[586]. Сообщалось, что Алниязов увёл 350 адаевских хозяйств в Туркмению, где собрал отряд из 60 человек с оружием[587]. Осенью 1930 года Алниязов и несколько его сторонников были захвачены в плен и расстреляны тройкой ОГПУ[588]. К началу 1931 года восстал весь Мангышлак. Первая попытка партии интегрировать Адаевский округ в Советское государство закончилась крахом.
1931 год. Репрессии продолжаются
В остальной республике продолжались репрессии. В марте 1930 года Голощёкин обратился к Сталину с просьбой сократить нормы мясозаготовок для Казахстана. По словам Голощёкина, выполнение этих норм означало забой 30–35% скота в республике, что ставило под удар не только будущие посевы (без скота вспахать поля не представлялось возможным), но и рост стад[589]. Однако в июле 1930 года Павел Постышев, секретарь ЦК, сообщил, что поставки мяса в Москву практически прекратились. Он приказал усилить давление на Казахстан и на другие регионы, снабжавшие город мясом[590]. Вскоре Казахстан стал главным поставщиком мяса как для Москвы, так и для Ленинграда[591]. В последние месяцы 1931 года, в то самое время, когда численность стад республики достигала всего лишь 30% от показателей 1929 года, Казахстану было приказано поставить в Москву и Ленинград 59.500 тонн мяса, или более чем в два раза больше, нежели должна была поставить любая другая область или республика[592]. Также сыграла свою роль устойчивая, хотя и ошибочная уверенность многих членов ЦК, что кочевники-казахи продолжают прятать бесчисленное множество скота. Объехав Казахстан и Киргизию — два региона, где кочевники составляли большинство, — Анастас Микоян, нарком внешней и внутренней торговли, написал в телеграмме, направленной в ЦК: «На деле громадные количества неучтённого скота»[593].
В то время как московские и ленинградские чиновники, устроившись со всеми удобствами, ужинали казахским мясом, крайком под давлением центральных властей инструктировал партийных секретарей, чтобы они удвоили усилия по отысканию скота. Были организованы массовые кампании по поискам животных, которых «байству, зажиточной верхушке удалось скрыть от государства», «угнать… в горы, пески и т.д.», и обещаны награды каждому колхознику, который таковых животных найдёт[594]. И хотя Казахстан находился в куда более тяжёлом положении, чем Ленинград, Голощёкин под давлением ЦК пообещал отправить в испытывающий «затруднения» Ленинград дополнительные 1500 голов скота. Отметив, что этот скот придётся привозить из отдалённых районов республики, он обратился с просьбой прислать дополнительные материалы и «испытанных товарищей» из РСФСР, которые помогут ему доставить скот до железной дороги[595]. На долю жителей Мангышлака выпали особенно жестокие кампании мясозаготовок[596]. После недолгого отступления весной 1930 года, связанного со статьёй «Головокружение от успехов», темпы коллективизации в 1931 году вновь ускорились, взлетев с 32% в январе до 68.9% в декабре[597]. Крайком поощрял активистов подталкивать казахов к переходу от более свободной формы колхоза, ТОЗа, к более запретительной — артели[598]. Этот натиск преследовал две цели: горожане получали больше мяса на ужин, а казахи теряли своё имущество, что облегчало прекращение кочевого образа жизни и полноценное включение казахов в государство. Лишённые своих стад, казахи уже не могли осуществлять сезонные миграции.
В теории казахи должны были получать больше хлеба — в качестве компенсации за потерю своей прежней пищевой базы. Но третий секретарь республики, Лев Рошаль, признавался, что этот проект осуществляется «очень скверно» и различные ведомства перекладывают вину за недостаточное снабжение казахов хлебом друг на друга[599]. Более того, многие регионы, населённые кочевниками, по-прежнему должны были осуществлять хлебозаготовки: осенью 1930 года Рошаль во время горячей перепалки с Молотовым на заседании ЦК, посвящённом хлебозаготовкам, предупредил, что «нажим в кочевых районах не может быть таким же, как в европейских районах», а «основной прирост идёт за счёт оседающего казахского населения»[600]. Однако в марте 1931 года Николай Шверник, посланец Политбюро, объехал Казахстан и пришёл к выводу, что в его «глубинных пунктах… до сего времени находится значительное количество хлеба»[601]. Сталин 1 июля 1931 года послал Голощёкину гневную телеграмму, сообщая, что будет считать его лично ответственным за доставку из отдалённых районов республики 64 тысяч тонн зерна[602].
Опасаясь гнева Сталина, Рошаль быстро повысил требования по хлебозаготовкам. В телеграмме в Аксуйский район, где большинство населения составляли казахи, он потребовал поставки 200 тонн зерна в течение пяти дней, предупреждая: «Малейшее промедление, невыполнение задания к сроку Крайком расценивает как лично Ваше сознательное нежелание выполнять задание партии»[603]. Но к середине июля 1931 года значительная часть Казахстана, в первую очередь его северные хлебородные районы, страдала от ужасной засухи. К примеру, в Семипалатинске, находящемся на севере Казахстана, выпало всего 4.2 мм осадков в июне и 3.4 мм в июле, в то время как обычно в эти месяцы выпадало от 30 до 40 мм дождя[604]. Рошаль, командированный крайкомом в Актюбинск для инспектирования хлебозаготовок, писал: «В степи стоит действительно невыносимая жара, земля буквально стонет по влаге. Поздние посевы как пшеницы, так овса и проса (июньские)[,] как правило[,] не развились»[605]. К концу июля 1931 года несколько ведущих членов крайкома (Голощёкин в это время находился в Москве) написали Сталину и другим членам ЦК, сообщая, что по причине засухи республика неспособна выполнить план по хлебозаготовкам[606]. Сбылось предсказание Фрумкина, что неустойчивый климат республики будет периодически приводить к плохим урожаям. Тем не менее с точки зрения сталинского планирования нельзя было перекладывать ответственность ни на московское руководство, ни на климатические условия: республика была обязана восполнить недостаток зерна.
Урожай оказался провальным, а центр продолжал отправлять в Казахстан людей, увеличивая количество ртов в республике. К 1931 году она стала одним из главных мест назначения для спецпереселенцев — кулаков, насильственно изгнанных из своих деревень в предыдущие месяцы коллективизации. В 1930–1931 годах ОГПУ сослало в Казахстан 261.227 спецпереселенцев[607]. Большинство из них прибыли извне, как правило из Европейской России, хотя кулаки и баи, переселённые из одной части Казахстана в другую, тоже составили небольшую группу (6765 хозяйств) в рамках категории спецпереселенцев[608]. В 1930 году первая волна спецпереселенцев была отправлена заниматься рыболовством на берегах Аральского моря, а прибывшие в 1931 году были посланы в различные районы республики выращивать пшеницу, хлопок и добывать уголь[609].
Абсолютное большинство спецпереселенцев (253.637 человек) прибыли в 1931 году — несмотря на очевидное ухудшение экономического положения в регионе. Николай Болдырев, отправленный вместе с семьёй в Казахстан, вспоминал: «Нас повыкидывали из вагонов в сухой солончаковой степи в 10 км от начинавшего тогда строиться шахтёрского города Караганды, без воды и продовольствия». Он продолжал: «Кроме ковыля и верблюжьей колючки — караганника, там ничего не было»[610]. Спецпереселенцы, отправленные на Аральское море, страдали от нехватки питьевой воды. Зоя Алексеева, посланная туда вместе с семьёй, вспоминала начало голода в 1930 году: «А кормили плохо, многие умерли»[611]. Положение в республике, где уже начинались хаос и отчаянная борьба за выживание, ещё усугубилось из-за того, что в 1930 году в Казахстан бежало около 150 тысяч человек, спасавшихся от раскулачивания в Сибири[612].
Но и посреди этих бескрайних людских страданий московское руководство по-прежнему было сосредоточено на промышленном развитии. В августе 1931 года ЦК провозгласил, что Карагандинский угольный бассейн в Казахстане станет одним из важнейших центров добычи угля в Советском Союзе[613]. Некоторые спецпереселенцы (подобно семье Болдырева) к тому времени уже трудились в карагандинских шахтах, однако это объявление предвещало грандиозный рост размеров и значения Карагандинского угольного бассейна. Чтобы прокормить растущее число карагандинских рабочих, Москва должна была обеспечить источник пищи, который находился бы недалеко от промышленных объектов. В 1931 году был основан Карагандинский исправительно-трудовой лагерь (Карлаг), расположенный вблизи карагандинских шахт, и сюда стали посылать заключённых со всего Союза. В Карлаге они занимались главным образом земледелием, выращивая урожаи и разводя скот для тех, кто трудился в шахтах. Казахи могли голодать, а работники угольных шахт — нет. Советская власть в очередной раз подтвердила, что промышленность является её главным приоритетом, который следует обеспечить любой ценой. В декабре 1932 года Карлаг насчитывал 10.400 заключённых