Не приняв ответного сигнала, официантка вполне ощутимо фыркнула и пихнула карту в терминал.
Богатов попытался перехватить инициативу, что-то затараторил, глотая окончания и брызгая слюнями, но поздно: блондинка снова приняла профессионально-холодный вид и ушла к бару за игристым.
Разошлись мрачно, даже руки не жали – Антон по гигиеническим соображениям этот ритуал не любил, Вадя всё еще дымился сдержанной злобой, а Богатов лихорадочно отстукивал сообщения телочкам в «Телеграме», забыв о социальных нормах.
Снова, в который уже раз, запутались в лифтах: в Смоленском пассаже они были мудовые, неочевидные. В первом дверь неожиданно открывалась за спиной, до второго нужно было идти через холл на одиннадцатом этаже… Антон привычно скрипнул зубами – сколько раз здесь был, а всё никак не мог привыкнуть.
Питч-митинг на следующее утро прошел по годами отработанной схеме: мутный Вадя опоздал, Богатов явно сегодня не ложился, все гопники и мусора ожидаемо пошли в продакшн с ожидаемыми бюджетами. Маньяков предсказуемо зарубили. Бебегян, руководитель канала и основной (если не считать безликих товарищей из недр нефтеносных месторождений и лубянских подвалов) владелец всей богадельни, глянул на распечатку синопсиса, закатил глаза в сторону Антона и нетерпеливо сделал рукой в том смысле, что «следующий», – всё это без единого слова.
Ну и ладно.
Всё пошло, покатилось дальше по привычной схеме. Встречи с задроченными ментовскими приключениями авторскими группами, обеды по делам, тренажерный зал, массаж, обезжиренный творог из «Азбуки вкуса», вареная куриная грудь, надо что-то уже думать про новогодние праздники, на лыжи снова не хочется, на пляже киснуть неинтересно, да и рисковать раком кожи из-за мимолетного загара тупо, может, за город куда-то, ну ладно, время еще есть, завтра опять встреча с задроченной авторской группой, на кардио не успеть уже, надо дома велотренажер покрутить часок-полтора, хоть это и не то совсем…
Антон вел свою «Теслу» по вечерней Кутузе, когда примагниченный к панели айфон загорелся вызовом с незнакомого номера.
Брать такие звонки дураков не было: в лучшем случае ошиблись, в худшем – сотрудники Сбербанка из «Матросской Тишины». Ну их.
Антон скинул звонок и сделал погромче Бетховена. Это был его снобский пунктик: вместо того чтобы следить за мельтешением поп-сцены или, как Богатов, угорать по гангста-рэпу, он принципиально не слушал ничего, что записано меньше двухсот лет назад. Помимо всего прочего, классическая музыка, согласно некоторым исследованиям, благотворно влияла на кардиологию, давление и другие важные параметры организма. Антон, конечно, британским ученым (в широком, а не географическом смысле этого выражения) доверял не сильно, но интуитивно понимал: от классики, в отличие от всей современной дерготни, хуже не будет точно. А вот лучше – вполне может.
Айфон засветился серией сообщений, читать которые на ходу Антон не собирался – как известно, из-за телефонов происходит до 70% фатальных ДТП, а он планировал жить долго.
Снова зазвонил незнакомый номер.
– Блин, – недовольно прошипел Антон и нажал кнопку «Принять».
– Антон Владимирович? – спросил незнакомый женский голос.
– Да. Чем обязан? – в голову почему-то пришло это старорежимное выражение.
– Будьте у телефона, пожалуйста. Вам перезвонят.
Короткие гудки почему-то вызвали у Антона легкую панику: заколотилось сердце, вспотели ладони.
Прижался к бордюру недалеко от съезда на трешку, встал на аварийку. Закрыл глаза, глубоко вдохнул, медленно выдохнул. Отругал себя за излишнюю впечатлительность – мало ли, может, трикстеры какие-нибудь, или как там они сейчас называются – пранкеры? флешмоберы?.. В конце концов, имя-отчество по номеру телефона пробить элементарно. Или просто – угадать.
Сдернул телефон с магнитного крепления, открыл список входящих; последний звонок был с обычного сотового номера. Если бы там было «Номер скрыт» или еще какая-нибудь спамерская затычка, он бы… Успокоился? Еще сильнее распсиховался? Антон так и не решил, что бы изменилось.
Перезвонил, с ненавистью глядя на собственные дрожащие пальцы. Приготовил вежливый, с прохладцей вопрос-уточнение: «Прошу прощения, а по какому вопросу?..»
Додумать не успел: вместо гудков bluetooth прокинул в динамики машины тишину.
Сорвалось, что ли?
Набрал номер снова, предварительно отвязав телефон от электронных мозгов «Теслы». Прижал трубку покрепче к уху.
Тишина никуда не делась.
Антон смотрел перед собой невидящими глазами и липко потел.
В глубинах тишины что-то едва слышно щелкнуло, как будто кто-то переключил канал на допотопном телевизоре.
Москва перед глазами вдруг дернулась, словно по ней прошелестел статический разряд.
Изображение на огромном рекламном экране, нависавшем над Кутузой в полусотне метров впереди, вдруг едва различимо изменилось. Не сменилось новым макетом, а именно что дернулось, принимая чуть изменившуюся форму: Антону показалось, что улыбка мультяшной коровы на рекламе стейков «Агропрома» стала шире, а взгляд – осмысленнее.
Дернул головой, зажмурился до ярких вспышек на внутренней стороне век, широко раскрыл глаза.
В зеркале заднего вида мелькнул полицейский маячок.
– Освобождаем правительственную трассу, – хрюкнуло из мегафона.
По дороге домой Антон успокоился: помогли привычный ритм вечерней Москвы и рациональный склад ума.
«Скорее всего, стрессанул просто, – мысленно рассуждал Антон под возобновившегося Бетховена. – С этой защитой проектов, с ужимками Бебегяна, на йоге давно не был, вот оно и накопилось. Вадя с Богатовым еще из равновесия вечно выводят, это ж тоже всё в подкорке откладывается…»
Он не очень хорошо представлял себе механизм этого откладывания (как и то, чем является подкорка), но успокоительный внутренний монолог сработал. Вскоре он перестал даже коситься на телефон – никто, разумеется, не перезвонил. А если не перезвонили сразу, значит точно – либо спам, либо выходки каких-то полудурков-блогеров.
Через несколько дней происшествие забылось, стерлось привычным рабочим и спортивным ритмом его жизни… Только иногда почему-то вспоминалась эта дурацкая мультяшная корова. Он даже открыл сайт «Агропрома», чтобы повнимательнее рассмотреть логотип, но ничего необычного не заметил: корова и корова. Сравнить было не с чем: поиск по картинкам выдавал одну и ту же зверюшку с широкой улыбкой, а упаковки под рукой не было – Антон стейки не покупал и не ел. Холестерин в красном мясе зашкаливал, и каждый съеденный кусок жареной говядины сокращал жизнь потребителя на месяц-полтора. Сами такое жрите.
Незнакомый номер так и не перезванивал – и стало понятно, что уже и не перезвонит. Для верности Антон добавил его в черный список и окончательно выкинул ситуацию из головы.
Тем более, что занять голову было чем: на канале начались нездоровые и нежданные перемены. Сначала по мелочи, почти незаметно: всему старшему продюсерскому составу (то есть ему, Ваде, Богатову и еще паре человек – но не инстаграм-блондинке Светлане, бывшей, по слухам, любовницей Бебегяна) срезали лимиты по корпоративным картам. Потом срезали еще раз – даже Светлане, причем настолько, что Богатов почти перестал приходить в офис обшмыганным и начал резко набирать вес.
«Гражданин начальник» не полетел, а его главная звезда снова со скандалом ушла к конкурентам.
Стриминг задышал на ладан: самописная технология потрескивала по швам, фильмы и шоу нещадно тормозили, платежные данные пользователей самопроизвольно исчезали из личного кабинета и попадали в палатки Савеловского рынка.
«Гопников и шкурок», самую рейтинговую программу канала, неожиданно и резко закрыл Госроснадзор – кто-то там матюгнулся в кадре, мудаки-монтажеры не в полной мере запикали, возмущенная общественность просигнализировала куда следует, высокая инстанция приняла меры по защите нравственности. Понятно было, что «Гопники и шкурки» пали жертвой закадрового столкновения интересов бенефициаров канала с интересами каких-нибудь других бенефициаров, но легче от этого понимания не стало: рейтинги просели, а в прайм-тайме образовалась дыра. Месяц-два ее можно было, конечно, почти безболезненно затыкать золотым фондом советской комедии (Антон отказывался понимать, почему миллионы людей продолжают, как подорванные, смотреть замшелую дрянь вроде «Полосатого рейса»), но что делать потом, никто не знал.
Бебегян отменил все запланированные встречи и планерки, бродил по офису мрачный и взглядом ни с кем не встречался, а потом вообще куда-то исчез, перестав отвечать на почту и звонки.
– Хер знает что, – констатировал очевидное Вадя, развалившийся в гостевом кресле Антонова кабинета. – Пиздец, блять. Сука.
Антон никогда не матерился – и считал это некультурной, скотской привычкой: неуважением к собеседнику, неуважением к русскому языку и, в конечном итоге, неуважением к себе самому. Уподобляться быдлу Антон был не намерен! Даже в жизненных ситуациях, связанных с испугом, резкой болью или крайней степенью удовольствия, он себя контролировал: либо употреблял эвфемизмы («Да блин! Ерш твою медь!»), либо просто шумно выпускал воздух сквозь стиснутые зубы. Поэтому в ответ на тираду Вади он скривился и неопределенно кивнул – в смысле, что согласен с такой постановкой вопроса, но не согласен с формой ее вербализации.
На неодобрение коллеги Ваде было, честно, посрать. Он мучался тягостным текильным похмельем, потел, хотел борща и ненавидел состояние мутной тяжести – и по работе, и свое персональное.
Антон сделал сосредоточенное лицо и тыркнул в клавиши ноутбука – типа, я работаю, не до причитаний сейчас.
Коллегу пантомима не впечатлила.
Вадя вдруг оглушительно хлопнул в ладоши (Антон от неожиданности дернулся – и сразу же себя за это отругал) и выпрямился. На его лице появилось выражение мрачной решительности.
– Пошли пожрем, Антониони. Заебал тут это…