рм и размеров. У противоположной стены были выстроены в ряд несколько больших прямоугольных зеркал, которыми когда-то, вероятно, была облицована стена спальни.
Завороженный, он смотрел на десятки серебристых поверхностей, смотрел на десятки отражений своего собственного ошарашенного лица.
И вновь ему вспомнился? Хакер который показывал дом. Он еще тогда заметил, что в ванной отсутствует зеркальный шкафчик, но Хэкер ловко увел разговор в сторону. А он как-то не обратил внимания на то, что во всем доме не было ни одного зеркала. Разумеется, дом сдавался без мебели, однако в таком старинном здании вполне могли быть хотя бы зеркальные дверные створки.
Ни одного зеркала? Странно. Интересно, почему они все собраны в этой комнатке и заперты на замок?
Все это очень странно. Возможно, его жене понравились бы некоторые из этих зеркал. К примеру, вон то ручное зеркальце в серебряной оправе. Надо будет ей рассказать.
Он осторожно вошел в кладовку, волоча за собой сумки. Похоже, здесь не было никаких вешалок или крючков. Впрочем, можно за пару минут вбить в стену несколько гвоздей. Наклонившись, он поставил сумки на пол, и свет фонаря засверкал, отражаясь от тысяч зеркальных поверхностей и слепя ему глаза искристыми огоньками.
Затем сверкание померкло. Посеребренные поверхности как-то странно потемнели. Вероятно, оттого, что их прикрыло его отражение. Отражение и что-то еще более темное. Нечто дымчатое и извивающееся, нечто, принадлежащее этой затхлой сырости, удушающее своим присутствием. Оно расположилось у него за спиной, нет – сбоку, а может, спереди. Оно обволакивало его со всех сторон, и все росло и росло, стремясь задавить его, заставило его задрожать и покрыться холодным потом. Почувствовав удушье, он стремглав выскочил из кладовки, захлопнул дверь и надавил на нее из последних сил. Что это было?
Клаустрофобия. Именно. Всего лишь приступ клаустрофобии, разыгравшиеся нервы. Человек начинает нервничать, когда попадает в замкнутое пространство, И уж если на то пошло, человек испытывает беспокойство, когда слишком долго глядит на себя в зеркало. Не говоря уже о полусотне зеркал!
Он стоял перед дверью, продолжая дрожать, и чтобы хоть как-то отвлечься от того, что увидел, ощутил и узнал несколько мгновений назад, подумал о зеркалах. О том, почему люди смотрятся в зеркала. Женщины только этим и занимаются. Мужчины ведут себя иначе.
Мужчины, и он в том числе, судя по всему, ощущают неловкость, глядя на себя в зеркало. Он вспомнил, какое потрясение ему довелось испытать, когда в магазине одежды он впервые увидел себя сбоку и сзади в специальной системе зеркал. Да и потом всякий раз испытывал те же чувства. Мужчина выглядит в зеркале иначе, не таким, каким он себя представляет и ощущает. Зеркало искажает облик. Именно поэтому мужчины что-нибудь напевают или насвистывают, когда бреются. Так они пытаются отвлечься от того, что видят в зеркале. В противном случае многие сошли бы с ума. Как там звали этого мифологического персонажа, который влюбился в собственное отражение? Нарцисс? Точно. Он часами любовался собой в зеркальной глади воды.
Женщины, они вполне способны на это. Потому как женщины, в сущности, видят в зеркале не себя, а некий идеальный образ, видение. Пудра, румяна, губная помада, тушь для ресниц и бровей, тени, блестки – вот что они видят, а под всем этим пустота, на которую наносится косметика. Начнем с того, что все женщины немного сумасшедшие. Она ведь тоже недавно говорила, будто видела его в зеркале, хотя его там и в помине не было.
Так что, пожалуй, все-таки лучше ей ничего не рассказывать. По крайней мере, надо сперва переговорить с агентом Хэкером. Постараться выяснить, что все это значит. Почему прежние хозяева убрали все зеркала на чердак?
Он отправился в обратный путь по чердаку, заставляя себя идти не торопясь, заставляя себя думать о чем угодно, кроме ужаса, который испытал в комнате отражений.
Отражаться, отражать. Отражение. Кто боится собственного отражения? Еще один миф, верно?
Вампиры. У них не бывает отражения. «Признайтесь-ка, Хэкер. Люди, которые построили этот дом, они что, были вампирами?»
Эта мысль доставила ему удовольствие. С такой мыслью было приятно спускаться по лестнице в ранние сумерки, смакуя ее в полумраке под скрип половиц и грохот ставней, когда ночь надвигалась на этот дом теней, в котором нечто следило за вами из-за каждого угла и скалилось из каждого зеркала.
Он спустился в гостиную, чтобы там дождаться возвращения жены, включил все лампы и радиоприемник, возблагодарив Бога, что у них нет телевизора, потому что на экране могло возникнуть отражение, а сейчас ему меньше всего хотелось видеть какие бы то ни было отражения.
Но в тот вечер больше не случилось никаких напастей, и когда она возвратилась с покупками домой, к нему уже полностью вернулось самообладание. Они поужинали и поговорили как ни в чем ни бывало – вполне естественным тоном, и если оно их слушало, то ни за что не догадалось бы, что они оба испытывают страх.
Потом они занялись приготовлениями к вечеринке, позвонили знакомым, чтобы позвать их на новоселье, и под влиянием момента он предложил пригласить еще и Хэкера. Позвонив ему, они оправились спать. Свет был везде погашен, в зеркалах ничего не отражалось, и он смог спокойно уснуть.
Правда, утром ему было довольно трудно бриться перед зеркалом. А жену он застал врасплох на кухне, когда она красилась, пользуясь пудреницей с зеркальцем, тщательно прикрывая его ладонью от посторонних отражений.
Но он ничего ей не сказал, и она ничего не сказала ему, а оно, если о чем-то и догадалось, то пока хранило молчание.
Он уехал на работу, а она принялась готовить канапе, и не было ничего странного в том, что в этот бесконечно длинный, унылый, субботний день дом временами постанывал, поскрипывал и словно что-то нашептывал.
Когда муж вернулся с работы, в доме стало совсем тихо, но почему-то это было еще хуже. Будто нечто затаилось, дожидаясь наступления ночи. Именно поэтому жена переоделась пораньше и, все время что-то мурлыча себе под нос, принялась прихорашиваться, кружась перед зеркалом (трудно разглядеть что-либо отчетливо, если крутиться перед зеркалом). Именно поэтому муж смешал коктейли загодя, чтобы успеть до приготовленного на скорую руку обеда выпить по паре стаканчиков чего-нибудь покрепче (если выпьешь, то трудно разглядеть что-либо отчетливо).
Вскоре начали собираться гости. Титеры с ходу стали жаловаться на извилистую дорогу через холмы, по которой им пришлось добираться. Вэлльянты принялись восхищаться старинной панельной обшивкой и высокими потолками. Эрсы ввалились с громкими криками и хохотом, и Вик тут же заметил, что дом похож на фантазию Чарльза Аддамса. Это замечание послужило сигналом к выпивке, и когда прибыл Хэкер с женой, гомон Гостей уже почти перекрывал грохочущее радио.
Хотя и он и она пили не переставая, они никак не могли избавиться от ощущения, что Оно Где-то рядом. Упоминание Чарльза Аддамса было дурным знаком, а за ним последовали другие мелкие неприятности. Толмэджи явились с цветами, и она пошла на кухню, чтобы поставить их в вазу из граненого стекла. На кухне, наполняя вазу водой, она на какое-то время осталась одна, и стеклянные грани под ее пальцами вдруг потемнели – нечто, отражаясь в стекле, пристально смотрело на нее. Она тут же обернулась, но в кухне никого не было. Она стояла там совершенно одна, держа в руках сотни внимательных глаз.
Ваза выпала из ее рук, в кухню тут же сбежались гости – Эрсы, Толмэджи, Хэкеры и Вэлльянты; вслед за ними появился и ее муж. Толмэдж заявил, что она злоупотребляет алкоголем, и это показалось хорошим поводом выпить еще. Муж ничего не сказал, только принес другую вазу для цветов. Однако он наверняка обо всем догадался, поскольку, когда кто-то из гостей предложил совершить экскурсию по дому, он тут же их отговорил.
– Мы еще не прибирали наверху, – сказал он. – Там ужасный беспорядок, будете спотыкаться о ящики и коробки.
– Кто там наверху? – спросила миссис Титер, входя на кухню вместе со своим мужем. – Мы только что слышали жуткий грохот.
– Наверное, что-то упало, – предположил хозяин дома. Но при этом не осмелился посмотреть на жену, а она – на него.
– Может быть, еще выпьем? – спросила она. Суетливо смешала и разлила напитки, и не успели гости наполовину опустошить свои стаканы, как муж вновь их наполнил. Алкоголь развязал языки, и болтовня гостей помогла заглушить другие звуки.
Эта тактика сработала. Постепенно гости по двое и по трое плавно перетекли обратно в гостиную, и она наполнилась смехом и громкими голосами, которые вкупе с игравшим на полную мощность радиоприемником перекрывали все таинственные звуки ночи.
Он разливал коктейли, а жена предлагала их гостям, и хотя они оба пили наравне со всеми, алкоголь на них не действовал. Они двигались по комнате осторожно, словно их тела были хрупкими сосудами – бездонными бокалами, которые могли в любой момент разбиться вдребезги от внезапного резкого звука. Бокалы были все время наполнены алкоголем, который, однако, не пьянил хозяев.
Гости отнюдь не походили на хрупкие бокалы: они пили, не испытывая ни малейшего страха, и спиртное действовало на них, как обычно. Они чувствовали себя непринужденно, бродили по дому, и вскоре мистер Вэлльянт и миссис Толмэдж сами по себе отправились на экскурсию наверх, но, к счастью, никто не заметил, как они ушли, никто не обратил внимания на их отсутствие. Только спустя какое-то время миссис Толмэдж сбежала по лестнице и заперлась в ванной.
Хозяйка мельком увидела ее в коридоре и последовала за ней. Она постучала в дверь ванной и, получив разрешение войти, приготовилась осторожно расспросить миссис Толмэдж, узнать, что с ней случилось. Однако расспрашивать ее не потребовалось. Миссис Толмэдж, рыдая и заламывая руки, сама бросилась к ней на грудь.
– Что за подлые шутки! – выпалила она, заливаясь слезами. – Он прокрался в комнату, чтобы подглядывать за нами. Грязная свинья. Положим, мы там целовались, но ведь больше ничего не было. Как будто он сам не клеился весь вечер к Твен Хэкер. Вот только хотела бы я знать, где он раздобыл бороду. Перепугал меня до смерти.