Голодная степь: Голод, насилие и создание Советского Казахстана — страница 49 из 61

868.

Последний этап казахского голода характеризовался общественным кризисом – появлением более миллиона голодающих беженцев-казахов, перемещавшихся как по республике, так и за ее пределами, – а также полным коллапсом экономики Казахстана. На этом этапе причины голода и средства борьбы с голодом переплелись друг с другом. Москва ответила на кризис беженцев новыми репрессивными мерами, еще более усугубившими бедственное положение голодающих. В то же время союзный центр не принял никаких мер, чтобы остановить сокращение поголовья скота, и с 1931 по 1933 год численность стад продолжала падать. Более четверти населения Казахстана умерло за время голода, и рабочих рук стало недоставать. Зéмли Голодной степи опустели и колхозы закрылись, потому что некому было работать. Союзному центру мнилось, что оседание кочевников на землю и коллективизация позволят увеличить производительность животноводства. Но вместо этого правительственные меры привели к тотальному экономическому коллапсу Казахстана.

Лишь в 1934 году московское руководство сумело переломить эту тенденцию. В своем новом обличье программа оседания на землю стала средством преодоления экономического кризиса в республике и обозначила масштабную перегруппировку населения Казахстана. Теперь казахи были коллективизированы, пусть даже большинство из них жило в колхозах самой простой разновидности, ТОЗах, а не в огромных совхозах, как некогда планировало союзное руководство. Кризис беженцев способствовал закреплению дискурса национальности на местном уровне, и казахи начали думать о «Казахстане» как о территории. Однако долгое и мучительное выздоровление казахов от ран, нанесенных им голодом, лишь началось. Этот процесс будет рассмотрен в заключении и эпилоге.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Последующие несколько лет явились для Казахстана временем долгого и мучительного восстановления. Многие из выживших описывали травматические ощущения: Ибрагим Хисамутдинов, переживший голод в детстве, видел умирающих на улицах казахов, когда шел в школу. Более пятидесяти лет спустя он вспоминал: «В ушах до сих пор слышится отчаянный вопль погибающих и взывающих о помощи людей»869. Другие, когда окончился голод, начали отчаянные поиски членов семьи, потерянных в годы бедствия. Сэден Малимулы, с которым мы встретились в главе 6, оказался в детском доме после смерти своих родителей. Через несколько лет его старший брат, попавший во время голода в заключение, вышел на волю. В 1937 году, спустя четыре года после окончания голода, братья наконец нашли друг друга, и старший забрал младшего из детдома870. Другим повезло меньше: на глазах Давитбека Нуртазина (Дәвитбек Нұртазин), впоследствии мужа мемуаристки Нурзии Кажибаевой, умерли от голода все его родные, а сам он вырос в детдоме871. Подобная судьба выпала на долю многих молодых казахов – после голода население детских домов многократно увеличилось. В большинстве детдомов говорили в первую очередь по-русски, что сыграло важнейшую роль в жизни казахских детей, которые выросли в детдомах.

Проект советской модернизации смог достичь далеко не всех своих целей. Коллективизация привела к экономической и гуманитарной катастрофе во всех уголках Советского Союза, но нигде ее последствия не были столь разрушительны, как в Казахстане. Из-за голода республика потеряла около полутора миллионов человек – четверть своего населения – и ее заводы и колхозы столкнулись с серьезной нехваткой рабочей силы. Казахстан, прежде игравший роль главной базы скотоводства в Советском Союзе, потерял за время голода 90% своих стад872. Поголовье овец и крупного рогатого скота достигло докризисного уровня лишь в 1960-е годы873, а численность верблюдов так и не восстановилась. В 1933 году, после того как объявили о завершении первой пятилетки, в республике не было самых базовых объектов инфраструктуры: отсутствовала прямая телеграфная связь между Москвой и Алма-Атой, как и между Алма-Атой и многими областными центрами874. В самой Алма-Ате не было электричества и приходилось пользоваться керосиновыми лампами875. Но некоторых целей правительство вполне достигло. Кочевое скотоводство перестало существовать как экономическая система. Коллективизация многократно повысила уровень интеграции казахов в партийно-государственные учреждения. Стержневым элементом казахской идентичности стала национальность. Однако то, как проходила трансформация Казахстана в эти годы, должно заставить нас посмотреть другими глазами на тот самый «скачок» в государственном развитии Советского Союза и наращивании его мобилизационного потенциала, благодаря которому еще недавно в основном аграрная страна превратилась в державу, победившую нацистскую Германию, и начала соперничать с Соединенными Штатами за власть над миром876. Скачок этот был очень неровным, и в Казахстане многое выглядело иначе, чем в некоторых западных частях СССР.

Показателем проблем, с которыми советская власть столкнулась в попытках трансформировать засушливую казахскую степь, стало то, что в октябре 1932 года ведущие московские руководители задались вопросом, не являются ли сезонные миграции наилучшим способом выпаса казахских стад. Эти мысли решительно шли вразрез с прежним подходом, предполагавшим создание громадных и неподвижных совхозов. В письме к Сталину Рыскулов выражал сомнение, правильно ли было сосредотачиваться на поиске корма для находящегося в стойле скота, когда республика располагает «огромными естественными пастбищными богатствами» для пропитания животных. Если бы партия обратила внимание на «климатические и природные особенности в Казахстане», говорил Рыскулов, эти пастбища позволили бы увеличить количество скота в республике. Он приводил в пример сезонные изменения на юге Казахстана: в зимние месяцы скот прекрасно чувствует себя в низинах, но летом эти же самые пастбища становятся непереносимо жаркими. Трава, которой питаются животные, не выдерживает жары, а сами животные страдают от укусов насекомых. Рыскулов отмечал, что если перегонять скот на горные пастбища летом, а затем, в зимние месяцы, возвращаться с ним в низины, это позволит эффективно использовать особенности климата республики877.

После голода действительно стали прибегать к сезонным миграциям как к средству выпаса скота. В годы Второй мировой войны московское руководство эвакуировало значительное количество скота из прифронтовой полосы в степь, и колхозники пасли этих животных, используя старинные казахские маршруты миграций878. В 1950-е годы в некоторых частях республики партия взяла на вооружение «отгонное хозяйство», что позволило увеличить стада. Отказавшись от прежнего упора на строительство постоянного жилья «европейского типа», партия теперь восхваляла юрты как лучший вид жилища, самый подходящий для некоторых областей Степи879. Пастухи по-прежнему осуществляли сезонные миграции верхом, но теперь власть оказывала им техническую поддержку, предоставляя трактора для перевозки более тяжелых грузов, а также грузовики, снабжавшие пищей отдаленные регионы. Чтобы наилучшим образом задействовать ландшафт, пастухи иногда пересекали границы, используя пастбища в Киргизии или Узбекистане880.

Но все это не было возрождением кочевого скотоводства. Речь шла скорее об окончательной его профанации. Практики кочевой жизни получили новые, идеологически выдержанные имена: руководители сезонных миграций, прежде аксакалы, звались теперь «специалистами», а кочевые лагеря, прежде аулы, стали «бригадами»881. Число казахов, задействованных в сезонных миграциях, тоже было невелико – видимо, не более 100 тысяч человек882. Большинство казахов, переживших голод, обнаружили, что их прежний образ жизни полностью уничтожен. Тёкен Бекмагамбетов (Төкен Бекмағамбетов), покинувший родной аул и ставший свидетелем смерти отца и бабушки от голода, вернулся домой и обнаружил, что его аул пуст. Берега реки были усеяны человеческими костями, а покинутые юрты начали гнить883. Сельская местность лежала в руинах, и некоторые казахи бежали в город, тем самым способствуя быстрому росту урбанизации в республике884.

Особенно страшный удар пришелся на Центральный Казахстан, включавший в себя Голодную степь. В декабре 1933 года Мирзоян писал Сталину: «Когда-то Центральный Казахстан был основным местом казахского скотоводства, но теперь этот район, в силу малочисленности населения и отсутствия скота, пришел в упадок и [его ресурсы] не используются»885. Хотя подсчет числа жертв казахского голода до сих пор ждет своего полного демографического исследования (в отличие от украинского голода, пока еще не было попыток всеобъемлющего изучения смертности в ходе казахского бедствия на областном или районном уровне), тем не менее вероятно, что самым пострадавшим был именно этот регион, где издавна пасли свои стада казахи Среднего жуза886. Казахи, пережившие голод в других частях республики, вспоминают толпы беженцев, приходивших из Центрального Казахстана. Эти беженцы были обнищавшими до крайности, и некоторых из них издевательски называли людоедами