– Может, хочешь помочь мне с бассейном? Я покажу, что надо сделать.
Девочка смотрит на нее поверх тарелки и согласно кивает, жуя.
Наконец она покончила с завтраком, и они идут в сад. Виктория показывает, где таблетки хлора.
Шведская гуманитарная организация СИДА располагает несколькими домами на окраине Фритауна. Семья Виктории живет в одном из самых больших, к тому же он находится немного на отшибе. Белый трехэтажный дом окружен высокой стеной, а подъездную дорожку охраняют вооруженные мужчины в камуфляже.
За стеной – обширный сад с высокими пальмами и густыми зарослями рододендронов.
Перед большой выложенной камнями верандой устроен бассейн, формой напоминающий почку.
Узкая тропинка ведет в юго-западный угол, где расположена пара строений поменьше. Там живет персонал – кухарка, уборщица и садовник.
Виктория слышит доносящиеся из дома мужские голоса. Конференцию решили провести здесь, так как во Фритауне сейчас небезопасно.
– Надрываешь уголок упаковки, – объясняет Виктория. – Потом осторожно опускаешь таблетку в воду.
В глазах девочки она видит неуверенность и напоминает себе: прислуге пользоваться бассейном строжайше запрещено.
– А я говорю – тебе можно, – настаивает Виктория. – Это ведь и мой бассейн тоже. Я могу принимать решения, и я говорю – тебе можно.
С триумфальной улыбкой, словно ее в мгновение ока причислили к элите, девочка преувеличенно осторожно опускает руку в бассейн. Поводит в воде рукой, выпускает таблетку и следит взглядом, как та медленно опускается на дно. Вытаскивает мокрую руку, смотрит на пальцы.
– Понравилось в воде? – спрашивает Виктория и получает в ответ неуверенный кивок. – Искупаемся, пока он не пришел? – предлагает она.
Девочка колеблется, потом трясет головой, объясняя, что ей нельзя. Виктория все еще с трудом понимает ее речь – смесь английского с каким-то диалектом.
– Я тебе разрешаю, – говорит она, бросая взгляд на дом и начиная раздеваться. – Плюнь на них. Мы услышим, когда они закончат.
Она ныряет в бассейн и проплывает под водой две дорожки.
Здесь, внизу, она чувствует себя в безопасности, почти касается дна животом, выдыхает воздух из легких, позволяет телу опуститься.
Виктория представляет себе, что находится внутри водолазного колокола, перевернутого чугунного стакана, который опускают в воду и ставят на дно. Внутри него надежный воздушный карман, в котором можно дышать и который вмещает только ее дыхание.
Она медленно переворачивается над дном, наслаждаясь давлением на барабанные перепонки.
Вода между ней и верхним миром образует плотный защитный слой.
Когда кислород начинает заканчиваться, она плывет дальше. Приближаясь к кромке бассейна, она видит, что девочка сунула ноги в воду. Виктория выныривает рядом с ней, в ослепительное солнце. Девочка сидит на лесенке бассейна и улыбается, освещенная солнцем сзади.
– Like fish[12], – говорит она Виктории.
Та смеется в ответ.
– Прыгай и ты тоже. Скажем, что я тебя заставила. – Она отталкивается ногами от бортика и плюхается на спину. – Давай!
Девочка спускается еще на одну ступеньку, но, кажется, не собирается лезть в воду.
– Cannot swim[13], – с виноватым видом сообщает она.
Виктория разворачивается и плывет назад, к лесенке.
– Не умеешь плавать? Тогда я тебя научу.
Вскоре ей удается уговорить девочку, но та отказывается купаться в трусах и лифчике, как Виктория.
– Сандалии в любом случае придется снять. Можешь натянуть вот это. – Она протягивает девочке тонкую рубашку, в которой до купания была сама.
Пока девочка переодевается, Виктория успевает заметить на ней несколько больших синяков – на животе и пояснице. На нее накатывают странные чувства.
Сначала гнев от того, что он сделал, потом – облегчение от того, что избили не ее.
Потом в сердце вползает стыд вместе с новым чувством, которое Виктории еще не случалось переживать. Ей стыдно, что она – дочь своего отца, но в то же время в ней зарождается нечто, отчего у нее пропадает желание учить девочку плавать.
Она смотрит на тощую фигурку. Девочка, улыбаясь, стоит на бортике бассейна в рубахе, которая ей слишком велика. В ее собственной рубахе с яркой эмблемой сигтунской гимназии.
Ей вдруг становится отвратительно, что девочка носит ее одежду, что она уже спускается в воду с той стороны, где бассейн мелкий. Виктория пытается понять, что же он увидел в этой девочке. Она красивая и неиспорченная, она моложе и, вероятно, не возражает ему, как начала делать Виктория.
«Да с какой стати ты возомнила, что можешь занять мое место?» – думает Виктория.
Теперь девочка двигается более уверенно, вода быстро доходит ей до груди, просторная рубаха плывет по поверхности бассейна. Девочка смущенно смеется и напрасно пытается прикрыться, одернуть рубашку.
– Иди сюда. – Виктория хочет, чтобы ее голос звучал приветливо, но сама слышит, что ее слова звучат скорее как приказ.
В голове всплывает воспоминание. Маленький мальчик, которого она любила, но который покинул ее, а потом утонул. Как все может быть просто, думает она.
– Ложись на воду животом, а я подержу тебя снизу. – Виктория становится рядом с девочкой, та колеблется. – Вот так, не трусь. Я держу тебя.
Девочка осторожно скользит в воде.
В объятиях Виктории она чувствует детскую легкость.
Девочка поводит в воде руками и ногами, как учит Виктория, но когда та отпускает ее, начинает барахтаться, вместо того чтобы плыть. С каждым всплеском Виктория раздражается все сильнее, однако берет себя в руки и медленно увлекает девочку на глубину.
Здесь она не достанет до дна, думает Виктория. Сама она держится на поверхности, по-лягушачьи двигая ногами.
И перестает поддерживать девочку.
Квартал Крунуберг
– Sihtunum i Diaspora? Это что? – Хуртиг вопросительно посмотрел на Жанетт.
– Древнее название Сигтуны плюс «жизнь в изгнании» по-древнегречески. В общем, название означает «Сигтуна в изгнании» и является фондом, жертвователи которого – те, кто когда-то жил в Сигтуне, а потом переехал. А в целом название, кажется, указывает на связь членов фонда с тамошней школой-интернатом.
– Школа-интернат? Та, в которую ходил Ян Гийу?
– Нет, не та. Это старая королевская школа. Гуманитарное учебное заведение Сигтуны – самая крупная и известная школа-интернат. В нее ходили Улоф Пальме, Повель Рамель, Петер и Маркус Валленберги… Знакомые имена? – Жанетт усмехнулась, и Хуртиг улыбнулся в ответ.
Он закрыл дверь и сел по другую сторону стола.
– Хочешь сказать – король поддерживает этот фонд?
– Нет, имена в списке фонда не столь известны. Но я уверена – ты знаешь как минимум три.
Когда Жанетт показала распечатку, Хуртиг присвистнул.
– Известно, что Дюрер, Лундстрём и Бергман жертвовали в фонд большие суммы денег начиная с середины семидесятых годов, – продолжила Жанетт. – Но о фонде нет никаких упоминаний в администрации лена, что примечательно, поскольку фонд действует в Швеции.
– Откуда ты это знаешь?
– В основном благодаря Ульрике Вендин. Слышал про сайт Flashback?
Хуртиг кивнул:
– Распространитель слухов?
– Ульрика примерно так и выразилась. Если интересуешься, кто из твоих соседей педофил и у кого из знаменитостей большие половые органы, весьма вероятно, что ты найдешь эту информацию на Flashback. – Жанетт замолчала – ее прервал смех Хуртига. – Чего это ты так развеселился?
– У Лиама Нисона большой. У Брэда Питта – маленький. Уже проверено.
– Что за детский сад. – Жанетт не смогла сдержать улыбку. Она просто привела примеры, взятые с потолка.
– Да-да. На сайте полно слухов и сплетен, но там есть и много достоверной информации. Пользователи Flashback публикуют взятую не из газет информацию о расследовании преступлений. Даже протоколы допросов, которым там не место. Какого-то пользователя сильно интересовал Карл Лундстрём, и за период, когда тот был под следствием, он сделал ряд постов. В том числе опубликовал список жертвователей фонда и описание их деятельности. Пользователь сайта был рассержен судебными проволочками, учитывая, что Лундстрём педофил.
– Интересно. А что сказано в уставе фонда?
Жанетт достала какую-то бумажку и прочитала вслух:
– «Цель фонда – уничтожить бедность и оказывать поддержку по улучшению условий жизни детей во всех частях земного шара».
– Значит, педофил, который помогает детям?
– Как минимум – двое педофилов. В списке двадцать фамилий, и мы с уверенностью можем сказать, что двое из этих людей – педофилы. Бергман и Лундстрём. Это десять процентов. Прочие фамилии мне незнакомы, за исключением Дюрера, семейного адвоката. Может, там есть еще интересные имена? Понимаешь, что я имею в виду?
– Понимаю. Еще что-нибудь?
– Ничего, чего бы мы не знали. – Жанетт перегнулась через стол и понизила голос: – Хуртиг, ты вроде знаешь этот сайт и в компьютерах разбираешься лучше меня. Как по-твоему, можно отследить того пользователя? Сумеешь?
Хуртиг улыбнулся, но не стал прямо отвечать на вопрос.
– То, что я мужчина, не означает, что я разбираюсь в компьютерах лучше тебя.
Жанетт поняла, что все эти годы он отмечал ее интерес к гендерным ролям и теперь говорит с ней ее же словами.
– Нет, не потому, что ты мужчина. А потому, что ты моложе – ты же все еще играешь в эти дурацкие компьютерные игры.
– Компьютерные игры? – смутился Хуртиг. – Да ну…
– Чушь. Когда мы идем по улице, ты притормаживаешь перед витринами игровых магазинов, а еще у тебя мозоли на кончиках пальцев, иногда даже с пузырями. Однажды за обедом ты сказал, что пекарь, который делает пиццу, похож на персонаж из GTA. Ты – махровый игрок, Хуртиг. Точка.
Он снова рассмеялся – почти облегченно: