Не желая признавать, что в исходе из Казахстана виновна политика первой пятилетки, в частности коллективизация и высокие требования по хлебозаготовкам, московские власти изобретали себе врагов. Хотя, наряду с мирной миграцией кочевников через границу, действительно существовали сообщества повстанцев, чиновники предпочли считать любое движение через границу махинациями шпионов и мятежников. Принятые властями жестокие меры привели к смерти тысяч людей, разорвали много давних связей, существовавших между двумя регионами, и увеличили напряжённость в отношениях с Китайской Республикой.
Народное восстание
Конфликт на границе с Китаем был лишь одним из проявлений неспокойной ситуации, сложившейся в Казахстане в целом. В 1929 году на его территории силами ОГПУ и подразделений Красной армии были подавлены три крупных восстания, в каждом из которых участвовало несколько сотен повстанцев[628]. К началу 1930 года в Казахстане, как и в других частях Советского Союза, где проходила скоростная коллективизация, распространились волнения: по данным ОГПУ, в республике за этот год произошло восемь больших восстаний, в которых приняли участие тысячи человек[629]. Используя запасы оружия, оставленные белогвардейцами в ходе Гражданской войны, повстанцы успешно захватили город на юге республики — Сузак и город в Центральном Казахстане — Иргиз. Взяв под контроль территорию, повстанцы возвращали жителям конфискованное имущество, освобождали заключённых из тюрем и разрушали зернохранилища. Другие вновь открывали мечети, закрытые в ходе антиисламской кампании, и освобождали авторитетных религиозных деятелей. Особенно жестокая схватка разгорелась на полуострове Мангышлак в Западном Казахстане, где советская власть с трудом пыталась закрепиться на протяжении всех 1920-х годов. С 1929 по 1931 год на полуострове было 15 вооружённых конфликтов, в которых приняли участие 15 тысяч повстанцев[630]. По мере продолжения боёв полуостров обезлюдел: тысячи казахов бежали с Мангышлака в Туркмению. Распространение волнений по республике привело к стремительной эскалации насилия, которое применяли обе стороны, стремясь напугать противника или продемонстрировать свою силу. Рассказывали, что повстанцы, взяв Сузак, отрезали головы, руки и уши местным членам партии[631]. Рассказывали, что сотрудники ОГПУ и районные начальники пили кровь тех, кого они расстреляли[632].
Большинство восстаний в республике началось в кочевых районах, обложенных тяжелейшими требованиями по хлебо- и мясозаготовкам в первую волну коллективизации. Но эти реквизиции, по всей видимости, не были единственной причиной восстаний. На юге республики, который располагался ближе к святым местам Средней Азии, важную роль, по-видимому, играл религиозный фактор. Протестующие требовали вновь открыть мечети, закрытые в ходе антиисламской кампании советской власти[633]. Даже члены партии районного или аульного уровня часто выступали против властей, в союзе с повстанцами сражаясь против подразделений Красной армии. На территориях, охваченных восстаниями, партийное чиновничество низшего звена перестало существовать, и ОГПУ нередко выступало единственным источником информации о ходе действий в районах, находящихся под контролем восставших.
Многие вожди повстанцев своим происхождением и биографией напоминали Тобанияза Алниязова, который, вопреки всем советским законам, на протяжении 1920-х годов правил Мангышлаком как своей вотчиной. Они претендовали на знатное происхождение, а в дореволюционные годы служили волостными управляющими[634]. Некоторые руководители восстаний были религиозными деятелями, давно находившимися в конфликте с советской властью. К примеру, Ильяс-ишан, претендовавший на происхождение от пророка Мухаммеда, организовал восстания в Кара-Калпакской автономной области и подстрекал адаевцев выступить против советской власти. Ещё в 1919 году отец Ильяс-ишана, Идрисджан Кутлыходжаев, известный как Каракум-ишан, возглавил масштабное восстание против советской власти в Уральске. По данным ОГПУ, в 1920-е годы Каракум-ишан «имел огромнейшую популярность и авторитет» в религиозных кругах как в Кара-Калпакской автономной области, так и в собственно Казахстане и на территории бывшей Хорезмской Республики[635]. После его смерти в 1927 году Ильяс-ишан унаследовал дело своего отца и его религиозное влияние.
Природные факторы были в большой степени на стороне повстанцев. В. Попов, сотрудник ОГПУ, принимавший участие в подавлении восстания на Мангышлаке в 1930–1931 годах, вспоминал, как трудно было нейтрализовать бунты в отдалённых регионах. Хотя некоторые работники ОГПУ имели в распоряжении автомобили, их двигатели в ходе движения по пустыне заполнялись песком. Догнать повстанцев верхом тоже не могли: каждый раз выяснялось, что имеющиеся кони недостаточно сильны, чтобы выдержать темп, задаваемый более крепкими конями повстанцев[636]. Многие восставшие были детально осведомлены о водных ресурсах региона, что в условиях нехватки воды являлось ценнейшей информацией. Как вспоминал Попов, восставшие, покидая лагерь, отравляли колодцы, чтобы помешать силам Красной армии преследовать их[637]. Из-за трудностей путешествия по Степи ОГПУ иногда использовало тактику, применявшуюся и другими государствами с кочевым населением. Информация собиралась при помощи самолётов-разведчиков, определявших с воздуха размеры и местонахождение повстанческих отрядов[638]. Затем их расстреливали из пулемётов с воздуха[639].
По всей видимости, этническая напряжённость не играла важной роли в восстаниях, но неспокойное положение обостряло этнические конфликты в регионе. Большинство повстанцев были казахи, а силы ОГПУ и Красной армии, направленные на подавление восстаний, в большинстве своём комплектовались уроженцами Европейской России. Представители ОГПУ предупреждали, что подобные межнациональные конфликты «политически невыгодны» для работы партии в регионе, и призывали более активно использовать единственную в Красной армии казахскую кавалерийскую дивизию, чтобы сделать нападения на банды повстанцев более «эффективными»[640]. На Мангышлаке, где большинство повстанцев принадлежало к роду адаевцев, алма-атинское руководство прибегло к другой тактике. На полуостров с целью разрешения конфликта были отправлены члены партии из рода адай. Сейткали Мендешев, нарком народного просвещения республики, попытался достичь соглашения с повстанцами и остановить поток беженцев в Туркмению, в то время как Толесин Алиев (Төлесiн Әлиев) возглавил казахскую кавалерийскую дивизию, сражавшуюся против повстанцев[641]. В итоге их усилия увенчались успехом: в конце 1931 года было подавлено Мангышлакское восстание, одно из немногих ещё продолжавшихся народных движений[642].
Конфликт в республике способствовал дальнейшему разрастанию массовой эмиграции, начавшейся из-за голода: обездоленные люди бежали как от наступающей Красной армии, так и от попыток вождей повстанцев взимать с них налоги и призывать их на службу в повстанческие войска[643]. Восставшие искали укрытия в далёких углах Степи или бежали в соседние республики. Обширное движущееся людское море включало в себя самых разных людей — кочевников, осуществлявших обычные сезонные миграции, беженцев, искавших спасения от голода, и повстанцев, скрывавшихся от Красной армии. Но к 1930 году московское руководство стало считать угрозой любое движение людей в республике, к какой бы из этих групп они ни принадлежали. Самой же опасной формой бегства в Казахстане, как и в других регионах Советского Союза, считалось бегство за границу. Если государственная граница пропускала людей на выход, она могла пропустить их и на вход — в том числе иностранных агентов и шпионов, которые будут подстрекать жителей СССР к новым восстаниям и новому бегству за границу.
Специалисты по западным регионам Советского Союза показали, что в годы первой пятилетки большевики придерживались в пограничных районах политики «кнута и пряника»[644]. Жители этих районов пользовались особыми преимуществами и были освобождены от некоторых тягот; в то же время они находились и под особой угрозой, поскольку здесь власти внимательнее, чем обычно, искали и устраняли классовых врагов[645]. В конце 1929 — начале 1930 года, когда коллективизацию переключили на более высокую скорость, проблем с безопасностью прибавилось — и власти стали ещё более пристально смотреть на западное пограничье Советского Союза, в особенности туда, где жили этнические группы, являвшиеся титульной национальностью в соседней стране, например поляки и латыши. В марте 1930 года московское руководство приказало переселить тысячи поляков с западного пограничья в глубь Советского Союза[646].
Но в пограничных районах Казахстана положение к концу 1930 года было более отчаянным и вместе с тем более неустойчивым[647]. К этому моменту массовыми восстаниями были охвачены и Казахстан, и Украина, однако казахские повстанцы могли использовать политическую нестабильность Синьцзяна, чтобы находить убежище, перегруппировываться и планировать новые нападения. В то же самое