Прибытие Голощёкина в Кзыл-Орду стало большим событием для работавших там большевиков. Украинец Михаил Ряднин, которому предстояло тесное сотрудничество с Голощёкиным в роли его личного секретаря, вспоминал: «Немногое мы тогда знали о Ф.И. Голощёкине, но и то, что было известно, внушало к нему какое-то особое уважение». По словам Ряднина, они слышали об участии Голощёкина в революции 1905 года, о его близких отношениях с такими знаменитыми революционерами, как Яков Свердлов и Сталин, о его роли в расстреле царя Николая II и его семьи. Самого Голощёкина Ряднин описал так: «Это был довольно крепко сложенный, хотя и поседевший уже мужчина лет 50, живой и необычайно подвижный; его голубые выразительные глаза, казалось, всюду поспевают и всё подмечают; задумываясь, он то и дело поглаживал свою острую бородку всей горстью левой руки»[251].
В Кзыл-Орду Голощёкин прибыл с впечатляющим революционным послужным списком. Он стал членом РСДРП в 1903 году. После того как партия раскололась, он присоединился к большевикам, вступив в их ряды тогда, когда они были небольшой подпольной организацией, только мечтающей о революции. После неожиданного захвата власти большевиками в октябре 1917 года численность партии выросла многократно: в неё ринулись как идеалисты, так и оппортунисты. Старые большевики, те, кто, как Голощёкин, вступили в партию ещё до революции, стали в масштабах партии ничтожным меньшинством, но их почитали за то, как рано они ступили на революционный путь.
Голощёкин выучился на зубного техника, однако в 1903 году оставил эту профессию и присоединился к большевикам. Его ранняя революционная карьера была яркой: он, как уже говорилось, участвовал в революции 1905 года, а в 1909-м был арестован и сослан в Нарымский край. Из места ссылки Голощёкин бежал и вернулся в Москву. В январе 1912 года он поехал за границу, на Пражскую конференцию, где был включён в ЦК партии большевиков. По возвращении в Россию снова был арестован и сослан, на этот раз в Тобольскую губернию. В 1913 году вновь бежал из заключения, после чего был арестован и сослан в третий раз, теперь в Туруханский край, где ему улыбнулась фортуна: в 1917 году династия Романовых пала, и Голощёкин был освобождён.
Время, проведённое в ссылке, укрепило связи Голощёкина с радикальными кругами. Он был сослан в Нарымский край вместе с несколькими другими большевиками, в том числе со Свердловым и Бертой Перельман. Голощёкин влюбился в Берту, швею, которая, подобно ему, примкнула к большевикам в 1903 году. Они поженились и оставались вместе до самой смерти Берты в 1918 году[252]. Кроме того, Голощёкин тесно подружился со Свердловым, которому предстояло стать одним из главных организаторов Октябрьского переворота 1917 года. Но окончательно в историю партии Голощёкин вошёл в годы Гражданской войны. В июне 1918 года Ленин приказал убить царя Николая II и его семью. Голощёкин, на тот момент комиссар Уральского военного округа, съездил в Москву за их смертными приговорами. Затем вернулся в Екатеринбург, где, как рассказывают, он, Свердлов и узкий круг других партийных деятелей участвовали в организации казни царя и его семьи[253]. После окончания Гражданской войны Голощёкин занимал ряд важных партийных должностей: был одним из членов партийной комиссии, которой было поручено наблюдение за Туркестаном, а затем стал председателем Самарского губернского Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов (1922–1925).
Голощёкин считал, что оказался в непростом положении, и в 1926 году рассказал о связанных с ним трудностях в письме, которое отправил в Москву, члену Политбюро Вячеславу Молотову. Голощёкин писал, что реальная власть в республике принадлежит казахским «эксплуататорам», известным как баи: «Совет фиктивен. Действительная власть в руках аткаментов и лично Председателя Совета, которые являются агентами и ставленниками бая. Бай господствует и подчиняет всех вплоть до коммунистов в ауле (впрочем[,] связь бая распространяется дальше[,] до ответработников губерний и даже краевых)». В целом, заключал Голощёкин, в республике никто особенно не пытался ввести советскую власть. «Беззаконие, произвол, взятка, хищение и укрывательство (особенно в южных губерниях) господствуют вовсю». Как он сообщал, русское население, хотя и «заражено шовинизмом» по отношению к местному казахскому населению, может считаться не худшим, чем в РСФСР, а вот в кочевом лагере казахов, в ауле, всё обстоит иначе: «Аульный коммунист технически и политически безграмотен; членских взносов не платит; партийных обязанностей не несёт. Группируется по родовому принципу и больше всего слушается бая и главаря группы, никто его не воспитывает, не организовывает»[254]. По оценке Голощёкина, партия едва проникла в кочевую жизнь и с точки зрения социалистического развития казахи существенно отставали от русского меньшинства республики.
На Пятой краевой партийной конференции, прошедшей всего за несколько месяцев до красноречивого письма Молотову, Голощёкин выдвинул новые лозунги с целью преобразования Казахстана. В рамках политики очерёдности казахи, титульная национальность республики, получали приоритет в наделении землёй. Представители других национальностей должны были наделяться землёй в соответствии с временем прибытия в Степь: приоритет получали те, кто прибыл до 1918 года. А поселенцев, приехавших в Казахстан после 1925 года, Голощёкин лишил прав на получение земли — таким образом он пытался остановить нелегальную колонизацию Степи[255]. Заявив, что «Октябрь миновал аул», то есть кочевникам Казахстана ещё только предстоит пережить Октябрьскую революцию, Голощёкин провозгласил «советизацию аула»[256]. Эта кампания была посвящена инициативам по внедрению партийности в саму ткань кочевой жизни: предусматривалось создание местных учреждений — Советов, милицейских подразделений и районных судов, а также таких населённых пунктов, как «административные аулы». Кроме того, эта кампания давала добро на дальнейшее этнографическое изучение казахского аула, включающее в себя исследование практик землепользования и родовых отношений.
Важнейшей целью советизации аула было уничтожение «отсталости», что могло означать всё на свете — от введения западных медицинских практик до попыток сократить влияние родовых кланов. На Шестой краевой партийной конференции Голощёкин заявил, что партия должна принести в аул ложки, ножи и вилки, а другие члены партии добавили к этому списку мыло, табуретки и стулья[257]. Стремясь ослабить могущественные кланы, партия ввела такие меры, как земельная реформа, налогообложение богатых глав родов и наказания для тех, кто провоцирует межродовую вражду. Кроме того, прозвучал призыв помочь представителям «более слабых» родов[258]. Хотя долгосрочной целью было искоренение кровнородственных отношений, на этом этапе советская власть пыталась построить систему паритета кланов, чтобы поставить внутриродовые отношения под контроль партии[259].
Несмотря на то что некоторые элементы кампании по советизации аула, такие как земельная реформа, были нацелены на ослабление социальных и экономических основ кочевой жизни, другие грани кампании парадоксальным образом прекрасно с этой подвижной жизнью сочетались. Под руководством Голощёкина партия в Казахстане разработала так называемые школы-передвижки, в которых учителя отправлялись в сезонную миграцию вместе со своими учениками. Также партия создала «красные юрты» и «красные караваны». Путешествуя вместе с кочевниками, активисты распространяли партийную пропаганду и обучали кочевников методам западной медицины. А кроме того, работали вместе с ними, стремясь повысить производительность животноводства. Тем временем статистики приложили огромные усилия, чтобы сосчитать кочевников Казахстана и впервые точно обозначить на карте места их жительства.
В общем и целом советизация аула напоминала кампанию «Лицом к деревне», проходившую среди крестьян РСФСР в 1924 году[260]. Изучая зорким оком сельскую местность, Москва стремилась снизить угрозу восстаний и беспорядков, исходившую от таких групп населения, как крестьяне или кочевники. Помимо этого, центр стремился таким путём собрать информацию о подвластном населении — и в сельскую местность поехали этнографы и агрономы. После ряда плохих урожаев власти беспокоились о снабжении страны продовольствием, и Москва желала узнать самый надёжный способ получения от крестьян и кочевников хлеба и мяса[261].
В 1920-е годы в рамках кампании по советизации аула было проведено множество новых исследований казахских аулов. Специалисты Центрального статистического управления республики работали над созданием карты населения Казахстана[262]. Этнографы собирали новейшую информацию о расположении и генеалогии различных казахских родов[263]. Зимой 1925/1926 года многие из этих же деятелей помогли провести первую советскую перепись населения. Некоторые из тех вопросов, на какие эти этнографы искали ответы, не отличались новизной, и некоторые из этих экспертов, например В.Г. Соколовский, успели поработать над этнографическим изучением Казахской степи ещё во времена Российской империи, но теперь власти считали тогдашние исследования устаревшими. Жизнь кочевников изменилась за революционное время самым радикальным образом, и партия теперь нуждалась в ответах на гораздо более широкий круг вопросов