротив него, наклонилась поближе, руками оперлась о колени. Пристально посмотрела на него.
— А когда тебя подстрелили копы Ванкувера, ты отправился в больницу как кто?
— Стэн Бауэр, участник группировки Ангелы Дьявола.
— И что с тобой случилось, по мнению окружающих?
— Всем сообщили, что я стал овощем, что меня отправили в больницу, где я до конца своих дней буду разъезжать в инвалидном кресле и питаться через трубочку.
— Как ты получил татуировку трезубца? Мне сказали, для этого нужно убить человека.
— Все было продумано. Средней руки драгдилера, который спутался с Ангелами, часа в два дня замочили канадские копы из других соображений, а потом бросили труп в переулке, где я два часа спустя застрелил его снова.
Тана потерла подбородок, пытаясь все это осознать.
— К тому времени Ли завела роман с банкиром по имени Кев Симмс. Когда я узнал об этом, она поставила мне ультиматум: бросить работу под прикрытием и пройти курс лечения от наркозависимости, и тогда она уйдет от Кева, и мы попробуем начать все с чистого листа. Но я не смог. Мне было не до лечения — я считал, что с зависимостью справлюсь и сам, а серьезная сделка может сорваться. Я получил от ФБР и Интерпола несколько конфликтных алмазов[16] из Западной Африки, помеченных в лаборатории ФБР по новой технологии. Должен был встретиться с одним типом из Европы и заплатить ему этими алмазами за перевозку женщин и оружия. Он сказал, что знает, как нелегально провезти необработанные камни. Я четыре года работал под прикрытием, Тана, и если бы явился туда без камней, они почуяли бы неладное. Люди погибли бы, вся эта чертова операция бы рухнула. Так что я попросил Ли подождать. Она ответила: без вариантов, Трейси нужен отец, а Кеву предложили новую работу в Нью-Йорке, и она переезжает вместе с ним. Забрала Трейси и начала новую жизнь.
В его голосе звучала тоска. И боль. Тану резануло как ножом. Ей было так жаль его, потерявшего жену и дочь. Если она что и узнала за всю свою паршивую жизнь, так это то, что с хорошими людьми всегда случается какое-то дерьмо. Они становятся теми, кем не хотели стать.
Она отвела взгляд, опустила глаза — разговор становился слишком интимным.
— Значит… эти конфликтные алмазы должны были выявить путем лабораторного анализа, когда они пошли бы в производство?
— Да. Из Африки камни отправляли на Север, оттуда распространяли по разным местам, заносили в базу. Там их обрабатывали и наносили изображения милых полярных медведей или кленовых листьев.
— И выдавали сертификат о том, что это канадские алмазы?
— Совершенно верно. Стоили они на международном рынке примерно столько же, что и алмазы из конфликтных зон Африки и других стран. Чистые канадские алмазы гораздо выше ценятся в мире преступности и терроризма.
— И что случилось? Что пошло не так при этой сделке?
— Да полная задница, вот что случилось. Подсудное дело. Офицеру из Ванкувера донес один мутный тип, что будет незаконная сделка. Я прибыл один. Мне все было ясно с самого начала. Ванкуверские копы не знали о нашей работе под прикрытием, вот и замутили рейд.
— И твоя оперативная группа не наблюдала?
— Наблюдала, но вмешиваться не собиралась. Это была особо важная операция, и важнее всего было не взять их с поличным, а позволить сделке идти по плану, чтобы помеченные алмазы были направлены в производство и провезены за пределы организации. Мы знали, кто за этим стоит. Мы хотели пойти еще дальше, добраться до синдиката, управлявшего всем процессом. Но проблема в том, что полиция Ванкувера занялась этим вопросом, как раз когда мне передали алмазы. Наших оперативников предупредили, и они понадеялись разрулить ситуацию в последний момент. Завязалась перестрелка. Я попытался вырваться, камни были при мне. И ванкуверские копы, ожидавшие в конце аллеи, меня ранили. Одна пуля попала в плечо. Вторая в голову. Я попал в больницу, две недели пробыл в коме. Потом вернулся в Эдмонтон, где прошел целую кучу терапий. Мой больничный затянулся.
Он потер бровь. В маленьком сарае было тепло. Здесь они укрылись от всего мира.
— После этого жизнь Ангелов в Ванкувере закончилась — мы кое-как отбились от обвинений во всех смертных грехах, включая торговлю людьми. Двух дилеров из Европы убили в перестрелке. Но хуже всего то, что после стольких лет и усилий мы не продвинулись ни на шаг ближе к синдикату и к тому, кто за ним стоял. Он оборвал все связи с ванкуверскими группировками, сжег все мосты, затаился. Мы так никогда и не выяснили, кто поставлял конфликтные алмазы на северо-западные территории.
— А откуда этот мутный тип узнал, что будет незаконная сделка?
— Без понятия. Его потом нашли на Беррард-стрит под наркотой. Может, среди Ангелов завелась крыса, а может, кто-то туда внедрился. Мне сказал один парень из Ангелов: одним из самых ценных активов в преступном бизнесе — полицейские. Он сказал, конспирация работает в обе стороны. Я тогда подумал, он меня проверяет. Но, возможно, он имел в виду кого-то высокопоставленного из КККП. Было бы логично, если бы к Ангелам кто-то внедрился. Тогда стало бы понятно, почему алмазы спокойно поставлялись на северо-западные территории и полиция закрывала на это глаза.
Тана внимательно всмотрелась в лицо О’Халлорана — и поверила. Да, может быть, он был социопатом или гениальным лгуном — при такой работе приходится стать и тем и другим, иначе не выжить. Пути назад нет.
— И поэтому, потому что ты, как ты говоришь, просрал свою жизнь, ты решил, что у тебя есть право вмешиваться в мою?
Он глубоко выдохнул и отвел глаза. Тана поняла — он рассказал ей не все.
— Что? — спросила она. — Что ты от меня скрываешь?
Он снова повернулся к ней.
— Когда Ли и Грейси оставили меня, я связался с ночной бабочкой, которая навела меня на нескольких Ангелов. Мы оба сидели на героине. — Он сглотнул. — Ее звали Лара. Она была хорошей девчонкой, Тана. Ей тяжело пришлось в жизни — иначе она не оказалась бы на улице. И вот когда ты попадаешь в тупик. Вот в чем дело. Работая под прикрытием, ты начинаешь видеть в этих существах людей. Да, они на стороне зла, но… как они туда попали? Ни один маленький мальчик, сидя у папы на коленях, не говорит: когда я вырасту, стану наркодилером. Хочу колоться сам и сажать на это других. Ни одна трехлетняя девочка не скажет маме: я хочу быть проституткой.
Тана сглотнула.
— Не знаю, — сказал он. — Может, я хотел защитить ее от нее самой. Забрать у Ангелов, сделав моей… — Он осекся, закашлялся. — Но пришло время проверки, и главарь взял меня с собой на встречу с тем, кто его подставил. Лара поехала со мной. Он всучил мне пистолет, велел пристрелить того парня. Я был копом. Я попытался отмазаться. Он не дал мне шанса. Он вынул из кобуры еще один пистолет и вышиб Ларе мозги.