— Почему вы придумали такое чудовище? — внезапно спросил Бабах.
— Ха! — ответил Спатт. — Это обычный прием рассказов о «сердце тьмы» — миф о том, что если путешественник отправится туда, где правит дикость, если забредет слишком далеко, слишком глубоко, его коснется то, что не подвластно цивилизации. Вернувшись оттуда, он изменится — в нем поселится та самая дикость. Он и сам станет Зверем. Довольно известная метафора, которую можно представить по-разному. Ее черты заметны в любой жуткой легенде. Тебя кусает вампир, и ты становишься вампиром. Тебя заражает зомби, и ты становишься зомби. Все это отражают юнгианские представления о человеческой душе, о том, где на самом деле правит тьма, в которой скрываются ваши чудовища.
Отставив в сторону стакан, Тана думала о Бабахе, о том, как он погрузился в мрачный мир преступности и вернулся, изменившись, приобретя черты этого мира.
— Спасибо за увлекательный разговор и прекрасный ужин, — сказала она, сложив салфетку и сунув под тарелку. — Если не возражаете, я пойду спать.
Она поднялась на ноги, но голова внезапно закружилась, и пришлось ухватиться за спинку стула, чтобы не упасть. Штурманн-Тейлор резко поднялся вслед за ней.
— И вам спасибо за отличную компанию, констебль. Дворецкий отведет вас в спальню, — он взглянул на Бабаха. — Я распорядился, чтобы вам отвели соседние номера.
Бабах спокойно выдержал взгляд Штурманн-Тейлора. Его проверяли на прочность. Он молча кивнул.
Нервное напряжение сопровождало Тану по пути из зала по коридору. «Дворецкий» указывал путь, двигаясь молчаливой тенью среди каменных стен. Рядом с ним ей никак не удалось бы проскользнуть в прихожую.
Если она хочет взглянуть на ботинки Спатта, придется спросить самого Спатта.
ГЛАВА 35
Шел третий час ночи, когда Бабах наконец вошел в свой номер. Голова чуть кружилась от выпитого. Он закрыл за собой дверь, включил свет и чуть не подпрыгнул, увидев, что у его кровати стоит Тана в лосинах, стеганой куртке и носках. Волосы спадали ей на плечи, лицо было призрачно-белым.
— Что за…
— У тебя удивительно трезвый вид для того, кто всю ночь пил с мальчиками, — сказала она.
Бабах стянул фланелевую куртку, набросил на стул.
— Хочешь рассказать о том, что тебя тревожит? Что ты увидела на фото Спатта? — Он сел на кровать, стал снимать обувь. Он был разбит. Нужно было постараться, чтобы сохранить лицо перед Штурманн-Тейлором, поэтому он не уступая ему в выпивке.
Тана пропустила вопрос мимо ушей.
— Я почитала роман Спатта. Кто-то в самом деле действует по сценарию книги. Здесь всё. Отметины когтей, вырванные сердца, глаза. Оторванные головы. Кто-то делает это по меньшей мере четыре года. Может быть, сам Спатт. На одной из фотографий на нем ботинки «Баффин-Арктик». Нужно посмотреть на его обувь, выяснить размер.
— Мне кажется, девятый. Что сказал Чарли?
Она не сразу ответила.
— Сказал, что Аподаку, Санджита, Смитерс и Новак убили не дикие животные.
Бабах поднял глаза.
— Он уверен: животные пришли уже потом. До этого там побывало нечто иное.
— Нечто?
Она провела рукой по волосам.
— Чарли верит, что здесь в самом деле обитает дух, или зверь, или чудовище. Он разозлился, что Спатт украл местную легенду и поместил в книгу.
Бабах наконец стянул ботинки, бросил на пол.
— Как думаешь, Чарли способен на убийство?
— Не знаю. Он для меня загадка.
— А Спатт? Есть в нем что-то такое?
— Я никогда раньше с подобным не сталкивалась, поэтому даже не знаю. Он странный. Определенно испытывает интерес к насилию, к тому, что я взялась читать его роман в связи с возможным убийством, — возможно, он именно этого и хочет. Внимания. Сенсации. Вновь заинтриговать всех своим бестселлером. Так у него появится возможность. Ты сам видел: он чуть не кончил, когда услышал, что мы — что я расследую убийство.
Он прижал палец к губам, запоминая, что они здесь не одни и этот разговор могут услышать. Она тяжело вздохнула, явно недовольная.
— Садись, — сказал он, указывая на кровать. Она сконфузилась. — Эй, я же не кусаюсь, я просто…
— Хочешь потише. Да я понимаю. — Она нехотя села рядом, и он уловил запах ее шампуня. Прекрасный запах. Он взглянул на ее ноги — плотно прилегающие лосины хорошо подчеркивали их форму. Из полурасстегнутой куртки виднелся округлый живот. Его бросило в жар, пульс участился. Он слишком много выпил и уже не мог держать себя в руках; сильное, внезапное влечение пронзило все его существо. Он отвел глаза в сторону, постарался взять себя в руки. Потом тихо сказал:
— Судя по тому, что сказал Штурманн-Тейлор о мастерской таксидермии, у Спатта есть туда доступ. В ночь, когда отравили твоих собак, прикололи олений глаз к двери и обрезали кабели, он был в городе с Ван Бликом. Но тебя беспокоит что-то еще, Тана. Ты что-то увидела на том фото. Ты вся побледнела, голос изменился. Что там было?
Какое-то время она рассматривала свои руки, думая, сказать ему или нет. Потом глубоко вздохнула и пробормотала:
— Отец моего ребенка. Он был на фото в долине Нехако вместе с Штурманн-Тейлором, Спаттом, Ван Бликом, Бландтом и Макалистер.
Бабах был поражен. Пристально вгляделся в ее профиль, потому что она не хотела смотреть ему в глаза.
— Кто он, Тана?
Она наконец нашла в себе силы посмотреть на него, и при виде того, какая борьба написана на ее лице, у него сжалось сердце.
— Каттер, — ответила она. — Старший сержант Гарт Каттер.
Бабах изумленно уставился на нее.
— Господи, — пробормотал он. — Старший сержант? Девочка, ты знаешь, кого подцепить.
Спрыгнув с кровати, она метнулась к выходу.
— Тана, я не имел в виду…
Она круто повернулась.
— Что ты имел в виду?
— Он… Я знаю его имя, и не более того. Он большая шишка в дивизии «Джи». — Теперь Бабах ясно видел, почему ей нужно было уехать из Йеллоунайфа, почему она так боялась не удержаться на этой работе. Почему она считала, что ее хотят убрать. Ее растущий живот был бомбой замедленного действия для женатого, уважаемого и полного больших амбиций старшего сержанта. Бабах знал этого человека, потому что одно время наблюдал, что происходит в Йеллоунайфе, как дела с алмазами, с организованной преступностью. Каттер был одним из главных организаторов, планировавших создать филиал КККП, который занимался бы исключительно торговлей алмазами. К тому же он был искусным политиком, стремительными шагами идущим к повышению. Кровь застыла в жилах Бабаха, до него внезапно дошло: старший сержант Гарт Каттер, занимавшийся алмазами, был определенно связан с Штурманн-Тейлором и ребятами из ВестМина.
Бабах резко выпрямился.
— Тана, — произнес он медленно и тихо, — похоже, ты нашла недостающий кусок пазла.
— Что?
— Помнишь, что я тебе говорил? О чуваке из Ангелов, который сказал, что самая большая ценность для них, не считая чистых алмазов, — «свой» коп, и чем выше рангом, тем лучше?
Она не отрываясь смотрела на него.
Повисла тишина.
Он слышал шум ветра снаружи, чувствовал, как снег клоками валит в окна лагеря, засыпает их.
— И? Ты думаешь, это Каттер?
Он поднялся и подошел к ней. Взял ее лицо в ладони.
— Я думаю, Тана, ты дала мне наводку. Думаю, дальше пазл начнет складываться сам собой.
— Но если Штурманн-Тейлор и впрямь тот, за кого ты его принимаешь, и если Каттер связан с незаконной деятельностью, зачем они стали бы вместе фотографироваться?
— Может, они и не собирались. Может, кто-то просто заснял их, и так вышло, что фото оказалось в кармане Спатта. На фото в библиотеке ведь не было Каттера, верно?
Она тяжело вздохнула.
— Подумай об этом, Тана. Если кто-то типа Каттера засыпался и понял, что с работой под прикрытием в Ванкувере покончено, и химически помеченные алмазы могут навести на него проект «Протея», так не лучше ли ему слить всех остальных и смыться, чтоб спасти свою задницу? — Бабах почувствовал, как кровь начинает вскипать в жилах. — Может, Каттер и ответит за все это дерьмо и за то, что меня ранили в голову.
— Объясни мне вот что, — попросила Тана. — Если за всем этим сраным алмазным синдикатом стоит Штурманн-Тейлор, почему он не распознал в тебе копа под прикрытием?
— Как я уже говорил, никто из синдиката не хочет действовать напрямую. Каждый шаг жестко контролируется по служебной необходимости, чтобы все были под надежной защитой. Возможно, Штурманн-Тейлор узнал через Каттера, что в Ванкувере должна развернуться операция под прикрытием, но не узнал, кто туда вовлечен. До меня трудно было докопаться. Я много лет состоял в Ангелах Дьявола, мои намерения и цели были очевидны. Даже Каттер не знал, кто я такой на самом деле. Знали только те, кто мной управлял. А для всех остальных Стэн Бауэр или мертв, или лежит в больнице в состоянии овоща.
— И все равно это не доказательство.
— Да пойми же ты, это явная наводка! Если Штурманн-Тейлор возглавляет нелегальный синдикат, дружба с копом из Йеллоунайфа, контролирующим поставки алмазов, выдает его с головой.
Тана рухнула на кровать, впилась ногтями в лицо.
— Если бы мы не стали работать вместе, Тана, я бы в жизни этого не выяснил.
Она подняла на него глаза, блестевшие от слез.
— Этот урод — отец моего ребенка, Бабах.
Он сел рядом, взял ее ладони в свои.
— Мне так жаль…
Она покачала головой.
— Я не знаю, что сказать, что подумать. Я, конечно, не против, чтоб ты прибил его гвоздями к стене, но… сейчас я пытаюсь понять, почему меня сюда отправили, — она посмотрела ему в глаза. — Отец моего ребенка на фото стоит рядом с Ван Бликом, который, как ты говоришь, киллер и в Африке управлял небольшими армиями. С ними Штурманн-Тейлор, возможный глава огромного интернационального синдиката, провозящего конфликтные алмазы на территории северо-запада, и Бландт, который хочет открыть одну из самых больших на этих территориях шахт, и Спатт, чокнутый писатель, возможно серийный убийца. Может, Каттер хотел, чтобы я оказалась тут, потому что мне в жизни не разнюхать, что задумали ВестМин и Штурманн-Тейлор. Или… меня ожидает якобы случайная гибель прежде, чем родится ребенок, — потому что как Каттер может быть уверен, что я не использую все это против него? Он мыслит политически. У него большие амбиции. Он метит туда, где информация об интимной связи с подчиненной и о незаконнорожденном ребенке может сильно ему навредить. Я могу разрушить его карьеру. Его семью… — Она высвободила руки из ладоней Бабаха. — Это объясняет, почему они не торопятся выслать мне подкрепление. Куда лучше для них, если я и ребенок погибнем. Может, нас убьет Ван Блик.