– Отче наш! Иже если на небеси! Как там… Да святится имя Твое! Да приидет царствие Твое! Отныне… Не, ныне! И присно! И во веки веков! Аминь!
На «аминь» он налегал с особенной силой – казалось, что это мощное заклинание, которое одно только и способно положить конец пытке бессмертием.
– И во веки веков! Аминь!
От молитв сущности за облаками содрогались с особенно сладострастным предвкушением.
– Аминь!!!
Он пытался славить Аллаха, Кришну, Будду, всех богов, которых только смог вспомнить, даже Зевса. Ну, мало ли. Может, по бабкиной линии сработает.
Боги его не слышали.
Или слышали, но не хотели отвечать.
Даже боги боялись покинутого ада.
Мысль о том, что из этого кошмарного пространства можно выбраться, Владлена так и не покинула – наоборот, вытеснила из головы всё остальное. Надо было как-то отмотать всё это на самое начало; вспомнить нужное слово, нужное действие, отменяющее всё то, что с ним произошло.
Вспомнил!
– Я помогу себе сам, – крикнул Влад серой хмари над головой. – Никто больше мне руку не протянет!.. Дверь! Только я могу открыть дверь!
Сущности за облаками заворочались, выгибая мембрану между их адом и тем адом, в который угодил Владлен.
В ухе звонко и больно треснуло, словно его разложило после самолетной воздушной ямы.
Влад обернулся.
И увидел возникшую посреди пустоты дверь хозяйской комнаты.
Падая, обдираясь о покрывающие землю зубы, захлебываясь невесть откуда взявшейся в горле желчью (он ничего не ел с момента побега из реальности), рыдая, Влад побежал.
Заболели каждый порез, каждая часть тела – словно в нем не просто обратно включили чувствительность к внешним раздражителям, но и выкрутили ее на максимум.
Он успел подумать, что сейчас, кажется, умрет.
Помимо воли улыбнулся.
Так или иначе, покинутому аду его не удержать.
Упал.
Последние несколько десятков метров полз, раздирая в клочья и так истрепанную одежду.
Прикоснулся к двери, каждую секунду боясь, что та окажется иллюзией, издевкой висящих над головой сущностей.
Ощутил текстуру обычного, человеческого, уютного дерева.
В голос, захлебываясь, завыл.
Собрался, заставил себя подняться, встал на колени.
Дернул ручку.
Заперто.
Задергал ее снова, в истерике, из последних сил, колотясь о дверь всем телом.
Замер, услышав за дверью поспешные шаги.
Простонал, не веря своему счастью:
– Впусти!.. Открой!..
Услышал из-за двери собственный голос:
– Уйди! Тебя нет!
Зож
Вадя отпил очередной «Бармаглот» (третий, что ли, по счету, – кто их там считает), отер губы от гренадина и продолжил мысль:
– Нам уже, по ходу пьесы, недолго мучиться осталось – скоро генеративный AI будет всё это говно за нас писать, кастить и снимать.
– И смотреть тоже он будет, – мрачно пошутил Бога́тов.
– Дегенеративный искусственный интеллект! – сказал Антон лимону, плававшему в стакане с газированной водой.
Принесли десерт – выпендрежный, как принято у Мухина в «White Rabbit»: деконструированный медовик. Антон ковырнул вилкой горку медового мусса, отодвинул тарелку: по суточной норме калорий не влезало. И так пережрал сегодня – завтра кардио придется на полчаса увеличить. Надо бы на час, но времени вообще нет в последнее время.
Богатов пару раз клюнул свою порцию обломков медовика и сквозанул в курилку: она в «White Rabbit» была на крыше, видовая. Этот маневр был его коллегам хорошо знаком: Богатов херачил в среднем по грамму кокаина в день, по причине чего почти не ел. Углеводное окно (как это дело с юмором называл сам Богатов) открывалось у него редко и только для топовых ресторанов, за которые платится корпоративной картой, – а вот после ужина уже можно и нужно было сделать пару-тройку линий для блеска глаз. Тайное туалетное нюхание Богатов презирал: не дети же, хули стесняться. Посетители роскошной курилки с видом на здание МИДа либо сами занимались тем же самым, либо не возражали, либо просили поделиться – а обслуживающий персонал прятал глаза, потому что за время работы в «White Rabbit» насмотрелся еще и не на такое.
Вадя проводил глазами Богатова, допил коктейль, скривился и маякнул официантке:
– Не могу уже, сладко очень. Принеси, знаешь, вискаря чистого двойную, безо льда.
– Какого желаете? – спросила статная блондинка.
– Да там, – отмахнулся Вадя, – подороже сделай, на свой вкус.
Антон вернул разговор к теме, с которой отвлеклись на искусственный интеллект:
– Так что, думаешь, завернут маньяков нам?
– Сто процентов, – сразу сказал Вадя. – Можно было даже не париться питч распечатывать.
Антон вздохнул. Он понимал, конечно, что к их каналу (и примкнувшему к нему стриминговому сервису) с его придурочно-развлекательной направленностью история про маньяков из девяностых, хоть и классно написанная, никак не приклеивается, – но всё же не оставлял надежд разбавить поток бесконечных кулинарных реалити, стендап-концертов с одинаковыми шутками и сериалов про студентов, где «студентам» было уже как следует под сорок.
– Ты лайнап-то на этот сезон видел? – спросил Вадя. – Пятнадцатый сезон «Гопников и шкурок»; спин-офф «Счастливого семейства» про этого долбака, который папин брат из Сургута; «Мусора–7» твои; что-то про зону там…
– Реалити?
За реалити-шоу отвечал убежавший нюхать Богатов; в эти дела Антон предпочитал не лезть, объясняя это сам себе низким порогом брезгливости.
– И реалити про ждуль… Или ждулей? Про них, короче. Телок, которые пихарей с зоны ждут. И сериал еще отдельно, «Гражданин начальник». Там, кстати, нормально будет. На главную слышал кто?
Вадя назвал фамилию юмориста из центрового ток-шоу, несколько раз уходившего с канала навсегда, но через несколько месяцев снова возвращавшегося – на удвоенную зарплату. Антон фыркнул.
– Ты, между прочим, заебал своим снобизмом, – неожиданно злобно сказал собеседник. – Как будто мы, типа, в говне ковыряемся, а ты на белом коне. Одну работу делаем, а ты ебальник морщишь.
Вадя был не то чтобы неправ – и Антон это прекрасно понимал. Флагманский сериал про полицию, где он был генеральным продюсером, исправно генерировал рейтинги и рекламные бюджеты. Сериал был, честно говоря, чудовищным говном, несмотря на все попытки Антона как-то это дело облагородить, углубить диалоги, прокинуть на серию хотя бы по паре визуальных цитат из Винченцо Натали, его любимого шоураннера…
– И зожем своим задрал нам в нос тыкать, – продолжил коллега. – Типа, мы тут свиньи, торчим и бухаем, а он водичку пьет и салатики ест, как телка. Не-е-е-е, Антоша у нас не такой!..
– Так, а это тут при чем?! – окрысился Антоша. – Я это не навязываю, что я ем и пью – это только мое дело!
– Кто не курит и не пьет, тот здоровеньким помрет! – протараторил вернувшийся из курилки Богатов и залпом выдул полный стакан минералки.
Антон вздохнул. Подъебки про свой здоровый образ жизни он слышал десятки раз – и реагировать на них давно перестал: да-да, помру здоровеньким, зато лет через двадцать-тридцать после вас, мудаков. Он давно уже не пытался никому объяснить, что нет, он не заболел; нет, он себя не истязает; да, ему нравится заниматься спортом и осознанно питаться; да, он ненавидит даже запах спиртного; да, его может стошнить даже от табачного дыма (которым страшно воняло сейчас от Вади); да, он слишком собой дорожит, чтобы пробовать наркотики (которыми от Вади, кстати, тоже воняло – ацетоновый запах не очень хорошего «первого» был его постоянным спутником).
– Девочки, не ссорьтесь, – Богатов понял, что в его отсутствие коллеги успели пересраться.
– Сам ты девочка, блять, – рыкнул накрутивший себя Вадя и выдернул из руки подошедшей официантки стакан с вискарем.
– Всё-всё, давайте жить дружно, – речь Богатова, особенно упоротого Богатова, процентов на семьдесят состояла из дурацких цитат из советских фильмов, рекламных роликов тридцатилетней давности и замшелых анекдотов. – Мы же прекрасно понимаем, что телезрителю должно быть весело и вкусно. А когда телезрителю весело и вкусно, то и нам весело и хуй с ним!
– Да понимаем, понимаем, – неожиданно сдулся Вадя. – Че, с чьей закроем?
Антон намек понял: представительские бюджеты у них троих были примерно одинаковыми, но благодаря своему образу жизни он тратил меньше всех.
– Я заплачу, – хмуро сказал он, выковыривая из кармана бумажник «Burberry».
– Э, э! Че за бунт на корабле?! – подкинулся Богатов. – Время детское! По шампанскому давайте еще на ход ноги.
– Фу, – скривился Вадя. – Шипучка после виски? Обблююсь, не буду.
– Не бу – не на, – Богатов уже маяковал официантке. – А я, девушка, блан де бланчика на посошок. Два бокальчика сразу сделайте, чтобы два раза не вставать! И после этого счет – Антоша угощает! Смотри, Антоша, какая девушка симпатичная – ты уж чаевых там оставь нормально.
Девушка, действительно, была симпатичной. Поймав взгляд Антона, она едва заметно сделала ему знак ресницами; знак этот означал «обычно я такого не делаю, но вы, в отличие от ваших скотов-друзей, человек приятный и, судя по всему, не жадный – а значит, если вы дождетесь у бара конца моей смены, то нас с вами могут сегодня ждать удивительные приключения».
Антон отвел взгляд и положил карту на специальное блюдечко.
Он был, конечно, не из «этих» (хотя относился ровно, без осуждения – развлекательное телевидение состояло из «этих» примерно наполовину). Просто, ну… Он терпеть не мог того, что его мама-врач, пока была жива, строго называла «беспорядочными половыми связями». Презервативы, согласно ряду исследований, защищали далеко не от всего; через слюну незнакомого человека тоже можно было намотать кучу неприятных инфекций; да и в целом… Чужой запах чужого тела уже заранее, гипотетически, вызывал в Антоне спазмы отвращения. Он знал, что в таком формате, на разок потрахаться, у него всё равно не встанет – а таблетки от эректильной дисфункции он не признавал. Давление, аритмия… Нет уж, спасибо. Не для того, так сказать, роза цвела.