. Турагул Ибрагимов описывал подобные же лишения, сообщая, что его сослали в Сыр-Дарьинский округ, находящийся на расстоянии более тысячи километров от его родного Семипалатинского округа. В Сыр-Дарьинском округе у него не было никаких средств, чтобы прокормить себя и свою семью. Дело Ибрагимова пересмотрено не было, и в 1934 году он умер в Чимкенте, куда был сослан459.
Партийные документы этой поры в подробностях фиксируют разрушение старого образа жизни в результате грабежей со стороны активистов. Серия телеграмм Нурмакова и Ерназарова сообщает о многочисленных примерах конфискации таких «предметов домашнего обихода», как «ковры», «платье» и «белье»460. Распоряжение конфисковать и передать в Центральный государственный музей республики такие предметы, как «старинные арабские и персидские рукописи», «родовые списки» и «золотая и серебряная посуда»461, красноречиво свидетельствует о последствиях кампании для казахской наследственной элиты. Хотя значительная часть экспроприированного скота предназначалась колхозам, многие активисты попросту захватили самых лучших животных для себя. Случалось и так, вспоминал Шаяхметов, что активисты собирали скот и загоняли его в загоны. Там животные и оставались – по большому счету забытые, без укрытия и еды. С началом зимы эти животные, бывшие основой самого образа жизни кочевников-казахов, начали массово дохнуть, и чиновники, стремясь избежать эпидемий, заставляли местных хоронить гниющие трупы462.
Некоторые казахи боролись, стремясь избежать конфискации. Они распределяли свой скот между родственниками, продавали его или забивали. В определенных случаях родственники или сторонники тех, чье хозяйство было конфисковано, мстили активистам, и некоторые из тех, кто «обнаружил» бая, заплатили за это своими жизнями463. Но все же самым обычным ответом на конфискацию стало бегство – стратегия, которую кочевники не раз применяли в прошлом при неблагоприятных политических или климатических изменениях. Казахи бежали в Киргизию, Сибирь или, через границу, в Китай464. Хотя в конце 1927 года московское руководство начало создание новой системы внутренних границ в республике, добиться их соблюдения было сложно. Казахи часто бежали из одного округа в другой, чтобы уйти от конфискации465. Даже после ареста многие записанные как баи, когда их пытались доставить к месту ссылки, скрылись, исчезнув в песках у озера Балхаш466.
Подводя в письме к ЦК итоги конфискационной кампании, Голощёкин утверждал, что «середняк в ауле стал центральной фигурой»467. Партия прославляла эту кампанию как важнейший этап в формировании казахского чиновничества: «Вся тяжесть работ по конфискации пала, преимущественно, на плечи казахской части организации. Уполномоченные, агитаторы комиссии целиком вербовались из казахов-коммунистов»468. Впрочем, Голощёкин признавал, что кампания не была лишена недостатков; в первую очередь она не смогла достичь намеченных цифр конфискации: «Характер самого объекта конфискации – скот, легко передвигающийся, легко распыляемый, легко реализуемый на базарах и рынках»469. Он сообщал, что партия конфисковала 144 474 головы скота, выполнив план (225 972 головы скота) всего на 64%470.
Партийные документы позволяют получить представление о людях, которых арестовали в качестве баев. Из 696 экспроприированных баев 73% были классифицированы как «полукочевые», примерно 18% были «оседлыми» и 8% – «кочевыми»471. Из двенадцати административных единиц, прошедших через конфискацию, наибольшее число баев было обнаружено в Сыр-Дарьинском (106 человек), Алма-Атинском (82) и Уральском (66) округах472. По официальной статистике, арестованные баи принадлежали к следующим категориям: царские чиновники и потомки ханов (245 человек), аксакалы и бии (76), муллы и религиозные деятели (8), бывшие участники и функционеры Алаш-Орды (44). Остальные баи (323 человека) классифицировались как «крупные скотоводы», являвшиеся «антисоветскими элементами в ауле»473.
Эти статистические данные наглядно показывают, какие изменения происходили в казахском обществе после конфискации. Хотя Алаш-Орда пользовалась поддержкой в разных казахских племенах, наиболее крепкими ее позиции были среди образованных казахов из племени аргынов (арғын) Среднего жуза474. Таким образом, атака на Алаш-Орду привела к сильнейшему сокращению числа аргынов в верхних эшелонах партии. Большинство «бывших царских чиновников и потомков ханов», вероятно, принадлежали к наследственной элите «белой кости», и кампания нанесла поистине сокрушительный удар по этой части казахского общества. Куда меньше, по-видимому, пострадала религиозная элита, из которой, судя по всему, было арестовано всего восемь человек. Самой многочисленной категорией арестованных были «баи – крупные скотоводы». Этот факт в сочетании с общим числом конфискованного скота (указанным как 144 474 головы) свидетельствует о серьезнейших последствиях кампании для кочевого образа жизни казахов. Если принять во внимание, что в ходе кампании было выявлено 696 баев, общее число депортированных, включавшее членов байских «хозяйств», могло превышать 10 тысяч человек.
Вместе с тем важно отметить, что некоторые люди, принадлежавшие к группам, обозначенным властями как мишени кампании, не были тогда арестованы. Санджар Асфендиаров (Санжар Аспандияров), торе, продолжал работать ректором Казахского педагогического института и затем директором Казахского медицинского института (ныне – Казахский национальный медицинский университет им. С.Д. Асфендиярова)475. Мухтар Ауэзов, которому предстояло стать самым знаменитым писателем Советского Казахстана, был арестован лишь в 1930 году, несмотря на алашординское прошлое и, по некоторым данным, принадлежность к ходжам476. В письме к Голощёкину, написанном после ареста Ауэзова в 1930 году, представители ОГПУ утверждали, что арестованный, прежде «определенно выражавший» «свою буржуазно-националистическую идеологию», начал от нее отказываться. Исходя из этой перемены, а также из «отсутствия казакских литературных кадров», они рекомендовали освободить Ауэзова из заключения и позволить ему учебу в Среднеазиатском государственном университете (САГУ) им. В.И. Ленина в Ташкенте477. В 1932 году Ауэзов был освобожден и начал свою выдающуюся литературную карьеру478.
Бывало и так, что те, кто проводил кампанию, сами принадлежали к группам, против которых она официально была направлена. Карим Токтабаев (Кәрім Тоқтабаев), в прошлом член руководящего комитета Алаш-Орды в Тургайской области, стал членом комиссии крайкома по конфискации байских хозяйств, контролировавшей общие показатели кампании и выступавшей арбитром в дискуссиях о судьбе того или иного индивида. Кроме того, он являлся уполномоченным крайкома по конфискации в Семипалатинском округе, где имела место масштабная атака партии на Алаш-Орду. В последующие годы Токтабаев продолжал служить на важнейших постах в республиканской бюрократии. С 1929 по 1931 год он был наркомом земледелия Казахстана, а с 1931 по 1933 год – председателем постоянного представительства Казахской ССР при ВЦИК в Москве. Осенью 1933 года он был арестован и умер в ссылке в Воронеже в 1936 году479. Как показывают примеры Токтабаева, Ауэзова и Асфендиарова, хотя ради нужд власти категорию «бай» можно было расширить, точно так же ее можно было – в случае политической необходимости – и сузить480.
В своем влиятельном труде «Благими намерениями государства» ученый Джеймс К. Скотт исследовал неудачи некоторых государственных проектов по переустройству общества, включая и коллективизацию в РСФСР. Он подчеркнул, что местные практические навыки, savoir faire, могли бы позволить исправить ошибки авторитарного государственного планирования, того, что он назвал «высоким модернизмом»481. Однако пример Малого Октября в Казахстане как будто противоречит выводам Скотта по поводу авторитарного государственного планирования. Сама конструкция этого государственного проекта по переустройству общества была нацелена не на отталкивание, а на привлечение и поощрение местных участников. ЦК и ОГПУ наметили общие контуры программы (общее число байских хозяйств, подлежащих конфискации, и их административное распределение), но осуществление важнейших сторон этой программы было поручено самим казахам. Как показала эта глава, участие казахов стало главным фактором, определившим и характер кампании (кого она затронула, а кого – нет), и размах насилия. В данном случае местные ноу-хау не смягчили ошибок авторитарного государственного планирования, а скорее лишь усугубили кризис. В результате конфискационной кампании казахское общество начало разрушаться изнутри.
С точки зрения московского руководства, многие результаты Малого Октября можно было считать успешными. В результате кампании в казахском обществе произошла частичная социальная революция, нейтрализовавшая сопротивление таких «врагов», как алашординцы и «белая кость», ханы, султаны и торе. Ряды советской бюрократии начали пополняться «черной костью» – в противовес царскому времени, когда казахи, взаимодействовавшие с властью, обычно принадлежали к «белой кости». Вовлеченность казахских уполномоченных в кампанию по конфискации сделала их участниками и выгодополучателями государственных программ. Эта кампания позволила руководству начать создание местных партийных и бюрократических органов, необходимых для проведения коллективизации.