Голос друга — страница 8 из 17

Мушкет сразу проникся доверием к словам неизвестного человека и коротко рассказал, как досталась ему книга.

Антуан Декав взял книгу и, перелистывая ее, вспоминал полузабытые строки, разглядывал гравюру. Лицо его было задумчивым, печальным. Он сел на ступени крыльца и рассказал историю книги Тибо. Когда он кончил, Мушкет сказал:

— Возьми книгу, гражданин. Она по праву принадлежит тебе… Но не прячь ее от людей!

Он пожал Декаву руку и ушел в дом. Он ушел торопливо, словно боялся передумать. А может быть, просто не хотел, чтобы люди видели, как он, герой Тулона, растроган, растроган до слез…


Всю ночь в комнате Антуана Декава горел свет. Всю ночь художник читал, перечитывал знакомые страницы. И ему казалось, что он слышит голос друга. Как мужественно звучал этот голос! Он как бы утверждал правильность трудного пути самоотречения, служения народу, избранного Декавом.

За дощатой перегородкой спал беспокойным сном племянник Антуана Марсель — шестнадцатилетний юноша, единственная нежная привязанность якобинца. Марсель приехал в Париж из провинции, после того как его отец был убит в битве с пруссаками у Вальми — славной битве, спасшей революционный Париж, которую великий Гете назвал «первой победой народов над королями». Просыпаясь этой ночью, Марсель видел свет в комнате дяди, слышал его бормотание, кашель. «Должно быть, — думал юноша, — дядя снова не будет спать до утра, изучает дела аристократов и спекулянтов, гнусных изменников родины, чтобы завтра в трибунале потребовать их смерти…»

Впоследствии Антуан Декав, так же как Мушкет, делился с другими силой ненависти к рабству, верой в победу справедливости, которые черпал в книге Тибо. Первый, кому он прочитал «Рассуждение о свободе человека», был племянник.

Диковатый, замкнутый юноша любил читать. Он постоянно таскал с собою то один, то другой потрепанный томик «Жизнеописаний» Плутарха, восхищался Вольтером и Руссо. С жадностью поглощал от первой до последней строки все, что преподносила своим читателям любимая народом газета «Отец Дюшен». И Антуан Декав не сомневался, что книга Тибо найдет отклик в сердце Марселя.

Юноша слушал чтение, опустив голову, ничем не проявляя своего интереса к книге. После чтения смущенно молчал, — не отвечал на вопросы дяди, замкнутый, как всегда. Декав был огорчен. С досадой подумал, что мальчишка глуповат — не дорос, видно, до книги!.. Но вскоре понял, что ошибся. Спустя несколько дней он нашел племянника уединившегося с книгой на чердаке. Марсель так был увлечен чтением, что не слышал шагов дяди. Заплаканное лицо его раскраснелось, глаза горели, Декав хотел приласкать, успокоить юношу, — тот вырвался, убежал…

Еще в ту ночь, когда Декав перечитывал так чудесно вновь обретенную книгу, он подумал о необходимости переиздать ее. Осуществить эту мысль ему не удалось. Не до книги было — дни и ночи не знал он отдыха, — особенно, когда стал членом Комитета общественной безопасности.

А потом подошел день 9 термидора — кровавый июльский день 1794 года, день гибели революции. Сам Антуан Декав поднялся на деревянный помост гильотины, куда перед этим отправил немало врагов республики.

Предвидя свой арест, он отдал книгу Тибо Марселю.

— Береги ее, — сказал он, и повторил слова Мушкета: — Но от людей не прячь, голос ее не должен замолкать!


Глава четвертаяДУШИ ПРЕКРАСНЫЕ ПОРЫВЫ

…Передо мной знакомые преданья,

Где собран опыт трудных многих лет

И разума пытливые гаданья…

Н. Огарев


1

Косо летел по ветру сухой, колючий снежок. Белым дымом курились сугробы.

По пустынному проселку под серым мутным небом, среди полей с синеющей вдали полоской леса брели французские солдаты.

Усталые, голодные, обмороженные, шли они по страшному пути отступающей армии, — шли, кутаясь в лохмотья, спотыкаясь, часто останавливаясь.

В снегу, по обочинам, нередко попадались окоченевшие трупы в мундирах прославленных наполеоновских полков, пронесшихся всесокрушающим ураганом по странам Европы и только здесь, в этой ужасной, огромной, непостижимой России, нашедших свою бесславную гибель. Тускло поблескивали припорошенные снегом кивера и каски с орлами императора. Пушка на разбитых колесах уткнулась стволом в сугроб. Воронье с унылым карканьем кружилось над снежной пустыней.

Солдаты шли много дней — уж и не помнили сколько. Держась в стороне от Старой Смоленской дороги, они обходили утонувшие в снегу, словно уснувшие до весны деревеньки — хоронились от партизан. Но у них были более беспощадные враги — голод и стужа. И эти враги, не зная жалости, расправлялись с обессилевшими людьми: с неделю назад солдат было десять, осталось четверо…

Впереди шел барабанщик, совсем еще мальчик. У него были отморожены руки. На бледном, без единой кровинки лице застыли слезы. Безумным, остановившимся взглядом смотрел он на нескончаемые снежные просторы. За ним шли старик-гренадер в высокой медвежьей шапке, с длинным ружьем за плечами и толстый капрал с черным обмороженным лицом, обмотанным тряпками. Они несли носилки, кое-как сколоченные из жердей и древков знамен. На носилках, закутанный в лошадиную попону, стонал и метался в жару молодой офицер — Марсель Декав. Кто мог сказать, что у него — тиф, воспаление легких?

— Страшно мне, — шептал больной. — Страшно, снег, кругом снег!.. Не оставляйте меня здесь!.. Страшно, страшно!..

Порой, впадая в беспамятство, он начинал петь. И у людей, несших его, находившихся на пределе человеческих страданий, сжималось сердце, когда он слабым, срывающимся голосом пел о далекой прекрасной Франции, о ее золотых и багряных виноградниках, залитых солнцем, о девушке, ждущей милого дружка у колодца, или начинал выкрикивать куплеты «Карманьолы»…

Бедный Марсель! Видно, не суждено ему вернуться на родину, образ которой вставал перед ним в бреду… Чего только не пережил он после смерти своего дяди, якобинца Антуана Декава! Кумиром Марселя стал первый консул республики Наполеон Бонапарт. Юноша восхищался его блистательными победами. В простоте души он думал так: «Мой отец погиб в битве, при Вальми, защищая революционный Париж. Наполеон со славой продолжает его дело — спасает республику от злейших внешних врагов. Я должен встать под его знамена!»

Марселя не смутило даже то, что его кумир был провозглашен «императором французов». «Ну и что? — думал он, — всем известно, что у каждого наполеоновского солдата в походном ранце есть маршальский жезл! Маршал Ней — сын трактирщика, маршал Ланн — сын простого солдата!..» Марсель участвовал в победоносных сражениях под Аустерлицем и Иеной. А потом — русский поход. Бородино, которое даже император назвал самым страшным из своих сражений… Пылающая Москва… И — бесславное бегство…


Желтая заря погасла над дальним лесом. Спускались сумерки, когда они добрались до березовой рощи.

Капрал принес охапку хвороста. Гренадер срубил тесаком молодую сосенку.

Не так-то просто разжечь оледенелые сучья. Капрал вспомнил: в походной сумке командира есть книга. Достал ее, в раздумье полистал и сунул обратно в сумку. Нет, он не решится уничтожить эту книгу! Он знал, как командир дорожил ею: не расставался с ней во всех походах. Капрал вытащил из нагрудного кармана небольшую пачку писем, перевязанную тонким шнурком. Что поделаешь? Придется расстаться с этой единственной памятью о мирной жизни, казавшейся теперь сном, сказкой… Может быть, та, что писала письма, и не ждет его больше…

Вскоре на утоптанном снегу запылал костер.

К ночи стало холоднее, вызвездило. Откуда-то издалека донесся приглушенный расстоянием волчий вой, словно голос снежной пустыни. И люди придвинулись ближе к костру…

Марсель Декав умер на рассвете. Товарищи стояли, обнажив головы, над его телом возле потухшего костра. И снова, как вчера, как позавчера, — им казалось, что так было всегда — летел, кружился снег…

Они и не заметили, как в сумерках рассвета, прячась за стволами берез, в роще бесшумно появились косматые, неуклюжие тени — вооруженные вилами и косами мужики из ближней деревни.

2

— Пришпорим коней, мосье Жобур! — крикнул князь Сергей Тугарин гувернеру. Обернувшись, он указал хлыстом на свинцовую тучу, быстро выраставшую над пестрым осенним лесом.

— Там, за холмом, — деревня. В ней мы укроемся от дождя. Догоняйте!

Сильный порыв влажного ветра пронесся над жнивьем, над березовым перелеском, погнал по проселку желтые листья.

Князь свернул с дороги, пришпорил коня и поскакал прямо по жнивью. Старик француз быстро отстал от него. Он неуклюже трясся в седле, смешно вскидывая локтями.

Туча настигла всадников. Когда они, отогнав собак, спешились у первой же избенки, чуть не до окон вросшей в землю, тяжелые капли дождя прошумели в лимонно-желтой листве старого тополя, в лопухах и крапиве у покосившегося плетня.

Босой мужик повел коней под навес. Князь и француз вошли в полутемную избу.

Брюхатая баба, торопливо повязывая платок, низко кланялась барину. Ребятишки, затаившись на печке, со страхом и удивлением смотрели на нежданных гостей.

Разгоряченный скачкой, молодой князь бросился на лавку возле окна.

— Умираю от жажды! — воскликнул он, смеясь. — Хозяюшка, голубушка, принеси-ка нам молока, да похолодней!.. Нет ничего вкуснее, мосье, холодного свежего молока, пахнущего сеном! — добавил он по-французски.

На лице хозяйки — испуг, растерянность.

— Молока?.. Ах ты господи!.. Сейчас, батюшка барин, сейчас! — она кинулась в сени. Пошепталась там с какой-то древней старухой, и гости увидели в окно, как она бежала по улице под проливным дождем, накрывшись дерюжкой.



— Насколько я понял, — сказал мосье Жобур, — молока у нее нет!

Князь Сергей с досадой нахмурил брови, оглядел избу.

— Какая, однако, грязь. И эта ужасная вонь. Дышать нечем!..