— Вы правда не знаете? — спросил он.
— Откуда мне знать? Мы с вами одни телесериалы смотрим.
Двое мужчин, в жизни не видавших бомбу, вместе уставились на двигатель, пытаясь ее отыскать.
— Я ничего не вижу, — сказал Алан.
— Я тоже.
Сели в машину. Юзеф сунул ключ в зажигание.
— Готовы?
— Не надо драм. Без вас хватает.
Юзеф повернул ключ. Мотор взревел. Сердце у Алана чуть не лопнуло.
Они отъехали, снова миновали саудовского солдата на «хаммере»: лицо в тени пляжного зонтика, ноги отмокают в детской ванночке.
— Так у вашего отца лавка?
— В старом городе. Сандалиями торгует.
— Погодите. Ваш отец продает обувь?
— Ага.
— Мой тоже. Ну надо же.
Алан глянул на Юзефа — ждал, пожалуй, что это розыгрыш. Слишком серьезное совпадение.
— Не верите? — спросил тот. — Я вас в лавку свожу. Я там все детство отпахал. Все пахали, никуда не денешься, — и братья мои, и я. Но у меня отец — тиран. Никого не слушает. Особенно меня. Я бы пользу мог принести, модернизировал бы лавку. А отец старый совсем. Ни о чем новом и слышать не хочет.
Все братья Юзефа нашли себе другие занятия. Один — врач в Иордании. Другой — имам в Эр-Рияде. Последний — в бахрейнском колледже.
Выехали на шоссе.
— А теперь анекдот, — сказал Юзеф. — На счастье.
— Это такой саудовский обычай?
— Не знаю. Я не в курсе наших обычаев. Наших якобы обычаев. Я даже не уверен, есть ли у нас обычаи.
— У меня сегодня туго с анекдотами, — сказал Алан.
Но потом вспомнил.
— Короче. Муж и жена готовятся ко сну. Жена стоит перед большим зеркалом, разглядывает себя. «Знаешь, — говорит, — милый, я смотрю в зеркало и вижу старуху. Лицо в морщинах, голова седая, плечи ссутулились. Ноги жирные, руки дряблые. — Поворачивается к мужу: — Утешь меня чем-нибудь, чтоб я себе хоть чуть-чуть нравилась». Он смотрит на нее внимательно, размышляет и тихо, задумчиво говорит: «Ну, со зрением у тебя все в порядке».
Юзеф громко расхохотался. Слишком громко.
— Пожалуйста, тише.
— Голова болит? Крутой у вас был сиддики.
— Что такое сиддики?
— Это значит «мой друг». То, что вы пили.
— Я все отрицаю.
— Алан, я же не гвардеец. И вы не первый бизнесмен, которого я вожу. Погодите-ка.
Впереди блокпост. Пара солдатиков на разделительной, тормозят проезжающих. На обочине патрульная машина, внутри еще трое в форме. Юзеф опустил стекло. Солдат пробубнил вопрос, Юзеф ответил, солдат махнул рукой. И все дела. Юзеф покатил дальше.
— И все? Проверить не хотел?
— Иногда хотят.
— Кого-то ищут?
— Наверное. Это все для галочки. Тут никто в армии служить не хочет. Если б можно было, нанимали бы филиппинцев каких-нибудь.
Выехали из города, очутились на пустынном шоссе. Мимо, расплескивая пыль, проехал грузовик с пальмами.
— Так вы хотите есть или не хотите? — спросил Юзеф.
— Я даже не знаю.
— Лучше сильно опоздать, чем немножко. Я в том году несколько недель возил одного техасца. Это он мне сказал. Если опоздаешь на полчаса, кажется, что нечаянно. А если на два — кажется, что так и надо.
Чуть дальше по шоссе Юзеф отыскал придорожный ресторан. Свернули. Ресторан на открытом воздухе — кабинки с низкими перегородками. Зашли — накатил запах рыбы. Воображая первую трапезу после попойки, Алан предвидел отнюдь не морских гадов. Скорее хлеб и бекон.
Юзеф подвел его к большой витрине — сотни рыб на льду.
Алана чуть не вырвало.
— Пожелания есть? — спросил Юзеф.
Что угодно, только не это. Уйти отсюда, съесть что-нибудь сухое. Крекеры, чипсы. Но воспитание обязывало есть, что дают.
— Что выберете, — сказал он.
— Две вот этих, — Юзеф кивнул на двух серебристо-розовых рыбин с фут длиной: — Называются наджель. Не знаю, как по-английски. — И сделал заказ.
Они сели снаружи — впрочем, там полагалось не сидеть. По обычаю полагалось прилечь на пол, опираясь на жесткую подушку.
На плечи и колени садились мухи. Алан отмахивался, но их упорство не ослабевало. Одна мысль о рыбной трапезе на улице в такую жару отбивала аппетит. Завопило животное — Алан обернулся. На перегородке обосновался кот — судя по морде, у него надвигался тысячелетний юбилей. На левом глазу бельмо, нижний зуб торчит перевернутым клыком. Непонятно, как это существо способно протянуть еще хотя бы день. Юзеф рявкнул на метрдотеля, тот явился с метелкой, шуганул кота через соседнюю перегородку и в переулок.
У Юзефа затрясся телефон. Заработали большие пальцы.
— Подруга моя, — пояснил он.
Алан запутался в его женщинах, о чем и сообщил.
— Сейчас объясню, — сказал Юзеф.
Он был помолвлен с Аминой — знал ее еще девочкой. Когда они объявили о намерениях ее родителям, ее отец отказал. К Юзефу были серьезные претензии: семья у него бедуинская, а для некоторых саудовских аристократов это за гранью дозволенного. Думают, мы дикари, пояснил Юзеф. Его отец — лавочник, из деревни, образования никакого. И неважно, что он преуспел, заработал миллионы динаров, отметил Юзеф, в родной деревне выстроил большую резиденцию, целую гору для этого срыл.
— И что — конец?
В голове у Алана заклубились возможности: а нельзя было эмигрировать? Сбежать и пожениться тайно?
— А что тут сделаешь? Но это не страшно. Я теперь о ней не так часто вспоминаю. А родители мне другую нашли.
Эта другая, Джамиля, была шикарна, сказал Юзеф, он в жизни таких красавиц не встречал, а тут вдруг ему ее подарили. Поженились несколько месяцев спустя, но хотя он любил смотреть на нее, глядеть, как она двигается, они совершенно друг другу не подходили.
— Тупая коза.
Спустя год развелись, и он опять стал холостяком.
— У меня с женщинами сплошные драмы. Но с Нур все иначе.
Нур — это его подруга; ну, насколько такие вещи дозволительны. Немного моложе — двадцать три; аспирантка. Познакомились онлайн.
— Такая умница, — сказал он. — Каждый день меня на лопатки кладет. И из рода пророка Мухаммеда. Честное слово, чем хотите поклянусь.
Дела продвигались, и они с Нур уже обсуждали, как сказать родителям, и тут Юзефу начала писать бывшая жена Джамиля. Она вышла за богача сорока с гаком — международного мошенника худшего пошиба, подозревал Юзеф.
— Ездит в Европу и занимается сексом с мальчиками.
— Он гей? — спросил Алан.
— Гей? Да нет. Думаете, раз так, значит, он гей?
Алан еще не проснулся, не вписался в этот поворот и цепляться к словам не стал.
Принесли еду. Тарелки с резаным латуком, с огурцами и помидорами, бурым рисом, хобезом — это лепешка вроде наана, — а затем и рыбу. Юзеф подсек кусок пальцем.
— Аль-сйадйа, — пояснил он.
Рыбу обжарили во фритюре, но в остальном она осталась той же рыбой, что лежала под стеклом, — глаза, кости, все на месте. Алан отодрал кусок лепешки, цапнул рыбу за бок. Откусил.
— Вкусно? — спросил Юзеф.
— Отлично. Спасибо.
— Все вкусно, если жареное.
Вернулся престарелый кот. Юзеф брыкнул в слепую тварь ногой — кот в ярости мявкнул. И кинулся бежать.
— А она тем временем шлет мне по десять СМС в день. Иногда видно, что ей просто скучно. «Чем занимаешься?», трали-вали. А иногда, типа, сексом прям истекает. Жалко, что показать не могу.
Юзеф полистал сообщения в телефоне, и Алану захотелось почитать истекающие сексом СМС скучающей саудовской домохозяйки.
— Как приходят, сразу стираю.
Джамиля могла отчитаться о своем местонахождении почти за любую минуту замужества, супруг эти СМС не читал, но подозрения его цвели пышным цветом.
— Если бы прочел, — сказал Юзеф, — прикончил бы меня, как пить дать. Ее уж точно. Она вовремя всё стерла. А он оператору звонил, распечатки требовал. Детский лепет.
Алан оторопел. Он, конечно, не очень разбирается в саудовской системе правосудия, но все равно: риск огромен, а выгод почти никаких.
— Она же из-за этих СМС рискует жизнью? Ее камнями не побьют?
Юзеф смерил его взглядом:
— Алан, мы не побиваем людей камнями.
— Извините, — сказал Алан.
— Мы им головы рубим, — сказал Юзеф и расхохотался с полным ртом риса. — Но такое редко бывает. Короче. У нее теперь второй телефон. Два телефона — один для обычных звонков, за ним муж следит, а другой для меня.
— У всех замужних, — объяснил Юзеф, — есть второй телефон. Это у нас тут крупный бизнес.
Страна живет на двух уровнях — здесь показуха, там реальность.
— Свободного времени хоть отбавляй. Индонезийцы по дому шуршат, а ей только по магазинам ходить да телик смотреть. Она там загибается. На той неделе написала: «Ты любовь всей моей жизни». Не знаю, откуда уж этот оборот взяла. В общем, муж хочет меня убить — так и живу. Серьезно это, несерьезно — не разберешь. Иногда просыпаюсь среди ночи и думаю: ведь правда убьет, в любую минуту. А иногда самому смешно. Так себе расклад.
И на Алана внезапно накатило отцовское сочувствие. Как-то само получилось. Эта история с мужем не стоит выеденного яйца. Простая задача, простое решение.
— Вам с ним надо поговорить.
— Чего? Ну уж нет. — Юзеф потряс головой и запихал в рот кусок рыбы.
— Поговорите с ним, — продолжал Алан, — посмотрите ему в глаза и скажите, что с его женой у вас ничего не было. Ничего же не было?
— He-а. Ничего. Даже когда еще были женаты.
— Вот так и скажите, и он поймет, что вы говорите правду. Потому что вы посмотрите ему в глаза. Иначе вы ведь не захотели бы с ним встречаться, правда? Вы бы ему в лицо не взглянули, если б и впрямь трахали его жену.
Юзеф закивал:
— Неплохо. Это… это идея. Мне нравится. Но я не знаю, здраво ли он мыслит. Может, уже крышей поехал. Он такие сообщения мне на телефоне оставляет — здравые люди такого не говорят.
— Это поможет, — сказал Алан. — Я не первый год на свете живу, кое-какой опыт есть. И на этом все кончится.